секретарем суда.
обязанности?
тридцать первого мая тысяча семьсот восемьдесят шестого года.
недоверия. Мы не без умысла ставим на второе место слово "недоверие",
которое может показаться менее сильным, нежели первое. Жанна вздрогнула
от ужаса, и глаза ее загорелись от бешенства - два глаза, страшных во
мраке.
Валуа - на колени?!
приговором, присуждающим их к позорному наказанию. А, насколько мне
известно, изгнание, по французским законам, не является позорным
наказанием?
печальной многозначительностью возразил секретарь суда.
чтобы его выслушать, вы начнете с того, что станете на колени. Прошу
вас.
спокойно, словно они были стенобитными орудиями, приземистыми и
несокрушимыми, которые устанавливают против крепостных стен во время
осады.
помещения, несмотря на ее крики и вопли.
тяжело дыша, сказала Жанна.
отвечал секретарь суда, - наказание это, являясь позорным, влечет за
собой коленопреклонение.
сказали?..
подручных, и у них возникло желание укротить ее.
Они хотели заставить ее согнуть колени, но она напрягла все мускулы.
тисках; двое других схватили ее за запястье; они кричали секретарю суда:
мы никогда не кончим с этой бешеной бабой!
бесчестие! - отбиваясь со сверхчеловеческой силой, кричала Жанна.
такими пронзительными воплями и криками, что не услышала ни единого
слова.
карман.
силами, чтобы держаться с этими людьми все так же вызывающе. Ее вопли
сменились еще более устрашающим раскатом хохота.
секретарь, заканчивая обычную формулу, - на площади, где исполняются
приговоры, во Дворе Дворца Правосудия.
Парижа.>! Передаю вам эту женщину, - закончил речь секретарь суда,
обращаясь к человеку в кожаном переднике.
схватили Жанну и подняли ее, чтобы отнести в конец галереи, на площадку,
которую она заметила. Мы вынуждены не описывать сопротивление, которое
она им оказала. Женщина, которая обычно теряла сознание от царапины,
теперь в течение почти целого часа выдерживала жестокие удары двух
подручных; ее волокли до самой наружной двери, и она ни на мгновение не
прекращала испускать ужасающие крики.
был виден дворик, именуемый Двором Правосудия, и две-три тысячи
зрителей, коих привлекало сюда любопытство в то время, как шли
приготовления и воздвигался эшафот.
столб, к которому были прикреплены железные кольца и к самому верху
которого была прибита дощечка с надписью, которую секретарь суда,
несомненно исполняя приказание, постарался сделать почти
неудобочитаемой.
которой тоже не было перил. Единственной балюстрадой являлись штыки
солдат. Они образовывали проход на помост подобно решетке со сверкающими
остриями.
появляются комиссары со своими жезлами, что вышел с бумагами в руке
секретарь суда, началось волнообразное движение, придававшее ей сходство
с морем.
"Долой ла Мотт! Долой подделывательницу!" Но Жанна своим чистым,
проникновенным, металлическим голосом бросила в толпу несколько слов, и
они, как по волшебству, заставили утихнуть ропот.
в моих жилах течет королевская кровь? Знаете ли вы, что меня карают не
как виновницу, а как соперницу, и не только как соперницу, но и как
соучастницу?..
сообразительные агенты де Крона.
любопытство, а любопытство народа - это жажда, которая требует утоления.
Тишина, на которую Жанна обратила внимание, доказывала ей, что ее хотят
выслушать.
которой известны тайны...
Палач уже держал в руке кнут. Жанна забыла свою речь, свою ненависть,
желание обманным путем привлечь толпу на свою сторону - теперь она
видела только бесчестие, теперь она боялась только боли.
Она уцепилась за колени заплечных дел мастера и сумела схватить его за
руку.
только что снял с горящих углей. Он поднял это железо, и его жар
заставил Жанну с диким воплем отскочить.
пытаясь разорвать веревки, которыми ей только что связали руки.
дрожащей рукой отбрасывая обрывки ткани, другой попытался взять
раскаленное железо, которое протягивал ему подручный.
защищалась эта женщина, задрожала от смутного нетерпения. Секретарь суда
спустился с лестницы. Солдаты глазели на этот спектакль: в этом
замешательстве, в этом смятении было что-то угрожающее.
повалив Жанну, он согнул ее и наклонил ее голову левой рукой.
угрожали, а ее голос покрыл шум на площади и проклятия неуклюжих
палачей.
позволяете меня пытать!
полицейских, заткнувших кляпом рот несчастной, устремился комиссар; они
отдали ее, дрожавшую, растерзанную, мертвенно-бледную, рыдавшую, с
распухшим лицом, в руки двух заплечных дел мастеров, и один из них снова
согнул свою жертву, одновременно схватив железо, которое его подручный
сумел ему передать.
сжимала ей затылок, извиваясь, как уж, в последний раз подскочила и,
обернувшись в исступлении, подставила палачу грудь, устремив на него
вызывающий взгляд. Роковое орудие, опускавшееся на ее плечо, поразило ее