через силу, - ей не хотелось ничего делать, никого видеть, ей хотелось
одного: исчезнуть, перестать быть...
но ведь по желанию туда не переселишься. Это нужно таким родиться. Она
родилась другой, и до сих пор ее мир - ее уровень - в общем ее устраивал. А
теперь? Андрей прав в том, что здесь все слишком зависит от случайностей, от
ошибок, чужих или своих собственных. На том, верхнем, уровне этого,
наверное, не случается.
заезжал за мамой на работу, ждал в машине, если она задерживалась. Сегодня
он был в отличном настроении, за ужином рассказывал, как ловко срезал на
коллегии какого-то деятеля, который вздумал было покатить бочку на их
ведомство, и как - судя по некоторым признакам - остался доволен
замминистра.
Кондратьевича, похоже, собираются взять наверх. Так что, - он поднял палец,
- в ближайшее время возможны некоторые перемещения!
в некотором роде. Вопрос вентилируется уже давно, и, похоже, в принципе есть
благоприятное решение. Так что, дорогие товарищи женщины...
зазнаешься.
министров готовят кого помоложе, поперспективнее. Ты, дочка, завтра дома
будешь или идешь куда?
начинает готовиться к техосмотру, пока есть время, а то апрель проскочит -
оглянуться не успеешь. Так с утра, говоришь, тебя не будет. А после обеда?
куда-нибудь съездим...
не расхворайся. Как ты себя чувствуешь?
сейчас. Завтра скажу, чтобы мне апельсинов взяли в буфете, я там сегодня
отличные видел - во такие!
и не хватает. Ну что, можно убирать?
- надо будет купить. Я такие в Америке видел, отличная вещь.
Только жир размазывает, а толку никакого, приходится домывать руками.
Афанасьевич закурил, поднялся из-за стола, взял с телевизора программу. -
Ну-ка, что тут сегодня на голубом экране...
ГЛАВА 11
и относительно отдохнувший. Над Москвой стояло солнечное весеннее утро, было
тепло, и он подумал, что хорошо сделал, не надев пуловера. Днем, вероятно,
станет совсем жарко. Он спустился к автоматическим камерам хранения, отыскал
свободную ячейку, запер портфель и аккуратно записал шифр и номер, сам
удивляясь разумности своих действий.
машины и двигалась нарядная толпа, табунками шествовали иностранки с
непокрытыми головами, в сиреневых и голубых очках-блюдечках и долгополых
макси-тулупах, в похожих на шинели наполеоновских времен двубортных пальто с
огромными пуговицами и широкими лацканами. Почти у всех волосы были такие,
как у Ники, - прямые, рассыпанные по плечам; всякий раз, когда навстречу
попадалась брюнетка, у Игнатьева вздрагивало сердце...
себя в руки. Время еще есть, но даже если он и опоздает на минуту-другую,
это не беда Перед Никой он должен предстать совершенно спокойным, как будто
решительно ничего не случилось. Нужно, чтобы она поняла именно это: что не
случилось ничего страшного, ничего непоправимого. Ошибка - да, и не одна,
куча ошибок, но почти все ошибки в конечном счете поправимы. А если говорить
о вине, то она и в самом деле общая. Нет человека, который был бы сам по
себе, как остров.
от кинотеатра "Россия" - и одновременно увидели друг друга. Игнатьеву
показалось, что Ника замерла на секунду, он ускорил шаги, испугавшись, что
она сейчас повернется и побежит прочь. Но Ника не убежала.
подставила щеку - сдержанно, отчужденно. Ее щека пахла весной. Игнатьеву
вспомнилась их прошлая встреча три месяца назад - на Дворцовой набережной...
где-нибудь...
скамью на солнечной стороне, сели.
скручивала.
мог бы просто... написать...
добавить. И не нужно. Я ведь не объясняться приехал. Не говори ничего,
только выслушай меня - хорошо? Я ведь все понимаю, Никион. И что с тобой
сейчас происходит, и почему ты написала это письмо, и почему не хотела
встречи. Я только одного хочу - чтобы ты поняла себя... свое состояние...
так же хорошо, как понимаю я. Поэтому я и попросил разрешения приехать.
Конечно, ты понимаешь свое состояние, - кто же спорит! - но ты не понимаешь,
насколько оно временное. И это тоже естественно, Ника. Когда у человека
болит зуб, его не утешает мысль о том, что через месяц он уже и вспоминать
не будет об этой боли. Для него в данный момент нет будущего времени - есть
только настоящее, и в этом настоящем все сводится к одному-единственному
ощущению. Понимаешь? Для тебя сейчас единственная реальность в мире - твоя
боль; но все в жизни проходит. Это банально звучит, но это так.
тебе от моих слов станет легче - сейчас. Сейчас легче не станет, потому что
все заслонено болью. Разумеется! Но я хочу сказать другое: рано или поздно
боль утихнет, и тогда ты опять увидишь вокруг себя обычную жизнь. Так всегда
бывает, пойми, ты ведь нормальный человек с нормальными человеческими
реакциями...
- на свое сознание вины...
немного понимал, что со мной происходит, тебе и в голову не пришло бы такое
сравнение!
смысле сказал, что, когда человека что-то мучает - неважно, физическая это
боль или душевная, - он не способен трезво воспринимать окружающее, не
способен рассуждать, а ты пытаешься это делать. Ты вот пишешь...
- Ну как ты не понимаешь, Дима! Я просто написала тебе, что во мне ничего не
осталось, что я... опустошенная какая-то, не знаю, - словно во мне все
выжжено, пойми!
именно сейчас, в твоем теперешнем состоянии - не можешь здраво судить ни
себя, ни других. Какая вина? В чем? Что ты оказалась бессердечной? Да будь
ты по-настоящему бессердечна, разве ты так повела бы себя, узнав историю
Ярослава? Где же тут бессердечие? Ошибка - да. С матерью ты вела себя
неправильно. А кто из нас не ошибается? Я не ошибся, расставшись с тобой в
Свердловском аэропорту? Я ведь тогда все видел, Ника! И забери я тебя с
собой в Ленинград - ничего бы этого не было. А кто не ошибается? Впрочем, я
тебе скажу кто! Светлана - вот кто никогда в жизни не ошибется, потому что
ей ни до кого и ни до чего нет дела...
сестра... И вообще свидание пошло совсем не так, как он хотел, к чему этот
спор - он ведь твердо решил ничего не доказывать, ни о чем не спорить... Он
покосился на Нику - та сидела в напряженной позе, глядя прямо перед собой
сухо блестящими глазами, - и стал закуривать, ломая спички.