Сахалине под личиною журналиста.
застрелит себя, но он никогда не попадется живым в руки врагов. Все застыли
в молчании.
перед ним бумаги. - А кто же вы сами?
следователя в Корсаковске... Иван Никитич Зяблов! - снова раскланялся
Полынов, представляясь. - Служил при бароне Зальца, который считал меня
своим близким другом.
удивляться вашей наглости... Вы ведь никогда не сможете ответить мне на
вопрос почему именно капитан генштабист Жохов вдруг решил поделиться с вами
секретными сведениями об этом Глогере?
тянется еще с детства, мы вместе учились в Демидовском лицее города
Ярославля, после чего Жохов поступил в Пажеский корпус, а я волею судеб
оказался на каторге. Наверняка у вас имеются сведения об офицерах
сахалинского гарнизона... так проверьте мои слова по своим бумагам.
по-японски, они бурно спорили, наконец в своем досье Харагучи что-то
подчеркнул ногтем.
вашего друга Жохова и какую он занимал должность! Будучи его другом, вы не
можете не знать этого.
Тетюшского уездного предводителя...
злобно и гортанно выкрикивал, после чего из глубин дома послышался
сатанинский вопль Глогера:
сверкнула сабля. Убедившись, что Глогера не стало, он облегченно вздохнул:
"Ты лейся, песня удалая..." Харагучи спросил - каковы его желания за
раскрытие опасного русского шпиона? Полынов ответил, что хотел бы попасть
под общую депортацию чиновного населения Сахалина:
пассажирский пароход, следующий прямиком в Одессу. Но мне желательно сойти с
него еще в Гонконге, в банке которого я давно держу свои капиталы.
этим соображениям я доверил свои сбережения старинному британскому
Гонконг-Шанхайскому банку.
откатилась в подзаборные лопухи. Глогер уже не мог помочь самураям
разобраться в этих хитроумных комбинациях.
отлично, и мы, сидящие в Рыковском, можем проверить, так ли это. Назовите
номер личного счета.
этого вклада, вы окажетесь на дворе... Через двое суток Полынова освободили:
пароход получите в тамошней канцелярии.
молоденькая дама, обожающая комфорт, и потому прошу предупредить свои власти
в Александровске, чтобы мне отвели каюту первого класса... с ванною и
прислугой! Знаете, все женщины на этой каторге стали так избалованны, что
нам, мужчинам, очень трудно угодить им...
вниманием. Полынов не выдержал ее взгляда:
"Жонкьер", а потом навсегда угасли в отдалении и маячные проблески с мыса
Крильон. Впереди распахивался океан - широкий и бурный, как сама жизнь.
14. КОНЕЦ КАТОРГИ
еще ходили белые пароходы, освещенные электричеством, с которых долетала до
угрюмых берегов музыка ресторанов, по их палубам прогуливались опрятно
одетые люди и дамы с зонтиками. Но ближе к осени с этих пароходов все чаще
видели каких-то диких, немыслимо оборванных людей с палками и котомками, они
бежали вслед пароходам вдоль топких таежных берегов, взывая к милосердию
пассажиров:
вывезли с острова прямо в тайгу материка и оставили на берегу, словно
ненужный мусор. Теперь им, видите ли, амнистия от его императорского
величества выпала. Вот они и бегают с дубинами вдоль Амура, как
доисторические питекантропы... С этим народом, дамы и господа, лучше не
связываться!
русских людей с острова. Это была политика оголтелого геноцида, при которой
человеку не выжить, и самураи проводили ее с неумолимой жестокостью, чтобы
русских людей на острове не осталось. Чиновников с их семьями они спровадили
долгим путем прямо в Одессу. Русская делегация в Портсмуте еще отстаивала
Сахалин для России, когда оккупантами было объявлено, что до 7 августа 1905
года всем неяпонцам следует покинуть Сахалин.
подданство нашего великого императора Муцухито и платить налоги, какие
существуют в Японии...
своих миноносца под белыми флагами; следом за ними вошел транспорт, с
которого свалили на берег толпу первых депортированных сахалинцев. Поселок в
бухте был уже разгромлен, все сгорело при обстрелах с моря, и беженцам,
перед которыми шумела глухая тайга, было тут же объявлено:
Софийска... дорога сама выведет.
не дошли до Амура, а иные стали жертвами таежных хищников. Но оставаться на
Сахалине никто уже не хотел, и все новые толпы беженцев копились на пристани
Александровска, заполняя гулкие трюмы японских пароходов. Самураи не
разрешали вывозить на материк что-либо из вещей, кроме узелка с самым
необходимым в дороге. На трапах кораблей разыгрывались дикие сцены, которые
по-человечески можно понять: каждому ведь дорого то, что нажито своим
трудом, но японцы силой отбирали имущество, и скоро на пристани выросла
громадная гора пожитков, увязанных в неряшливые котомки. Японцы не
брезговали ничем, отбирая у русских детей даже самодельные тряпичные куклы.
Руководил депортацией майор Такаси Кумэда, и ему, знавшему русский язык,
наверное, не раз приходилось слышать с палуб отплывавших от Сахалина
кораблей:
солнца - ты просто сукин сын...
покидали остров отпетые уголовники, которым хорошо воровать и грабить при
любом режиме; не выехали на материк разбогатевшие ссыльные, местные кулаки,
жалевшие оставить свое хозяйство, но японцы их всех потом "раскулачили".
Почти все население Сахалина, бросая посевы и огороды, покинуло остров, не
желая оставаться под пятой оккупантов. Сахалин вымер! Можно было пройти
через десятки деревень и - не встретишь ни одного человека, не выбежит
навстречу, виляя хвостом, собачонка. Историки приводят цифры зловещей
статистики: если до войны Сахалин обживали сорок шесть тысяч, то после
завершения оккупации на острове осталось всего лишь семь тысяч человек,
навсегда потерянных для родины.
амнистии даже не поминали. Мало кому удалось достичь Хабаровска или
Благовещенска, редкие единицы добрались до родимых мест, многие остались
горевать на Амуре. Как раз напротив казачьего села Мариинского был на Амуре
остров, куда и сгоняли каторжан, которые загодя отрывали в земле глубокие
норы, собираясь в них зимовать. Появились на острове и прежние
охранники-надзиратели с оружием. Здесь же селились и семьи ссыльных с
детьми. В этом содоме люди словно озверели, всюду вспыхивали драки, нависала
грязная брань, окрики конвойных, а между шалашами и норами блуждали цыганки,
предлагая наворожить лучшую долю:
утешение от дамы бубновой, ждет тебя свиданьице с червонным валетом, еще
посидишь ты на параше из чистого золота, как король на своих именинах...
кустам арестантского вшивого тряпья бродила седая как лунь женщина с
ненормально вытаращенными глазами, в которых навсегда застыл ужас. Иногда