посидеть на кнехте, потравить за жизнь.
дипломированный, - такое дело на ветер бросать? А по морям шастать - ну его
к бесу! Пусть вон салаги попрыгают, они еще этой романтики не нахлебались.
Ты, кандей, со мной согласен?
судовые ж повара такой экзамен проходят. Если ты своего дела не профессор,
на судне ты не задержишься, не-ет! Кеп тебя в другой рейс не возьмет, ему
тоже покушать хочется хорошо. Так что у меня шанс. В ресторан "Горка"
пристроиться. Блат, конечно, нужен. Но в принципе?
Великое дело - погода, солнышко! А тут еще в порт идем.
сочинил. Божественную.
расплести - забавная сказочка.
мы придем туда - к Господу, которого нету. Там уже будут сидеть космонавты,
маршалы, писатели, большие ученые и заслуженные артисты, - им-то прямая
путевка в рай. И однажды заявится туда наш кандей Вася, приведут его на суд
Божий ангелы и архангелы. И спросит его Господь, которого нету, спросит с
металлом в голосе: "Кто ты и на что надеешься? Отзовись сию же минуту!" -
"Повар я. По-рыбацки сказать - кандей. На милость твою надеюсь, Господи.
Больше-то мне на что надеяться?" - "Говори, чего натворил ты в жизни земной
и морской?" - "Да что ж особенного, Господи? Делал, что все делают. Ну, и
грешен, конечно. Бабе изменил с ее же сеструхой, она из деревни погостить
приезжала; жена дозналась - и в крик..." - "Это большой грех, кандей. Он
тебе зачтется. Но главное - что ты делал?" - "Борща варил, с болгарскими
перцами". - "Что ж тут за фокус - борща сварить? Это и баба сумеет, а ты
все-таки штаны носил". - "А шторм же был, Господи. Одиннадцать баллов Ты нам
послал!" - "Одиннадцать, говоришь? Тогда это не я - это сатана вам удружил.
Я только до шести посылаю, а дальше он". - "Это верно, Господи. При шести
еще жить можно - и к базе швартануться, и на камбузе управиться. А при
одиннадцати - попробуй. Если карданов подвес имеется, еще ничего, а если
так, на плите, полкастрюли себе на брюхо прольешь". - "И как бичи - ценили
твое искусство?" - "Не жаловались. За ушами пищало. Да как не ценить -
другие кандей при семи баллах сухим пайком выдают, им это и по инструкции
разрешено, а я исключительно горячим довольствием, да еще каждый день хлеб
выпекал. Но честно сказать Тебе, Господи, тогда им уже не до меня было.
Гибли бичи. Совсем пузыри пускали". - "Постой! - скажет Господь, которого
нету. - Они, значит, смерти ждали? Им же, значит, о душе следовало подумать,
приготовиться к суду Моему. А ты им - борща! Как же это, кандей? Ты, значит,
против Меня?"- "Господи, где же мне против Тебя! Но разве Тебе охота с
голодными бичами дело иметь? Ведь они уже не о душе будут думать, а как бы
насчет пожрать. Я человек маленький, но я дело знаю. Потонем мы там или
выплывем, предстанем пред очи Твои или еще подождем, в рай Ты нас пошлешь, в
золотую палату для симулянтов, или же сковородки заставишь лизать каленые -
но я к Тебе бичей голодными не пущу. Я их должен накормить сперва, и притом
- горячим довольствием. При любом волнении и ветре. А там - суди меня, как
знаешь. Но я свою судовую обязанность исполнил". Призадумается тогда
Господь, которого нету. "Пожалуй, ты прав, кандей. Но у меня еще вопрос к
тебе. Сам-то ты верил, что смерть пришла?" - "Какие уж там сомнения,
Господи! Ветер - на скалы, а машина застопорена, и якоря не держат. О чем же
я думал, когда на бичей смотрел, как они рубают?" - "И все-таки ты им борща
сварил?" - "Истинно так, Господи. Хорошего, с перцами. Это мое дело, и я
делал на совесть". И скажет Господь, которого нету: "Больше вопросов не
имею. Подойди ко Мне, сын Мой, кандей Вася. Посмотри в Мои рыжие глаза.
Грешен ты, конечно. Да хрен с тобою, не станем мелочиться. В основном же ты
- наш человек. И вот я тебе направление выписываю - в самый райский рай, в
золотую палату для симулянтов!" И скажет Он своим ангелам и архангелам:
"Отведите бича под белы руки. И запишите себе там, в инструкции: нету на
свете никакого геройства, но есть исполнение обязанности..."
"юношей", который в совхоз наметился гусей разводить, - конечно, не дело это
- по морям шастать. Они меня тоже спрашивают:
присмотрюсь. Я все же на фрезеровщика когда-то учился.
объякоримся и повело - вкалывать! Салаги, салаги пускай поплавают.
вспомнить лень, что я вчера только был у "маркони" и видел все их
радиограммы - Шуркину, кандееву, "юноши". Пишут в управление флота, просят
продлить им соглашение еще на год. А я зачем к "маркони" ходил? С такой же
самой радиограммой. Потому что еще за день до этого вызывал нас по одному
Жора-штурман, который списки составляет на новый рейс. Меня тоже позвал,
спросил, глядя в сторону:
треску. На двадцать дней. Ты как? Пойдешь?
мучился? Спросил бы... Только статью подберут, по какой списать. В счет
международной солидарности, что ли. Советская власть - она ж добрая, чего
хочешь спишет.
Ты же верный кандидат в тюрягу. Она же по тебе горькими слезами плачет! Ты
хоть контролируй свои поступки.
он и не советовал, если помните. А намек еще нужно до дела довести. И его
тоже можно понять, Жору: кепа бы за эти сети и разжаловали и судили, а меня
бы только судили, разжаловать же меня некуда. К тому же вон как все
обошлось.
"маркони" все равно себя первым поставит, когда список будет передавать на
порт.
премудрость. Ну, правила тяжело запомнить, черт ногу сломит. Но у меня же в
ГАИ кореш, выставлю ему банку, сделает мне правишки. Как думаешь?
8
звякало, визжало, шипела электросварка, мимо сопок, где ни один огонек еще
не светился, мимо "Арктики", еще пустоглазой, а в середине гавани он к нам
перешвартовался бортом и стал заталкивать в ковш.
одетые в береговое, только мне пришлось телогрейку у боцмана просить.
ковш и упирается в причал носом, а второй штурман стоит уже наготове с
чемоданчиком и с ходу перепрыгивает на пирс и летит что духу есть в контору
- за авансом. А мы пока разворачиваемся и швартуемся уже по-настоящему,
крепим все концы - прижимные, продольные, шпринговые - и только лишь
заканчиваем это дело, он уже чешет обратно на всех парах и кричит: "Есть!" И
мы набиваемся в салон, дышим друг другу в затылки, а он распечатывает пачки
на столе, ставит галочки в ведомости и - пожалте "сумму прописью", кто
сколько заказывал: двести, триста. Потом уже грузчики-берегаши выгрузят нашу
рыбу, и нам ее за весь рейс посчитают, и контора выдаст полный расчет. А
женщины уже ждут нас толпою на пирсе, чтобы сразу же развести по домам -
хватит, наплавались капеллой!
последней швартовки. Мы посмотрели - и не узнали родного причала. Пусто,
некому даже конец принять. Потом явился некто - дробненький, в капелюхе с
ушами, как у легавой, - и мрачно нам сказал:
стать, радио не слышали? - И скинул нам гашу с тумбы.
буксиром сутки будем в ковше разворачиваться.
так я вам это устрою.
уже не слушали, перепрыгивали на пирс.
скрипел, никогда он на палубе так не скрипит. И вдруг увидели женщин - со
всех ног они к нам бежали, с плачами, с охами: