конторских книг да некрашеной конторки и стула. - Ого! Это что такое?
микроскопического штыка, выскочившего из перочинного ножика при нажатии
пружинки.
фабрики, рынки, гостиницы, магазины, особняки, пристани, биржа, театр,
общественные здания всякого рода, вплоть до редакции ежедневной газеты
"Эдемский скорпион", - все это было очень точно нанесено на план.
Мартин, оборачиваясь.
- что мне там нечего будет делать.
Позвольте-ка! Нет, этот еще не построен.
своего компаньона локтем.
на план, ответил только:
зубочистке, насвистывал "Янки Дудл" * и сдувал пыль с крыши театра.
план, но с дрожью в голосе, которая показывала, с какой тревогой он ожидает
ответа, - я думаю, там... уже есть архитекторы?
же тогда строил все это? - спросил он вслух.
- предположил Марк.
повернулся и устремил на него свой зрячий глаз.
мистер Скэддер предлагал исследовать их в переносном смысле, в качестве
символов его нравственности, и потому Мартин поторопился объявить, что они
чище только что выпавшего снега.
такими замечаниями; хотя они и безобидны, однако совершенно неуместны и вряд
ли интересны для посторонних. Я вам удивляюсь.
быть без голоса, все равно как болвану в картах".
двадцать подряд ткнул зубочисткой в конторку, глядя на Марка, словно он его
пронзал этим оружием.
Мартин кротким, примирительным тоном.
дело? Может, он укатил с целой кучей долларов, а может, не заработал ни
цента. Может, он был лодырь, а может, и делец, каких мало. Да!
Может, эта конторка и стул не из эдемского леса. Да! Может, туда не поехала
целая орда поселенцев. Может, и совсем нет такого города в великих
Соединенных Штатах! Все может быть!
Скэддеру, чтобы тот дал его друзьям подробные сведения о небольшом участке в
пятьдесят акров с домом, который раньше принадлежал компании и теперь снова
вернулся в ее руки.
участок надо бы повысить цену. Да, да!
Мартину зрячей половиной лица, каких трудов это ему ни стоило, показал ему
одну страницу. Мартин прочел ее с жадностью и спросил:
живое, он решил быть точным до микроскопической доли волоска. Наконец,
медленно описав зубочисткой несколько кругов в воздухе, словно только что
выпущенный почтовый голубь, он вдруг ткнул зубочисткой в чертеж, пронзив
посредине главную пристань.
что дело кончено.
ожидать, потому что Скэддер был не в духе, ко всему придирался и то и дело
ставил им палки в колеса: то просил еще подумать и зайти опять через
неделю-другую; то предсказывал, что участок им не понравится; то предлагал
им отступиться и уйти и, не стесняясь в выражениях, отчитывал генерала за
безрассудство. Но в конце концов удивительно скромная сумма, которую просили
за участок, всего сто пятьдесят долларов, или немногим больше тридцати
английских фунтов, внесенных "и Кь" в архитектурную фирму, были уплачены;
Мартин сразу вырос от сознания, что владеет землей в цветущем городе Эдеме,
и голова его стала дюйма на два ближе к деревянному потолку маленькой
конторы.
вручая Мартину все нужные документы, - на меня не обижайтесь.
Генерал, вы идете?
генерал, снисходительно и важно подавая Мартину руку. - Теперь, сэр, вы
гражданин самой могущественной и высокопросвещенной страны, какая украшает
мир; страны, сэр, где человека связывают с человеком всеобъемлющие узы любви
и справедливости. Будьте же достойны вашего нового отечества, сэр!
свой пост в качалке, не успел генерал с нее слезть, и опять раскачивался с
таким видом, как будто его и не беспокоили. Марк несколько раз оглядывался
на него, пока они шли к "Национальному отелю", но теперь к ним обращена была
поврежденная сторона профиля, не выражавшая ничего, кроме сосредоточенного
внимания. Удивительный контраст с другой стороной! Агент был не смешлив и
никогда не смеялся открыто, но каждая черточка гусиных лапок и каждая жилка
на поврежденной стороне морщилась от смеха. Половинки двойной фигуры "Смерть
и красавица" на заставке к старой балладе не разделены более резко и не
отличаются так страшно друг от друга, как отличались две стороны профиля
Зефании Скэддера.
двенадцать должно было состояться большое собрание Уотертостской Ассоциации
Сочувствующих в общей зале "Национального отеля". Мартин не отставал от
генерала, любопытствуя побывать на собрании и узнать, в чем же, собственно,
дело, и, когда они вошли в залу, пробрался вслед за ним на маленькую
платформу из сдвинутых вместе столов, где для генерала было поставлено
кресло и где мистер Лафайет Кеттл, в качестве секретаря, торжественно
раскладывал на столе какие-то документы, должно быть из категории
"Забористых статеек".
увидите такое зрелище, после которого британскому льву останется только
поджать хвост и завыть от страха!
таком ковчеге, но, разумеется, не высказал этой мысли. Чахлый юноша типа
Джефферсона Брика предложил выбрать генерала председателем, а после того
произнес весьма зажигательную речь, в которой много говорилось о домашнем
очаге и об уничтожении цепей тирании.
гражданина Колумбии было беспредельно. Если бы он был собственным прадедом,
говорил он, уж и задал бы он этому льву, проучил бы его, как укротитель,
стальным бичом, так что тот долго не забыл бы урока. - Лев! - восклицал
молодой колумбиец. - Где этот лев? Кто он и что он? Покажите мне этого льва!
Подайте его сюда! Сюда! - восклицал он, становясь в позу борца. - На
священный алтарь, - кричал молодой колумбиец, возводя в этот высокий ранг
простой обеденный стол, - на прах наших предков, орошенный их доблестной
кровью, которая лилась как вода на родных полях Чикабиддилика! Подайте мне
этого льва! - говорил молодой колумбиец. - Я вызываю его один на один! Я
смеюсь над ним! Я вперед говорю ему, что как только рука Свободы коснется
гривы этого льва, он падет передо мною бездыханный и орлы нашей великой
республики посмеются над ним! Ха-ха-ха!
молодой колумбиец, скрестив руки на груди, стоит один в сиянии славы, и
орлы, надо полагать, бешено хохочут на горных вершинах, начались такие
рукоплескания, что едва не дрогнули стрелки на часах Конногвардейского штаба
в Лондоне *, изменив среднее время в столице Англии.