добились привилегий: не пускать на свои земли судей и сборщиков налогов.
Сами государи немало тому способствовали. Они смотрели на государство как
на частное имущество, завещали его и разделяли, - и в глубине души
полагали, что налоги собираются для того же, для чего чиновник берет
взятки, - чтобы строить дворцы и утопать в роскоши. Иногда, подобно
совестливому взяточнику, каялись и отказывались от налогов...
давности и справедливость заставляли признать их принадлежащими родам...
По закону требовалось подтверждение пожалованию с каждым новым владельцем
или новым королем: нынешний король был умница, подтверждений не давал: и
уже не меньше трети родовых земель было таковыми незаконно - просто вопрос
об этом до поры до времени не поднимали... Будь знать заодно, она давно
могла бы навязать новые законы, но тот же принцип, что заставлял сеньоров
враждовать с королем, заставлял их враждовать и друг с другом.
это не касалось. Их личную преданность можно было купить красивым конем,
богатым подарком, и их вечная надежда была та, что король отнимет, по
закону, землю врага и соперника, и отдаст ее верному вассалу.
изумительна.
прошение, представленное ими, спешно пополнялось пунктами о том, чтобы
горожане не смели носить шелковых лент, подобающих лишь людям знатным, и
не смели строить домов выше, чем в два этажа.
Арфарры. Да! В стране не будет благоденствия, пока власть не добьется,
чтобы простые люди сохраняли нажитое и стремились преумножить богатства.
Пока крестьянин, мелкий собственник, не получит землю обратно.
сами крестьяне были союзниками никудышными. Оставались - города, с их
ополчением или наемным войском.
так думал. Они жили в скорлупе своих стен, и как яйцо, в скорлупе их и
давили. А теперь, когда коммуны почувствовали королевскую поддержку, им
понравилось бунтовать и, конечно, свобода хорошая вещь, но стоит ли
топтать на токах шестилетних детишек?
политическое новшество, увидел, что в городах побережья они случаются,
правда, несколько реже войн, но зато значительно чаще неурожаев, а
хозяйственный эффект имеют приблизительно такой же.
был преподнесен гражданами города Лудды. После преподнесения, слегка
захмелев, граждане рассказали ему, как разобрали черепицу святилища, где
укрылся граф Замид, графиня с детьми и их люди, пообещали им
неприкосновенность и перебили безо всякой жалости. В подвигах своих они
подражали сеньорам, но с основательностью людей состоятельных полагали,
что дело - не об убийстве, разумеется, а об осквернении святилища, - можно
будет замять светильником. В этой революции сторонники дома Замидов носили
желтые банты и назывались сторонниками правления лучших людей, а люди из
дома Беттов носили красные банты и назывались сторонниками народовластия.
Впрочем, половину людей в городе Лудде убили на самом деле из-за денег,
данных в долг, и это отнюдь не способствовало доверию в имущественных
делах.
доброго короля, а горожане являлись туда со столь же справедливой верой во
всемогущество городского кошелька.
глубине души Ванвейлен не мог простить городам одного: сеньоры требовали в
прошении, чтоб горожане не носили шелковых лент, а горожане требовали в
петиции, чтоб благородное сословие не смело заниматься торговлей.
дрались друг с другом и городами, города враждовали с деревнями, а в самих
городах бились народ тощий и народ жирный, должники и заимодавцы, - и все
это стекалось на Весенний Совет, и Ванвейлен был согласен с Арфаррой, что
развязать узлы можно - либо кровопролитьем, либо - чудом.
на будущее. В обществе, лишенном средств массовой информации, чудеса
играют роль хорошей и тотальной пропаганды.
снега, выпавшего позавчера в замке Ятунов...
подземные ходы и анилиновую краску: он и сам был неплохим гипнотизером,
или, пользуясь здешней терминологией, умел "отводить глаза".
б Арфарра-советник хотел или мог стать диктатором. Но о диктатуре или
демократии речи и не было. Монархия совместима, слава богу, с любым видом
правления и типом хозяйствования. Речь шла о том, чтобы обуздать хаос,
царивший в стране. Ибо, если в мире непорядок и разбой, тогда страдает
каждый, тогда не строят надежных домов и не пашут полей, и никто не хочет
наживать сверх необходимого, потому что нажитого лишаешься в один миг...
последние годы неплохие химические открытия. Он ужаснулся, узнав в одной
из тайных прогулок в руках монаха автоген. Это, кстати, ставило все точки
над и: сумеют ли в империи, если обнаружат корабль, вскрыть оболочку... Но
вскорости эти мысли забылись, да и вообще все мысли об империи отошли на
второй план, она мало имела, по мнению Ванвейлена, отношения к
происходящему...
началась как будто с химии, а не с механики, и в храме, а не в
правительственной академии.
этих открытий деньги: Ванвейлен постепенно понял, что большинство крашеных
тканей и дутых браслетов, продаваемых в Варнарайне, было не старинной
технологией, а нововведениями. Пока королевство играло для храма роль
сырьевого придатка. Но Ванвейлен не сомневался, что при прочих равных
условиях храм найдет выгодным ставить свои мастерские вне бдительного ока
империи, и торговать не только тканями, крашенными анилином, но и
технологией.
из знания и товары из открытий, принадлежало в значительной мере господину
Даттаму: без него храм так и остался бы компанией ростовщиков и алхимиков.
все, чтобы поссориться с Арфаррой...
Голубых Гор и обратно, на Весеннем Совете стали попадаться люди, которые
вели очень странные речи. Они говорили: "Мы - ленники храма, а храм -
ленник не короля, а экзарха Харсомы".
а вот король благоволит к выскочкам. Что Даттам, племянник наместника
Варнарайна - человек щедрый и благородный, а Баршарг, араван Варнарайна,
между прочим, тоже ведет свой род от Белых Кречетов.
непонятно. Не то - недружественные вассалы, не то - дружественные
иностранные наблюдатели. Но кругом было столько непонятного, беззаконного
и безумного...
вражда предпринимателя и политика. И при этом Даттам был готов на все,
если речь шла о его личных интересах. А Арфарра, надо признать, был готов
на все, если речь шла не о его личных интересах.
разговоров не вел: словно это было самостоятельное политическое творчество
его сотрапезников.
говоря, Даттам, как и Арфарра, воплотил в жизнь метафору о резне, которую
можно предотвратить лишь чудом. С той только разницей, что в Голубых Горах
резня намечалась из-за того, что у людей отбирали свободу, а на Весеннем
Совете резня намечалась из-за того, что людям свободу возвращали.
именно волею Даттама королевство было сырьевым придатком и рынком сбыта; а
империя - местом для мастерских. И Даттам был готов на все, чтоб сохранить
монополию. Не страшны были Даттаму ни законы про "твое" и "мое", ни замки
с сеньорами - но вот свободное предпринимательство и антитрестовское
законодательство - этого несостоявшийся государь Иршахчан вынести не мог.
Этот человек был: и кабана съест, и про муху скажет: "тоже мясо".
мастерские только в империи - хранил монополию. Поэтому-то лично ездил по
местным горам. А вот пропади Даттам, помри, например, от шального вируса -
и пропадет половина торговых связей... Даттаму хроническая анархия была
выгодна - он плавал только в мутной воде. Как вокруг не было государства,
а была личная преданность - и предательство, так и свободного
предпринимательства не было, - а были личные торговые связи.
показывал когти и ждал, сколько ему предложат. И поэтому, когда приходил
жалобщик и говорил, к примеру, что Шамаур Рысий Хвост окружил его хутор,
похватал слуг и служанок, а его самого с женой повесил коптиться над
очагом, пока подлые люди не откроют кубышки и не напишут дарственную -
тогда дарственная соответственным образом пересматривалась. А когда
жалобщик приходил и рассказывал то же самое о людях Даттама, - тогда