управлялась двумя форейторами - княжеская роскошь. Наконец больше всего
возбуждало любопытство и сбивало с толку то обстоятельство, что карета
была тщательно закрыта со всех сторон. Верх был поднят. Окошечки были
защищены ставнями; все отверстия, куда только мог проникнуть глаз,
заслонены; снаружи нельзя было видеть того, что было внутри экипажа, и,
вероятно, изнутри точно так же не было видно ничего из происходившего
снаружи. Впрочем, судя по всему, в карете никого не было.
тюрьма была подведомственна серрейскому шерифу. Такое разграничение
подсудности было в Англии явлением обычным. Так, например, лондонский
Тауэр считался расположенным вне территории какого-либо графства, то есть,
с точки зрения юридической, как бы висел в воздухе. Тауэр не признавал
никаких судебных властей, кроме своего констебля, носившего звание custos
turris [страж башни (лат.)]. Тауэр имел свою собственную юрисдикцию, свою
церковь, свой суд, свое особое управление. Власть кустода, или констебля,
простиралась и за пределы Лондона на двадцать одно селение.
в частности, должность главного канонира Англии подчинена лондонскому
Тауэру.
Например, английский морской суд руководствуется в своей практике законами
Родоса и Олерона (французского острова, некогда принадлежавшего
англичанам).
иногда и рыцарем. В старинных хартиях он именуется spectabilis -
человеком, на которого надлежит смотреть. Этот титул занимал среднее место
между illustris и clarissimus [преславный и светлейший (лат.)]: он был
ниже первого и выше второго. Шерифы графств некогда избирались народом; но
с тех пор как Эдуард II я вслед за ним Генрих VI сделали назначение на эту
должность прерогативой короны, шерифы, стали представителями королевской
власти. Все они назначались его величеством, за исключением шерифа
уэстморлендского, должность которого являлась наследственной, а также
шерифов Лондона и Мвддлсекса, избиравшихся самим населением в Commonhall.
Шерифы Уэльса и Честера пользовались известными правами фискального
характера. Все эти должности существуют в Англии и поныне, но мало-помалу,
испытав на себе влияние новых обычаев и новых идей, уже утратили свои
прежние характерные особенности. На шерифе графства лежала, между прочим,
обязанность сопровождать выездных судей и при случае оказывать им
покровительство. Подобно тому, как у человека две руки, у шерифа было два
помощника; правой его рукой был собственно помощник шерифа, а левой -
судебный пристав. При содействии окружного пристава, именуемого
жезлоносцем, судебный пристав арестовывал, допрашивал и под
ответственность шерифа подвергал тюремному заключению воров, убийц,
бунтовщиков, бродяг и всяких мошенников, подлежавших суду окружных судей.
Разница между помощником шерифа и судебным приставом, которые оба были
подчинены шерифу, состояла в том, что помощник шерифа сопровождал его, а
судебный пристав помогал ему в отправлении его должности. Шериф возглавлял
два суда: суд постоянный, окружной, County court, и суд выездной,
Sheriff-turn, воплощая, таким образом, в своем лице единство и
вездесущность судебной власти. В качестве судьи он мог требовать в
сомнительных случаях содействия и разъяснений от ученого юриста, так
называемого sergens coifae, присяжного законоведа, который под черной
шапочкой носил колпачок из белого кембрика. Шериф "разгружал" места
заключения: прибыв в один из городов подведомственного ему графства, он
имел право наскоро, огулом, решить судьбу всех арестованных, либо
освободив их совсем, либо отправив на виселицу, что называлось очисткой
тюрьмы, goal delivery. Шериф предлагал составленный им обвинительный акт
двадцати четырем присяжным заседателям; если они соглашались с ним, то
писали на нем; bilta vera [правильный акт (лат.)]; если не соглашались,
делали надпись: ignoramus [не знаем (лат.)]; во втором случае обвинение
отпадало, я шериф имел право уничтожить обвинительный акт. Если во время
судебного следствия один из присяжных умирал, каковое обстоятельство по
закону влекло за собой признание обвиняемого невиновным, шерифу, имевшему
право арестовать обвиняемого, предоставлялось право освободить его из-под
стражи. Особенное уважение и особый страх, внушаемые шерифом, объяснялись
тем, что на его обязанности лежало исполнение "всех приказаний его
величества" - чрезвычайно опасная широта полномочий. Такие формулы таят в
себе неограниченную возможность произвола. Шерифа сопровождали чиновники,
именовавшиеся verdeors (лесничими) и коронеры; торговые приставы обязаны
были оказывать ему содействие; кроме того, у него была прекрасная свита из
конных и пеших слуг, одетых в ливреи. "Шериф, - говорит Чемберлен, - это
жизнь правосудия, закона и графства".
разрушительного процесса подвергаются постепенному измельчанию и
уничтожению. В наше время, повторяем, ни шериф, ни жезлоносец, ни судебный
пристав уже не могли бы отправлять свою должность так, как они отправляли
ее прежде. В старинной Англии существовало некоторое смешение отдельных
видов власти, и недостаточная определенность полномочий влекла за собой
вторжение в сферу чужой деятельности - явление, в наши дни уже
невозможное. Тесной связи между полицией и правосудием положен ныне конец.
Наименования должностей сохранились, но функции их уже стали иными. Нам
кажется, что даже самый смысл слова wapentake изменился. Прежде оно
обозначало судейскую должность, теперь оно обозначает территориальное
подразделение; прежде так назывался кантонный пристав, ныне же - самый
кантон.
своем лице в качестве городской власти и представителя короля, правда с
некоторыми добавочными полномочиями и ограничениями, обязанности двух
чиновников, носивших некогда во Франции звание главного гражданского судьи
города Парижа и полицейского судьи. Главного судью города Парижа довольно
четко характеризует запись в одном из полицейских протоколов того времени:
"Господин гражданский судья не враг семейных раздоров, потому что это
всегда для него грабительская пожива" (22 июля 1704 года). Что же касается
полицейского судьи, особы, опасной многообразием и неопределенностью своих
функций, то этот тип нашел себе наиболее полное выражение в личности Рене
д'Аржансона, в котором, по словам Сен-Симона, сочетались черты трех судей
Аида.
Бишопсгейтской тюрьме.
7. ТРЕПЕТ
Гуинплен содрогнулся. Ему показалось, что эта только что закрывшаяся за
ним дверь была рубежом между светом и мраком, между миром земных радостей
и царством смерти, что все, что освещает и согревает солнце, осталось
позади, что он переступил пределы жизни, очутился вне ее. Сердце у него
болезненно сжалось. Что с ним намерены сделать? Что все это значит?
только закрылась дверь, он как будто мгновенно ослеп. Оконце тоже
захлопнулось. Не было ни отдушины, ни фонаря - обычная мера
предосторожности в старинные времена. Запрещалось освещать внутренние ходы
тюрьмы, чтобы вновь прибывшие не могли их приметить.
был какой-то коридор. Мало-помалу бог весть откуда сочившийся в высокое
подземелье сумеречный свет, к которому, расширяясь, приспособился зрачок,
позволил Гуинплену различить неясные очертания тянувшегося перед ним
коридора.
преувеличивавшего Урсуса, и теперь ему чудилось, будто его схватила чья-то
огромная незримая рука. Ужасно, когда нами распоряжается неведомый нам
закон. Можно сохранять присутствие духа при всяких обстоятельствах и
все-таки растеряться перед лицом правосудия. Почему? Потому, что
человеческое правосудие - потемки, и судьи бродят в них ощупью. Гуинплен
помнил, что Урсус говорил ему о необходимости соблюдать молчание; ему
хотелось живым вернуться к Дее; он сознавал, что находится во власти
чьего-то произвола, и боялся раздражать тех, от кого он теперь всецело
зависел. Иногда желание выяснить положение только ухудшает его. С другой
стороны, все происходившее с ним так тяготило его, что в конце концов он
не удержался и спросил:
безмолвном аресте, и текст нормандского закона не допускал в подобных
случаях никаких послаблений: "A silentiarils ostio praepositis introducti
sunt" [вводятся привратниками, блюстителями тишины (лат.)].
себя сильным; он не нуждался ни в чьей поддержке; не нуждаться ни в чьей
поддержке - значит быть необоримым. Он жил одиноким, воображая, что
одиночество - верный залог неуязвимости. И вот внезапно он почувствовал на
себе гнет некоей ужасной безликой силы. Каким способом бороться с чем-то
страшным, жестоким, неумолимым - с законом? Он изнемогал под бременем этой
загадки. Неведомый прежде страх прокрался к нему в душу, отыскав слабое
место в защищавшей его броне. К тому же он совсем не спал и ничего не ел;
он еле прикоснулся к чашке чая. Всю ночь он метался в каком-то бреду, его
и теперь лихорадило. Его мучила жажда, быть может и голод. Пустой желудок
дурно влияет на наше душевное состояние. Со вчерашнего дня на Гуинплена
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Адамов Григорий
Ильин Андрей
Влодавец Леонид
Трубников Александр