очаг в старой лавке. Долгов нет, ссуда, полученная от фирмы Домби, покрыта,
а все ключи я посылаю вместе с этим пакетом. Шуму не поднимайте и никаких
справок обо мне не наводите: это бесполезно. Больше, дорогой Нэд, нет
поручений от вашего верного друга Соломона Джилса". - Капитан глубоко
вздохнул, а затем прочел следующие слова, приписанные внизу: - "Мальчик Роб,
как я вам говорил, рекомендован фирмой Домби с лучшей стороны. Если бы все
остальное пошло с молотка, позаботьтесь, Нэд, о Маленьком Мичмане".
вертел письмо в руках и, прочитав его раз двадцать, опустился на стул и
мысленно стал держать военный суд, - для этого потребовались бы объединенные
усилия всех великих гениев, которые, пренебрегая своим несчастливым веком,
решили обратиться к потомству, но и у него не добились успеха. Сначала
капитан был слишком потрясен и расстроен, чтобы думать о чем бы то ни было,
кроме самого письма; и даже когда мысли его обратились к различным
сопутствующим фактам, то оказалось, что, пожалуй, лучше было бы им не
покидать первоначальной темы - так мало проясняли они эти факты. В таком
расположении духа капитан Катль, имея пред судом Точильщика, и только его
одного, почувствовал великое облегчение, решив, что подозрения падают на
него; эта мысль столь ясно отразилась на физиономии капитана, что Роб
запротестовал.
можете! Что я сделал, чтобы так на меня смотреть?
что бы ты ни сделал, не наговаривай на себя.
на якорь.
тщательно расследовать это таинственное происшествие, как подобает человеку,
связанному с обеими сторонами, капитан Катль решил осмотреть место действия
и не отпускать от себя Точильщика. Считая, что в настоящее время этот юнец
находится как бы под арестом, капитан колебался, не целесообразно ли будет
надеть ему наручники, связать ноги или привесить к ним груз; но сомневаясь,
законны ли подобные действия, капитан решил только придерживать его всю
дорогу за плечо и сбить с ног, если он окажет сопротивление.
дому мастера судовых инструментов, не испытав более суровых мер воздействия.
Так как ставни были еще закрыты, капитан прежде всего позаботился открыть
лавку; когда же дневной свет проник в комнату, капитан с его помощью
приступил к дальнейшему расследованию.
торжественного трибунала, все члены коего соединились в его лице, и
потребовал, чтобы Роб лег в постель под прилавком, указал точно место, где
он, проснувшись, обнаружил ключи и пакет, и показал, каким образом нашел
дверь незапертой, как отправился на Бриг-Плейс, - причем капитан
предусмотрительно приказал восстановить эту последнюю сцену не выходя за
порог, - и так далее и так далее. Когда все это было показано несколько раз,
капитан покачал головой и, по-видимому, пришел к заключению, что дело
принимает дурной оборот.
тщательные поиски по всему дому: с зажженной свечой шарил в погребах,
засовывал свой крючок за двери, больно ударялся головой о балки и
запутывался в паутине. Поднявшись в спальню старика, они убедились, что в ту
ночь он не ложился в постель, а только прилег поверх одеяла, о чем
свидетельствовал еще сохранившийся на одеяле отпечаток.
последние дни, когда мистер Джилс так часто приходил и уходил, он понемногу
уносил мелкие веши, чтобы не привлекать внимания.
бритья. И щеток его не вижу, капитан. И рубашек. И башмаков.
сосредоточивал внимание на деталях туалета Точильщика, - не обнаружится ли,
что тот недавно ими пользовался или в настоящее время ими владеет. Но Робу
незачем было бриться, он, разумеется, был не причесан, и не могло быть
никаких сомнений в том, что свой костюм он носит давно.
котором часу он уклонился от курса? Ну?
после того, как я захрапел.
добиться точных сведений.
только, что поначалу сон у меня крепкий, а под утро - чуткий; и если бы
мистер Джилс прошел через лавку на рассвете, хотя бы даже на цыпочках, я бы
уже непременно услышал, как он закрывает дверь.
что мастер судовых инструментов скрылся по собственному желанию; такому
логическому выводу способствовало письмо, адресованное капитану, которое,
будучи несомненно написано рукой старика, как будто без особых натяжек
подтверждало догадку, что тот решил уйти и ушел по своей воле. Теперь
капитану предстояло подумать, куда он ушел и зачем? А так как он не видел
никаких путей к решению первого вопроса, то и ограничил свои размышления
вторым.
тот вечер он не мог объяснить, почему оно было таким теплым, но теперь это
стало понятно, - у него возникло страшное подозрение, что старик,
подавленный тревогой и тоской по Уолтеру, пришел к мысли о самоубийстве. Так
как он был не приспособлен к тяготам повседневной жизни, о чем частенько
говаривал сам, и несомненно выведен из равновесия неопределенным положением
и надеждами, исполнение которых все откладывалось и откладывалось, подобное
предположение казалось не только не бессмысленным, но даже слишком
правдоподобным.
ареста на имущество - что же, если не припадок безумия, побудило его бежать
из дому одного и тайком? Касательно же кое-каких вещей, взятых им с собой,
если он действительно их взял - а даже в этом они не были уверены, - он мог
это сделать, рассуждал капитан, чтобы предотвратить расследование, отвлечь
внимание от своей гибели или успокоить того самого человека, который в
данный момент взвешивал все эти возможности. Таковы были, если изложить
простым языком и в сжатой форме, окончательные выводы и сущность рассуждений
капитана Катля, которые не скоро приняли это направление и подобно иным
публичным рассуждениям были сначала весьма сбивчивы и беспорядочны.
освободить Роба из-под ареста, к коему его приговорил, и предоставить ему
свободу при условии почетного надзора за ним, от которого не намерен был
отказываться. Наняв у маклера Броли человека, который должен был во время их
отлучек сидеть в лавке, капитан взял с собою Роба и занялся печальными
поисками смертных останков Соломона Джилса.
столице не избежал посещения твердой глянцевитой шляпы. На пристанях, среди
судов на берегу реки, вверх по течению, вниз по течению - всюду и везде, где
толпа была гуще, поблескивала она, словно шлем героя в битве. В течение
целой недели капитан читал во всех газетах объявления обо всех найденных и
пропавших людях и во все часы дня отправлялся опознавать Соломона Джилса в
бедных маленьких юнгах, упавших за борт, и в высоких темнобородых
иностранцах, принявших яд, "удостовериться, - говорил капитан Катль, - что
это не он". И в самом деле, это был не он, и у доброго капитана другого
утешения не оставалось.
безнадежными, и стал размышлять, что надлежит ему теперь делать.
Неоднократно перечитав письмо своего бедного друга, он заключил, что
первейшей его обязанностью является сохранить "для Уолтера домашний очаг в
старой лавке". Поэтому капитан принял решение переселиться в дом Соломона
Джилса, заняться продажей инструментов и посмотреть, что из этого выйдет.
Мак-Стинджер, а он знал, что эта энергическая женщина и слушать не станет о
его переезде, капитан пришел к отчаянному решению сбежать.
созрел этот замечательный план, - завтра меня не будет на этом рейде до
ночи; быть может, приду после полуночи. Но ты будь настороже, пока не
услышишь моего стука, а как только услышишь, беги и отопри дверь.
продолжал капитан, - и можешь даже получить повышение, если мы с тобой
поладим Но завтра ночью, как только услышишь мой стук, в котором бы часу это
ни случилось, беги и проворней отворяй.
растолковать ему это поручение, - что - кто знает! - возможна и погоня; и
меня могут захватить, пока я буду ждать, если ты отопрешь не так проворно.
отдав это благоразумное распоряжение, в последний раз отправился домой к
миссис Мак-Стинджер.
под синим своим жилетом, внушило ему такой смертельный страх перед миссис
Мак-Стинджер, что шаги этой леди внизу в течение целого дня приводили его в
трепет. Вдобавок случилось так, что миссис Мак-Стинджер была в прекрасном
расположении духа - мила и кротка, как овечка; и капитан Катль испытал
жестокие угрызения совести, когда она поднялась наверх и спросила, не