может, нет деяния выше того, что творят эти души". И добавляем: "Быть может,
нет труда более полезного".
- это прекрасно. Deo erexit Voltaire {Богу вознес молитву Вольтер (лат.).}.
возвышенности молитвы.
своего отпечатка на XIX век, - время, когда существует столько людей с
низкими лбами и низменными душонками, когда столько людей возводят
наслаждение в нравственный принцип и поглощены скоропреходящими и гнусными
материальными благами, всякий, удаляющийся от мира, в наших глазах достоин
уважения. Монастырь - отречение. Жертва, в основе которой лежит ошибка,
все-таки жертва. Вменить себе в долг суровую ошибку - это не лишено
благородства.
нельзя не признать, что в монастыре, самом по себе, в монастыре, как в
отвлеченном понятии, бесспорно есть нечто величественное. Особенно женская
обитель, ибо в нашем обществе больше всего страдает женщина, а в этом
добровольном принятии монашеского пострига звучит протест.
только что обрисовали, - это не жизнь, ибо в ней нет свободы, и не могила,
ибо в ней нет успокоения; это странное место, откуда, как с вершины высокой
горы, по одну сторону видна бездна, где мы находимся, а по другую - бездна,
где мы будем находиться. Это грань, узкая и неопределенная, разделяющая два
мира, освещаемая и омрачаемая обоими одновременно; здесь угасающий луч жизни
сливается с тусклым лучом смерти; это полумрак гробницы.
не могли смотреть без благоговейного и сочувственного трепета, без
страдания, смешанного с завистью, на эти самоотверженные существа, пугливые
и доверчивые, на эти смиренные и возвышенные уповающие души, осмеливающиеся
жить на самом краю тайны, между миром, который замкнут для них, и небом,
которое для них не отверсто. Обратившись душой к невидимому свету, обладая
лишь счастьем думать, что им известно, где этот свет находится, ищущие
бездны и ищущие неведомого, они вперяют взор в неподвижный мрак,
коленопреклоненные, исступленные, изумленные, трепещущие, в иные мгновения
полувознесенные могучим дыханием вечности.
Книга восьмая. КЛАДБИЩА БЕРУТ ТО, ЧТО ИМ ДАЮТ
Глава первая, ГДЕ ГОВОРИТСЯ О СПОСОБЕ ВОЙТИ В МОНАСТЫРЬ
донесшийся до него среди глубокой ночи, оказался хором монахинь, певших
утреню; зала, представшая перед ним во мраке, оказалась молельней; призрак,
который он увидел простертым на полу, оказался сестрой, "совершающей
искупление"; бубенчик, звук которого поразил его, оказался бубенчиком
садовника, привязанным к колену дедушки Фошлевана.
сели перед ярко пылавшим очагом ужинать; ужин их состоял из куска сыра и
стакана вина; после ужина они сейчас же улеглись на двух охапках соломы, так
как единственная постель в сторожке была занята Козеттой. Улегшись, Жан
Вальжан сказал:
понимал, что если он и Козетта вернутся в Париж, то погибнут. Налетевший на
него новый шторм забросил их в монастырь, и Жан Вальжан думал теперь об
одном: остаться здесь. Сейчас для несчастного в его положении монастырь был
и самым опасным и самым безопасным местом: самым опасным, ибо ни один
мужчина не имел права ступить за его порог; если его там обнаруживали, то
считали застигнутым на месте преступления, - таким образом, для Жана
Вальжана монастырь мог оказаться дорогой к тюрьме, самым безопасным, ибо
если человеку удавалось проникнуть сюда и остаться, то кому же взбредет в
голову искать его здесь? Поселиться там, где поселиться невозможно, - это
единственное спасение.
ровно ничего не понимает. Каким образом г-н Мадлен оказался здесь, когда
кругом стены? Через монастырскую ограду так просто не перелезть. Как же он
оказался здесь, да еще с ребенком? По отвесным стенам не карабкаются с
ребенком на руках. Что это за ребенок? Откуда они оба взялись? В монастыре
Фошлеван ничего не слыхал о Монрейле - Приморском и ни о чем происшедшем там
не знал. Дядюшка Мадлен держал себя так, что с вопросами к нему нельзя было
подступиться; да Фошлеван и сам говорил себе: "Святых не расспрашивают". В
его глазах г-н Мадлен продолжал оставаться значительным лицом. Единственно,
что мог заключить садовник из нескольких слов, вырвавшихся у Жана Вальжана,
это что времена нынче тяжелые и г-н Мадлен, видимо, разорился и его
преследуют кредиторы, или же он замешан в каком-нибудь политическом деле и
скрывается; но это не отвратило от него Фошлевана, - как многие из наших
северных крестьян, он был старой бонапартистской закваски. Скрываясь, г-н
Мадлен избрал убежищем монастырь и, конечно, пожелал в нем остаться. Но что
для Фошлевана было необъяснимо, к чему он постоянно возвращался и перед чем
становился в тупик, это - каким образом г-н Мадлен очутился здесь, и не
один, а с малюткой. Фошлеван видел их, дотрагивался до них, говорил с ними -
и не мог этому поверить. Впервые в сторожку Фошлевана вступило непостижимое.
Фошлеван терялся в догадках и представлял себе ясно только одно: г-н Мадлен
спас ему жизнь. В этом он был уверен твердо, и это повлияло на его решение.
Он сказал себе: "Теперь моя очередь". А его совесть добавила: "Господин
Мадлен столько не раздумывал, когда нужно было кинуться под повозку меня
оттуда вытаскивать". Он решил спасти г-на Мадлена.
что, если б он оказался вором, стал бы я его спасать, помня, кем он был для
меня? Конечно. Если бы он был убийцей, стал бы я его спасать? Конечно. Но он
святой - стану я его спасать? Конечно".
такой, почти неосуществимой попыткой Фошлеван тем не менее не отступил.
Скромный пикардийский крестьянин решил преодолеть крепостной вал
монастырских запретов и сурового устава св. Бенедикта, имея взамен штурмовой
лестницы лишь преданность, искреннее желание и некоторую долю старой
крестьянской смекалки, призванной на этот раз сослужить ему службу в
великодушном его намерении. Старый дед Фошлеван прожил всю жизнь для себя, и
вот, на склоне дней, хромой, немощный, ничем в жизни не интересовавшийся, он
нашел отраду в чувстве признательности и, найдя возможность совершить
добродетельный поступок, с такой жадностью на это накинулся, с какой
умирающий, обнаружив стакан хорошего вина, которое он никогда не пробовал,
хватает его и пьет. Добавим к этому, что атмосфера монастыря, которой он
дышал уже несколько лет, уничтожила в нем себялюбие и привела к тому, что в
душе его возникла потребность проявить милосердие, совершив хоть
какое-нибудь доброе дело.
Определение правильное, но не исчерпывающее. Мы дошли до того места нашего
рассказа, где было бы небесполезно дать психологическую характеристику
дедушке Фошлевану. Он был из крестьян, но когда-то служил письмоводителем у
нотариуса, и это придало некоторую гибкость его уму и проницательность его
простодушию. Потерпев в силу разных причин крушение, он из письмоводителя
превратился в возчика и поденщика. И все же ни ругань, ни щелканье кнутом,
что входило в круг его обязанностей и без чего, по-видимому, не могли
обходиться его лошади, не убили в нем письмоводителя. Он обладал природным
умом; его речь была правильна; он, что редко встречается в деревне, умел
поддерживать разговор, и крестьяне говорили про него: "Это прямо барин в
шляпе". Фошлеван действительно принадлежал к тому разряду простолюдинов,
которые на дерзком и легкомысленном языке прошлого столетия назывались
"полугорожанин, полудеревенщина" и которые в метафорах, употребляемых во
дворцах по адресу хижин, именовались так: "не то мещанин, не то мужик; в
общем ни то ни се". Фошлеван, этот жалкий старик, дышавший на ладан, хоть и
много претерпел и был изрядно потрепан, все же оставался человеком, вполне
добровольно повиновавшимся первому побуждению, - драгоценное качество,
препятствующее человеку творить зло! Недостатки и пороки, - а у него они
были, - не укоренялись в нем; словом, он принадлежал к числу людей, которые
при ближайшем знакомстве с ними выигрывают. На этом старческом лице
отсутствовали неприятные морщины, которые, покрывая верхнюю часть лба,
свидетельствуют о злобе или тупости.
увидел, что г-н Мадлен, сидя на охапке соломы, глядит на спящую Козетту.
Фошлеван приподнялся и сказал:
задумчивости.