царя к нему, пусть разберется, царь или не царь. Его вопрос: он же сам
помирает, как хочет стать царем Иудейским. Как папаша... Нет, к Антипе, к
Антипе, - повторил Пилат и сел, спустив на камни ноги в золотых высоких
сандалиях. - А этих - распять. Вопросы есть?
на действо, которое эллин Доментиус должен был сам подробно оговорить с
прокуратором. Он же, эллин этот хитрый, еще сегодня ночью клялся: с Пилатом все
в порядке, поводов для беспокойства - никаких. И вот - на тебе.
волнения. Пилат оказался способным актером и понятливым учеником, но как бы не
переиграть, не пережать. Двадцать два - уже не "очко". Перебор.
чем назаретянин? Может, и вправду он - Машиах?..
нацеретянин совершил на земле Иудеи, здесь, в Иершалаиме. К тому, что он творил
в Галили, у нас, конечно, есть вопросы, но там он всего лишь проповедовал, а
это не преступление. Зато в Иершалаиме он всерьез прилюдно обещал разрушить
Храм, поносил коэнов, грозился их извести и, повторяю, называл себя Царем
Иудейским, что есть богохульство. Эти преступления достойны смерти, но мы не
можем по Закону проливать кровь. Это твое право и твоя обязанность. Так давно
договорено...
что ли, его замучила?.. Сказал раздраженно, обращаясь к Иешуа:
страха не выказывал, даже почтения особого не выказал: его назвали человеком,
так он и стоит перед человеком.
делать? Иешуа улыбнулся:
всего лишь умирать, это - не дело.
понятны. Они существуют в человеческом облике и мыслят, как люди... -
Поправился: - Как мыслили бы люди, будь они богами. Что человек сумеет
представить себе как чудо, на что его фантазии хватит, то твои боги и творят. А
мой Бог этот мир из ничего создал. Сказано в Законе: "Сначала Бог сотворил небо
и землю..." Понимаешь, гегемон, ничего вообще не было. Ни тебя, ни меня. Ни
Рима, ни Иершалаима. Пустота. И в этой пустоте - Бог. Какой он, как выглядит,
как имя его и есть ли у него имя - разве возможно представить или понять нам,
им созданным в самый последний день его шестидневного озарения?
по своему образу и подобию?
этот цветок но своему образу...- Он протянул руку к Пилату, и над ладонью
выросло страннйе, не существующее, по твердому знанию Петра, на планете Земля
создание. Иешуа назвал его цветком. Его право. Длинные, разноцветные, постоянно
меняющие цвет, горящие изнутри холодным огнем длинные щупальца вырастали из
ладони, извивались, переплетались, сбрасывали на камни мостовой ослепительные
искры, и искры эти какие-то мгновения не гасли, жили. С таким же успехом
создание могло оказаться живым существом, этаким инопланетянином из
фантастической книжки далекого будущего литературы, только овеществленное
знакомыми Петру гипнотическими возможностями Иешуа. Как храм на ладонях перед
фарисеем на дворе язычников, позавчера это было, а кажется - сто лет назад... -
Не бойся, это всего лишь фантом. - Иешуа сжал кулак, и "цветок-инопланетянин"
исчез. По мертво молчащей толпе прошелестел то ли вздох, то ли шепот. Петр
ощутил горячую волну ужаса. - Но я создал его по своему образу, то есть по тому
образу, который представил, придумал и воплотил я сам. И подобие цветка моему
образу - абсолютное. Но это совсем не значит, что он похож на меня. Как и мы -
на Бога. Он создал нас такими, какими хотел, какими представил на созданной до
того земле. Сначала у него возник образ, а после он воплотил его подобие...
Образ и подобие - понятия в данном случае только философские, не ищи в них
конкретности, как это делают книжники и фарисеи, примитивно и плоско трактующие
многозначные слова Торы.
информацию Петра, так и Пилат не упал в обморок при виде фантома. А вот интерес
в нем кипел - невероятный. И еще Петр слышал откровенную симпатию прокуратора к
стоящему перед ним осужденному. И возникла она только благодаря самому Иешуа, а
не потому, что Петр-Доментиус уговаривал гегемона сделать вид, что поверил
назаретянину.
разными способностями. И такой тоже не обнес.
неудачей. - Вот что я точно говорил - там нет Бога. Храм пуст. Он - только дом
кознов, левитов, торговцев. Если я и хочу разрушить Храм, то лишь тот лживый
образ его, который коэны вот уже многие годы насаждают в душах правоверных. Их
Храм - это дом грязного ритуала. Мой Храм - это дом истинной, чистой Веры и
молитвы. Ритуал привязан к определенному месту. К стенам. К жертвеннику. К
огню. А для моего Храма не нужны стены. Молиться каждый правоверный может
везде, где его настигнет желание. А для Веры вообще не может быть определено
место. Никем. Она или есть в душе, или нет ее.
Человеческому, решать за Господа. Если он захочет, то и в Риме прозвучит его
слово. А он обязательно захочет. Только извини, гегемон, это произойдет не при
нашей с тобой жизни.
мертво застывших перед толпой, саму толпу, получившую в подарок только немое
зрелище - разговор прокуратора с осужденным велся на незнаемой людом латыни,
лишь коэны да Петр с Иоанном все понимали, - поймал взгляд Петра, и Петр
услышал совсем неожидаемую им сейчас мимолетную благодарность.
что-то прошептал на ухо. Иешуа улыбнулся, это было видно, и, что-то шепнув в
ответ, отрицательно покачал головой. Странно, но Петр не услышал ни вопроса, ни
ответа. Он взглянул на Иоанна, стоящего обок, и тот тоже недоуменно разве
руками. Блок у Пилата? Или Иешуа заблокировал обоих? Но зачем? И от кого?..
невиновен. То, в чем вы его обвиняете, - чушь и хреновина. Но я не стану
опровергать ваши дурацкие выводы: в конце концов, какое мне дело до того, кого
вы хотите или не хотите казнить? Но вот ведь какая штука, коэны: мне симпатичен
этот человек. Он умен и остроумен, а его ответы на прямые вопросы мне нравятся.
У вас праздник, верно?.. Вот я и решил - в порядке исключения, конечно, только
по причине хорошей погоды и добрых видов на урожай - ввести разок для себя
право праздничного помилования. Я милую нацеретянина, отпустите его с миром, а
этих двоих ублюдков - распять. Они пошли против Рима... - И элегантно улегся
обратно на роскошное свое "кресло правосудия".
предвидел его, как будет угодно! - закон, который появится в Риме только через
три с половиной столетия; об амнистировании в дни празднования христианской
Пасхи заключенных, сначала только не бунтовавших против Императора, а чуть
позже - и вообще всех.
миловать.
более - суд идет на латыни. Народ безмолвствует, просто ничего не понимая.
человеком, осторожным, нерешительным, но - не трусом. Если уж он в чем-то себя
убедил, отличник, - не свернешь его даже на ходу сочиненным новым римским
правом. Пусть даже "в порядке исключения". - Я признаю твою власть. Но давай
спросим народ. В Римском праве есть формула: "глас народа - глас Божий".
не ваша Тора, я его читал и знаю. Там есть и другая формула; "пустой глас
народа да не будет услышан". Да и молчит твой народ, как будто языки всем
повырывали... Все, Кайафа, проехали.
нашей Религии. - Кайафа не сдавался, продолжал настаивать, отрабатывал
заданное. - Но он же тебе прямо сказал, что его Бог рано или поздно придет в
Рим. А что это, если не прямой вызов имперской религии и имперскому
правопорядку? Еще раз прости меня, гегемон, но я вынужден буду написать Цезарю
Тиберию петицию о том, что ты, не таясь, в открытую поощряешь бунтовщиков