Чтение 83–й страницы книги ~Петр и Алексей~

рывался - и опять наступала тишина, еще более мертвая.
Как будто злые духи, и внизу, и вверху, перекликались,
совещались о страшном дне Господнем, которым должен
кончиться мир.

Все эти дни царевич чувствовал себя больным. Но
врач успокоил его, сказав, что это с непривычки от сирок-
ко, и прописал освежающую кислую микстуру, от которой
ему действительно сделалось легче. В назначенный день
и час поехал он во дворец на свидание с наместником.

Встретивший его в передней караульный офицер пе-
редал ему почтительнейшее извинение графа Дауна, что
его высочеству придется несколько минут подождать в
приемной зале, так как наместник принужден был отлу-
читься по важному и неотложному делу.

Царевич вошел в огромную и пустынную приемную
залу, убранную с мрачною, почти зловещею, испанскою
роскошью: кроваво-красный шелк обоев, обилие тяжелой
позолоты, резные шкафы из черного дерева, подобные
гробницам, зеркала, такие тусклые, что в них, казалось,
отражались только лица призраков. По стенам - боль-
шие, темные полотна - благочестивые картины старин-
ных мастеров: римские солдаты, похожие на мясников,
жгли, секли, резали, пилили и всякими иными способами
терзали христианских мучеников; это напоминало бойню,
или застенки, Святейшей Инквизиции. А вверху, на по-
толке, среди раззолоченных завитков и раковин - Триумф
Олимпийских богов: в этом жалком ублюдке Тициана
и Рубенса виден был конец Возрождения - в утончен-
ной изнеженности варварское одичание и огрубение ис-
кусства; груды голого тела, голого мяса - жирные спины,

пухлые, в складках, животы, раскоряченные ноги, чудо-
вищно-отвислые женские груди. Казалось, что все эти
боги и богини, откормленные, как свиные туши, и малень-
кие амуры, похожие на розовых поросят,- весь этот ско-
топодобный Олимп предназначался для христианской
бойни, для пыточных орудий Святейшей Инквизиции.

Царевич долго ходил по зале, наконец, устал и сел.
В окна вползали сумерки, и серые тени, как пауки, ткали
паутину по углам. Кое-где лишь выступала, светлея, по-
золоченная львиная лапа и острогрудый гриф, которые
поддерживали яшмовую или малахитовую доску круглого
стола, да закутанные кисеею люстры тускло поблески-
вали хрустальными подвесками, как исполинские коконы
в каплях росы. Царевичу казалось, что удушье сирокко
увеличивается от этого множества голого тела, голого
мяса, упитанного, языческого - вверху, и страдальче-
ского, христианского - внизу. Рассеянный взгляд его,
блуждая по стенам, остановился на одной картине, не-
похожей на другие, выступавшей среди них, как светлое
пятно: обнаженная до пояса девушка с рыжими воло-
сами, с почти детскою, невинною грудью, с прозрачно-
желтыми глазами и бессмысленной улыбкою: в припод-
нятых углах губ и в слегка скошенном, удлиненном раз-
резе глаз было что-то козье, дикое и странное, почти
жуткое, напомнившее девку Афроську. Ему вдруг смутно
почуялась какая-то связь между этою усмешкою и нары-
вающим удушением сирокко. Картина была плохая, сни-
мок со старинного произведения ломбардской школы,
ученика учеников Леонардо. В этой обессмысленной, но
все еще загадочной усмешке отразилась последняя тень
благородной гражданки Неаполя, моны Лизы Джоконды. '
Мона Лиза была жительницей Флоренции.

Царевич удивлялся, что наместник, всегда изысканно.
вежливый заставляет его ждать так долго; и куда запро-
пастился Вейнгарт, и почему такая тишина - весь дворец
точно вымер?

Хотел встать, позвать кого-нибудь, велеть принести
свечи. Но на него напало странное оцепенение, как будто
и он был заткан, облеплен тою серою паутиною, которую
тени, как пауки, ткали по углам. Лень было двинуться.
Глаза слипались. Он открывал их с усилием, чтобы не
заснуть. И все-таки заснул на несколько мгновений. Но
когда проснулся, ему показалось, что прошло много времени.
Он видел во сне что-то страшное, но не мог вспом-
нить что. Только в душе осталось ощущение несказан-
ной тяжести, и опять почудилась ему связь между этим
страшным сном, бессмысленной усмешкой рыжей девуш-
ки и нарывающим удушьем сирокко. Когда он открыл гла-
за, то увидел прямо перед собою лицо бледное-бледное,
подобное призраку. Долго не мог понять, что это. Нако-
нец понял, что это его же собственное лицо, отраженное
в тусклом простеночном зеркале, перед которым, сидя в
кресле, он заснул. В том же зеркале, как раз у него за
спиною, видна была закрытая дверь. И ему казалось, что
сон продолжается, что дверь сейчас откроется, и в нее
войдет то страшное, что он только. что видел во сне и
чего не мог вспомнить.

Дверь отворилась беззвучно. В ней появился свет вос-
ковых свечей и лица. Глядя по-прежнему в зеркало, не
оборачиваясь, он узнал одно лицо, другое, третье. Вско-
чил, обернулся, выставив руки вперед, с отчаянною на-
деждою, что это ему только почудилось в зеркале, но
увидел в действительности то же, что в зеркале - и из
груди его вырвался крик беспредельного ужаса:
- Он! Он! Он!

Царевич упал бы навзничь, если бы не поддержал
его сзади секретарь Вейнгарт.
- Воды! Воды! Царевичу дурно!

Вейнгарт бережно усадил его в кресло, и Алексей
увидел над собою склоненное доброе лицо старого графа
Дауна. Он гладил его по плечу и давал ему нюхать спирт.

- Успокойтесь, ваше высочество! Ради Бога, успокой-
тесь! Ничего дурного не случилось. Вести самые добрые...

Царевич пил воду, стуча зубами о края стакана. Не
отводя глаз от двери, он дрожал всм телом непрерыв-
ною мелкою дрожью, как в сильном ознобе.
- Сколько их?- спросил он графа Дауна шепотом.
- Двое, ваше высочество, всего двое.
- А третий? Я видел третьего...
- Вам, должно быть, почудилось.
- Нет, я видел его! Где же он?
- Кто он?
- Отец!..

Старик посмотрел на него с удивлением.
- Это от сирокко,-объяснил Вейнгарт.- Малень-
кий прилив крови в голове.. Часто бывает. Вот и у меня
с утра нынче все какие-то синие зайчики в глазах пры-
гают. Пустить кровь - и как рукой снимет.

- Я видел его!- повторял царевич.- Клянусь Богом,
это был не сон! Я видел его, граф, вот как вас теперь
вижу...

- Ах, Боже мой. Боже мой!- воскликнул старик с
искренним огорчением.- Если бы только знал, что ваше
высочество не совсем хорошо себя чувствует, я ни за что
не допустил бы... Можно, впрочем, и теперь еще отложить
свидание?..

- Нет, не надо - все равно. Я хочу знать,- про-
говорил царевич.- Пусть подойдет ко мне один старик,
А того, другого, не допускайте...
Он судорожно схватил его за руку:

- Ради Бога, граф, не допускайте того!.. Он - убий-
ца!.. Видите, как он смотрит... Я знаю: он послан царем,