говорить, двигаться, приподниматься в кровати и повертываться. Ханна - это
было в обеденное время - принесла мне каши и поджаренного хлеба. Я ела с
наслаждением; пища мне нравилась, она была лишена того неприятного привкуса,
который вызван был жаром и отравлял все, что бы я ни отведала. Когда Ханна
ушла, я почувствовала, что силы возвращаются ко мне, я как бы ожила;
бездействие угнетало меня. Хорошо бы встать. Но что я могла надеть? Только
сырое, испачканное платье, в котором я спала на земле и проваливалась в
болото? Мне было стыдно показаться моим благодетелям в таком неприглядном
виде. Но я была избавлена от этого унижения.
черное шелковое платье висело на стене. На нем уже не было пятен, оно было
тщательно выглажено и имело вполне приличный вид. Даже мои башмаки были
вычищены и чулки приведены в порядок. Я увидела также все нужное для
умывания и гребень и щетку, чтобы причесаться. После утомительных усилий,
отдыхая каждые пять минут, я, наконец, оделась. Платье висело на мне, так
как я очень похудела, но я прикрыла его шалью и в прежнем опрятном и
приличном виде (не осталось ни пятна, ни следа беспорядка, который я так
ненавидела и который, как мне казалось, унижал меня), держась за перила,
спустилась по каменной лестнице в узкий коридор и, наконец, добралась до
кухни.
огня. Ханна пекла хлебы. Как известно, предрассудки труднее всего искоренить
из сердца, почва которого никогда не была вспахана и оплодотворена
образованием; они произрастают упорно, стойко, как плевелы среди камней. При
первом знакомстве Ханна отнеслась ко мне недоброжелательно; затем она
понемногу смягчилась; а теперь, увидав, что я вхожу опрятно и хорошо одетая,
она даже улыбнулась.
хотите, садитесь в мое кресло возле очага.
дело поглядывая на меня уголком глаза. Вынув хлебы из печи и повернувшись ко
мне, она вдруг спросила меня в упор:
обижаться и что я в самом деле явилась сюда как нищая, я ответила спокойно и
твердо:
чем вы и ваши молодые хозяйки. Помолчав, она сказала:
слова.
собираетесь делать с этим крыжовником? - спросила я, когда она принесла
корзину с ягодами.
платье.
работе, я вижу это по вашим рукам. Может быть, вы были портнихой?
не беспокоит. Скажите лучше, как называется эта усадьба?
приходе в Мортоне.
желание повидать священника.
и были невежливы, что назвали меня нищенкой...
шляется столько всякого жулья, что вы должны простить меня.
такую ночь, когда и собаку не выгонишь.
чем о себе. Бедняжки! Некому о них позаботиться, кроме меня. Волей-неволей
будешь сердитой.
почему. Не столько за то, что вы отказали мне в приюте и сочли обманщицей, а
за ваш упрек, что у меня нет ни денег, ни дома. А между тем некоторые из
самых лучших людей на свете были так же бедны, как я; и, как христианка, вы
не должны считать бедность преступлением.
же самое. Неправа я была; и теперь я вижу, что вы совсем не такая, как мне
показалось сначала. Вы очень милая и вполне приличная барышня.
приветливая улыбка озарила ее грубое лицо, и с этой минуты мы стали
друзьями.
разделывала тесто для пирогов и рассказывала мне различные подробности о
своих покойных хозяине и хозяйке и о "детях" - так она называла молодых
девушек и их брата.
но это не мешало ему быть джентльменом, и притом из очень старинного рода.
Марш-энд принадлежал Риверсам с того самого дня, как был построен, добрых
двести лет тому назад; правда, с виду это небольшой и скромный дом - не
сравнить его с хоромами мистера Оливера в Мортон-Вейле. Но она еще помнит
отца, Билла Оливера, - тот был всего-навсего рабочим на игольной фабрике, а
Риверсы - дворяне еще со времен всех этих Генрихов, в этом может убедиться
всякий, кто заглянет в книгу метрических записей, что хранится в мортонской
церкви. Правда, старый джентльмен был человек простой, как все здешние. Он
был страстный охотник и хороший хозяин, и все в таком роде. Ну, а хозяйка,
та была совсем другая. Очень читать любила и вечно что-то изучала; и детки
пошли в нее. Таких, как они, нет в здешнем краю, да и никогда и не было;
полюбили они учение, все трое, чуть не с того самого дня, как говорить
начали; и всегда они были особенные, не другим чета. Мистер Сент-Джон, как
подрос, поступил в колледж, а потом сделался пастором; а девочки, как только
окончили школу, решили пойти в гувернантки. Они говорили, что их отец
потерял много денег из-за одного человека, которому доверился, а тот взял да
и обанкротился; и так как отец теперь недостаточно богат, чтобы дать за ними
приданое, они должны сами о себе позаботиться. Сестры почти не живут дома и
приехали только на короткое время, по случаю смерти мистера Риверса; но они
так любят Марш-энд, и Мортон, и вересковые пустоши, и наши горы! Обе барышни
побывали в Лондоне и еще во многих больших городах; но они всегда говорят,
что дома лучше всего. А как они дружны между собой! Никогда не поспорят, не
поссорятся! Уж другой такой дружной семьи, вероятно, и на свете нет.
брат.
Сент-Джон, увидев меня, молча поклонился и прошел мимо, но обе девушки
остановились. Мери в немногих словах ласково и спокойно выразила свое
удовольствие, что я уже совсем поправилась и встала с постели; Диана взяла
меня за руку и покачала головой.
она. - Вы все еще очень бледны и худы. Бедное дитя! Бедная девочка.
было радостно встречать. Ее лицо казалось мне прелестным. Лицо Мери было
таким же одухотворенным, ее черты так же привлекательны; но она была более
замкнута и держалась, несмотря на мягкость, несколько отчужденно. Во взгляде
и в речах Дианы была известная властность; по всему было видно, что это
волевая натура. Мне всегда доставляло удовольствие уступать власти - если
Березин Федор
Бажанов Олег
Прозоров Александр
Круз Андрей
Шилова Юлия
Корнев Павел