объяснения (и тем не менее это холодный язык: когда много людей говорит
по-немецки, это похоже на звук большого работающего механизма). Английский
очень хорошо выражает мысли и неплохо - образы, но в основе его нет ничего
привлекательного (хотя, как указал кто-то, в нем есть извращенно
привлекательные созвучия; подумайте, как благозвучно словосочетание
"проктологическое обследование"). Однако мне он всегда казался плохо
приспособленным для выражения чувств. Ни "почему бы нам не переспать?", ни
жизнерадостное, но грубоватое "беби, давай трахнемся" не сравнятся с
Voulez-vous coucher avec moi ce soir? <Не хотите ли переспать со мной
сегодня вечером? (фр.)> Но нужно извлекать, что возможно, из того, что мы
имеем.., и, как подтвердят читатели Шекспира и Фолкнера, иногда получается
неплохо.
кузены (и хотя я не согласен с утверждением, будто английский гораздо
бескровнее американского английского, тем не менее у многих английских
авторов есть неприятная привычка бубнить; и несмотря на то что бубнят они на
грамматически абсолютно правильном английском, монотонность остается
монотонностью) - часто потому, что в детстве получили плохое или не
правильное образование, - но лучшие произведения американских писателей
способны поразить читателя так, как не в состоянии поразить английская
поэзия и проза; вспомним, например, таких несопоставимых писателей, как
Джеймс Дики, Гарри Крюс, Джоан Дидион, Росс Макдональд, Джон Ирвинг.
языке; их произведения выходят в мир с наглухо застегнутыми пуговицами и
молниями, и подтяжки всегда на месте - но все равно какое при этом между
ними различие!
наше внимание, он хватает нас за лацканы и начинает кричать в лицо. Не
вполне артистический метод воздействия, и никто не собирается сравнивать его
с Дорисс Лессинг или B.C. Найполом.., но он тем не менее действует.
это показанная со многих точек зрения история о том, что случилось, когда
подземный взрыв проделал брешь в стальном контейнере, захороненном
английским министерством обороны. В контейнере находился живой организм,
называемый микоплазмой (это такая зловредная протоплазма, которая может
напомнить зрителю малоизвестный японский фильм 50-х годов, называвшийся
"Водородный человек" (The Н-Маn)) и похожий на желто-зеленый туман или смог.
Подобно вирусу бешенства, этот туман поражает мозг людей и животных,
превращая их в бесноватых маньяков. Особенно кровавые сцены связаны с
животными: фермера затаптывают насмерть на туманном пастбище его собственные
коровы; пьяному владельцу магазина, который ненавидит все на свете, кроме
своих почтовых голубей (особенно он любит одного испытанного ветерана,
голубя по кличке Клод), птицы, пролетевшие на пути домой в Лондон через
туман, выклевывают глаза. Голубятник, держась за то, что осталось от лица,
падает с крыши, где стоит голубятня, и разбивается насмерть.
напротив, он стремительно и энергично бросается навстречу каждому новому
ужасу. В одной сцене обезумевший водитель автобуса кастрирует
преследовавшего его в детстве учителя садовыми ножницами; в другом
престарелый браконьер, которого владелец земли как-то раз поймал и
поколотил, прибивает этого владельца гвоздями к его собственному обеденному
столу; раздражительный управляющий заперт в сейфе собственного банка;
ученики забивают насмерть учителя физкультуры; а в наиболее эффектной сцене
сто пятьдесят тысяч жителей и гостей курортного Борнемута входят в океан и,
как лемминги, совершают групповое самоубийство, "Туман" вышел в 1975 году,
за три года до ужасных событий в Джонстауне, Гвиана, и во многих эпизодах
книги, особенно в сцене в Борнемуте, Херберт как будто предсказал эти
события. Мы видим эту сцену глазами молодой женщины Мевис Эверс.
Любовница-лесбиянка бросила ее, открыв радости гетеросекса, и Мевис приехала
в Борнемут, чтобы покончить с собой.., легкая ирония, достойная комиксов
периода их расцвета. Она входит в воду по грудь, пугается и решает пожить
еще немного. Встречное течение мешает ей выбраться, но после короткой
напряженной борьбы она снова выходит на мелководье. И становится свидетелем
кошмара:
ней, шли к морю!
морю, шли бесшумно, уставившись в горизонт, как будто что-то их манит. Лица
у них были бледные, застывшие, почти нечеловеческие. И среди них дети:
некоторые идут самостоятельно, словно никому не принадлежат; тех, кто не
умеет еще ходить, несут. Большинство в ночных рубашках, они словно встали с
постели, отвечая на призыв, который Мевис не слышала..."
один комментатор с мрачной и серьезной звучностью все повторял: "Такое
событие не могло предвидеть даже самое сильное воображение". Я вспомнил
сцену в Борнемуте из "Тумана" и подумал: "Ошибаешься. Джеймс Херберт это
предвидел".
видя. Она поняла, какая опасность ей грозит, и побежала им навстречу,
надеясь прорваться, но они оттеснили ее назад, не слушая ее криков и просьб.
Ей удалось немного прорваться вперед, но бесчисленное количество людей перед
ней продолжало толкать ее назад, в ждущее море..."
хочет она того или нет. И кстати, именно ясность и недвусмысленность сцен
ужаса и насилия сделали Херберта объектом ожесточенной критики в родной
Англии Он рассказывал мне, что ему так надоели вопросы типа "Описываете ли
вы насилие ради насилия?", что он наконец ответил репортеру: "Да, я описываю
насилие ради насилия, точно так же, как Гарольд Роббинс описывает секс ради
секса, Роберт Хайнлайн пишет фантастику ради фантастики, а Маргарет Дреббл
создает литературу ради литературы. Только их почему-то об этом никто не
спрашивает".
сказал: "Почти невозможно вспомнить, как появляется идея романа; я хочу
сказать, что одна и та же мысль может возникнуть из множества источников.
Но, насколько я могу припомнить, основная идея возникла у меня во время
деловой встречи. Я был в рекламной фирме и сидел в кабинете режиссера, очень
скучного человека. И вдруг мне неожиданно пришло в голову: "А что, если этот
человек повернется, подойдет к окну, откроет его и выпрыгнет наружу?"
работу ушло восемь месяцев: он трудился в основном по выходным и поздними
вечерами. "Больше всего мне нравится в этой вещи отсутствие ограничений
композиции или места. Я мог просто писать, пока все не разрешится само
собой. Мне нравилось работать с главными героями, но нравились и
отступления: устав придумывать, что ждет героев впереди, я мог позволить
себе свернуть в любом направлении. И во время работы я постоянно думал: "Я
просто забавляюсь. Стараюсь добраться до вершины и посмотреть, что оттуда
видно".
начала 60-х годов о больших насекомых. Налицо все составляющие: безумный
ученый, влезший в то, чего сам не понимает, и убитый изобретенной им
микоплазмой; испытание секретного оружия, герой - "молодой ученый", Джон
Хольман, которого мы впервые встречаем, когда он героически спасает
маленькую девочку из трещины, Выпускающей Туман в Ничего Не Подозревающий
Мир; красивая подружка героя - Кейси; непременное совещание ученых, которые
бубнят о "методе F-100 рассеивания тумана" и жалуются, что двуокись углерода
нельзя использовать, потому что "организм ею питается"; эти ученые как раз и
сообщают нам, что туман на самом деле - "плевропневмо-ниеподобный организм".
как "Тарантул", "Смертоносный богомол", "Они!", и десятков других, но мы
понимаем также, что это всего лишь украшения и смысл романа Херберта не в
происхождении или строении тумана, а в его несомненно дионисиевых
последствиях: убийствах, самоубийствах, сексуальных извращениях и иных
отклонениях в поведении. Хольман, положительный герой, является нашим
представителем из нормального аполлониева мира, и нужно отдать должное
Херберту: он сумел сделать Хольмана гораздо интереснее тех пустых героев,
которых играли Уильям Хоппер, Крейг Стивене и Питер Грейвс в многочисленных
фильмах о больших насекомых.., или вспомните, если хотите, бедного старину
Хью Марлоу из "Земли против летающих тарелок": две трети этого фильма
состоят из постоянных призывов "Продолжайте стрелять по тарелкам!" и
"Стреляйте по ним, пока они не разлетятся в куски!".
оправится ли его подруга Кейси от последствий своей встречи с туманом (и
какова будет ее реакция, когда она узнает, что, одурманенная туманом,
проткнула отцу живот ножницами?), бледнеет по сравнению с ужасным
давайте-не-торопиться-посмотрим-в-подробностях интересом к старухе, которую
живьем съедают ее любимые кошки, или к безумному пилоту, который направляет
полный пассажиров реактивный самолет в лондонский небоскреб, где работает
любовник его жены.
два сорта: то, что мы называем "мейнстрим", и то, что я бы назвал
"пальп-фикшн". Пальп - литература дешевых журналов, в том числе так
называемый "шаддер-пальп", лучшим примером которого служат "Странные
рассказы", давно уже сошел со сцены, но обрел вторую жизнь в романах и
по-прежнему встречается в грудах изданий в мягких обложках. Многие из этих
современных пальп-романов в пальп-журналах, существовавших с 1910-го по
примерно 1950 год, были бы напечатаны в виде сериалов с продолжением. Но я