эксперимент - как делать нельзя. Транспортные расходы мне оплатили.
Женщину мне купили. И что в результате? Ты перестала мне доверять. И я
стал противен сам себе... Нет уж, хватит. Больше я в чужие игры играть не
намерен. Теперь я сам устанавливаю правила. И не надо меня жизни учить,
затыкая мне рот своими деньгами. Я вам не Дик Норт, и уж тем более - не
секретарь твоего папаши. Я - это я, и пятки лизать никому не нанимался. Я
сам хочу с тобой дружить - потому и дружу. Ты сама хочешь со мной
встречаться - потому я с тобой и встречаюсь. И забудь ты про все эти
дурацкие деньги.
- И ты что - правда будешь со мной дружить? - спросила Юки, пристально
разглядывая накрашенные ногти на ногах.
- Почему бы и нет? Так или иначе, мы с тобой - люди, которые выпали из
нормальной жизни. Ну и ладно, подумаешь. Все равно можно расслабиться и
неплохо повеселиться.
- С чего это ты такой добренький?
- Вовсе нет, - сказал я. - Просто я не могу бросать на полдороге однажды
начатое. Характер такой. Хочешь общаться - общайся, пока само не иссякнет.
Мы с тобой встретились в отеле в Саппоро, между нами завязалась какая-то
нить. И я не буду рвать эту нить, пока она сама не оборвется.
Уже довольно долго Юки выводила носком сандалии рисунок на земле. Похоже
на водоворот, только квадратный. Я молча разглядывал ее творение.
- А разве тебе не трудно со мной? - спросила Юки.
Я немного подумал.
- Может, и трудно, не знаю. Я как-то не думал об этом всерьез. В конце
концов, я бы тоже не общался с тобой, если бы не хотел. Невозможно
заставить людей быть вместе по обязанности... Почему, например, мне с
тобой нравится? Казалось бы, и разница в возрасте - будь здоров, и общих
тем для разговора почти никаких... Может быть, потому, что ты мне о чем-то
напоминаешь? О каком-то чувстве, которое я хоронил в себе где-то глубоко.
О том, что я переживал в свои тринадцать-пятнадцать. Будь мне пятнадцать -
я бы, конечно, непременно в тебя влюбился... Я тебе это говорил?
- Говорил, - кивнула она.
- Ну вот. Где-то примерно так, - продолжал я. - И когда я с тобой, эти
чувства из прошлого иногда ко мне возвращаются. Вместе с тогдашним шумом
дождя, тогдашним запахом ветра... И я чувствую: вот он я,
пятнадцатилетний, - только руку протяни. Классное ощущение, должен тебе
сказать! Когда-нибудь ты это поймешь...
- Да я и сейчас неплохо понимаю.
- Что, серьезно?
- Я в жизни уже много чего потеряла, - сказала Юки.
- Ну, тогда тебе и объяснять ничего не нужно, - улыбнулся я.
После этого она молчала минут десять. А я все разглядывал посетителей
храма.
- Кроме тебя, мне совершенно не с кем нормально поговорить, - сказала Юки.
- Я не вру. Поэтому обычно, если я не с тобой - я вообще ни с кем не
разговариваю.
- А Дик Норт?
Она высунула язык и изобразила позыв рвоты.
- Уж-жасный тупица!
- В каком-то смысле - возможно. Но в каком-то не соглашусь. Он мужик
неплохой. Да ты и сама, по идее, должна это видеть. Даром что однорукий -
делает и больше, и лучше, чем все двурукие в доме. И никого этим не
попрекает. Таких людей на свете очень немного. Возможно, он мыслит не так
масштабно, как твоя мать, и не настолько талантлив. Но к ней относится
очень серьезно. Возможно, даже любит ее по-настоящему. Надежный человек.
Добрый человек. И повар прекрасный.
- Может, и так... Но все равно тупица!
Я не стал с ней спорить. В конце концов, у Юки - свои мозги и свои
ощущения...
Больше мы о Дике Норте не говорили. Повспоминали еще немного наивную и
первозданную гавайскую жизнь - солнце, волны, ветер и "пинья-коладу".
Потом Юки заявила, что немного проголодалась, мы зашли в ближайшую
кондитерскую и съели по блинчику с фруктовым муссом.
На следующей неделе Дик Норт погиб.
34.
Вечером в понедельник Дик Норт отправился в Хаконэ за покупками. Когда он
вышел из супермаркета с пакетами в руке, его сбил грузовик. Банальный
несчастный случай. Водитель грузовика и сам не понял, как вышло, что при
такой отвратительной видимости на спуске с холма он даже не снизил
скорость. "Бес попутал", - только и повторял он на дознании. Впрочем, и
сам Дик Норт допустил роковую промашку. Пытаясь перейти улицу, он по
привычке посмотрел налево - и только потом направо, опоздав на какие-то
две-три секунды. Обычная ошибка для тех, кто вернулся в Японию, долго
прожив за границей. К тому, что все движется наоборот, привыкаешь не
сразу"В отличие от большинства стран Европы и США, движение транспорта в
Японии - левостороннее". Повезет - отделаешься легким испугом. Нет - все
может закончиться большой трагедией. Дику Норту не повезло. От
столкновения с грузовиком его тело подбросило, вынесло на встречную полосу
и еще раз ударило микроавтобусом. Мгновенная смерть.
Узнав об этом, я сразу вспомнил, как мы с ним ходили в поход по магазинам
в Макаха. Как тщательно он выбирал покупки, как придирчиво изучал каждый
фрукт, с какой деловитой невозмутимостью бросал в магазинную тележку пачки
"тампаксов". Бедняга, подумал я. От начала и до конца мужику не везло.
Потерял руку из-за того, что кто-то другой наступил на мину. Посвятил
остаток жизни тому, чтобы с утра до вечера гасить за любимой женщиной
окурки. И погиб от случайного грузовика, с пакетом из супермаркета в
единственной руке.
Прощание с телом состоялось в доме его жены и детей. Стоит ли говорить -
ни Амэ, ни Юки, ни я на похороны не пришли.
Я забрал у Готанды свою "субару" и в субботу после обеда отвез Юки в
Хаконэ. "Маме сейчас нельзя оставаться одной", - сказала она.
- Она же сама, в одиночку, не может вообще ничего. Бабка-домработница уже
совсем старенькая, толку от нее мало. К тому же на ночь домой уходит. А
маме одной нельзя.
- Значит, в ближайшее время тебе лучше пожить с матерью? - уточнил я.
Юки кивнула. И безучастно полистала дорожный атлас.
- Слушай... В последнее время я говорила о нем что-нибудь гадкое?
- О Дике Норте?
- Да.
- Ты назвала его безнадежным тупицей, - сказал я.
Юки сунула атлас в карман на дверце и, выставив локоть в открытое окно,
принялась разглядывать горный пейзаж впереди.
- Ну, если сейчас подумать, он все-таки был совсем не плохой... Добрый,
все время показывал что-нибудь. С"рфингу учил. И с одной рукой был
поживее, чем многие двурукие... И о маме очень заботился.
- Я знаю. Совсем не плохой человек, - кивнул я.
- А мне все время хотелось говорить о нем гадости.
- Знаю, - повторил я. - Но ты не виновата. Ты просто не могла удержаться.
Она продолжала смотреть вперед. Так ни разу и не повернулась в мою
сторону. Ветер из открытого окна теребил ее челку, словно траву на летнем
лугу.
- Как ни печально - такая натура. Неплохой человек. За какие-то качества
достоен всяческого уважения. Но слишком часто позволяет себя использовать
как мусорное ведро. Все кому не лень проходят мимо и бросают всякую дрянь.
В него удобно бросать. Почему - не знаю. Может, свойство такое с рождения.
Примерно как у твоей матери свойство даже молча притягивать к себе
внимание окружающих... Вообще, посредственность - нечто вроде пятна на
белой сорочке. Раз пристанет - всю жизнь не отмоешься.
- Это несправедливо!
- Жизнь - в принципе несправедливая штука.
- Но я-то сама чувствую, что делала ему плохо!..
- Дику Норту?
- Ну да.
Глубоко вздохнув, я прижал машину к обочине, остановился, выключил
двигатель. Снял руки с руля и посмотрел на Юки в упор.
- По-моему, так рассуждать очень глупо, - сказал я. - Чем теперь каяться -
лучше бы с самого начала обращалась с ним по-человечески. И хотя бы
старалась быть справедливой. Но ты этого не делала. Поэтому у тебя нет
никакого права ни раскаиваться, ни о чем-либо сожалеть.
Юки слушала, не сводя с меня прищуренных глаз.
- Может быть, я скажу сейчас слишком ж"стко. Уж извини. Пускай другие
ведут себя как угодно - но именно от тебя я не хотел бы выслушивать
подобную дрянь. Есть вещи, о которых вслух не говорят. Если их высказать,
они не решат никаких проблем, но потеряют всякую силу. И никого не зацепят
за душу. Ты раскаиваешься в том, что была несправедлива к Дику Норту. Ты
говоришь, что раскаиваешься. И наверняка оно так и есть. Только я бы на
месте Дика Норта не нуждался в таком легком раскаянии с твоей стороны.
Вряд ли он хотел, чтобы после его смерти люди ходили и причитали: "Ах, как
мы были жестоки!" Дело тут не в воспитанности. Дело в честности перед
собой. И тебе еще предстоит этому научиться.
Юки не отвечала ни слова. Она сидела, стиснув пальцами виски и закрыв
глаза. Можно было подумать, она мирно спит. Лишь иногда чуть
приподнимались и вновь опускались ресницы, а по губам пробегала еле
заметная дрожь. Да она же плачет, подумал я. Плачет внутри - без рыданий,
без слез. Не слишком ли многого я ожидаю от тринадцатилетней девчонки? И
кто я ей, чтобы с таким важным видом устраивать выволочки? Но ничего не
поделаешь. В каких-то вопросах я не могу делать скидку на возраст и
Свержин Владимир
Ильин Андрей
Акунин Борис
Березин Федор
Конан-Дойль Артур
Афанасьев Роман