побежали трещины, колонна выгнулась в другую сторону, две-три тяжелые
глыбы выпали, как выбитые тараном, с грохотом покатились по ступеням,
сбивая с ног и калеча набегающих снизу латников.
мраморный столб, удерживаемый кровлей, устоял. В трех шагах Олег упал,
уворачиваясь от брошенного копья, перевернулся через голову и в прыжке
саданулся о другую колонну. Вверху послышался треск, на пол со стеклянным
звоном посыпалась цветная мозаика. Покатились тяжелые глыбы, от колонны
остался широкий каменный пень. Глыбы раскатились, сбивая с ног стражей,
его тяжелая крыша удержалась, лишь просела, оттуда уже не дождем, а
цветным градом сыпались стекляшки, мелкие камешки.
когда страшно загремело, рядом упала тяжелая каменная плита, брызнула
мелкими обломками. Послышались крики раздавленных людей, и тут сверху
обрушилась каменная лавина.
барельефы, летящие нимфы, безголовые сатиры. Сквозь облако искрящейся пыли
и мелкой крошки видел могучую фигуру Томаса -- тот хватал, давил,
отбрасывал, снова хватал. Потом туча падающих камней и рухнувшей крыши
скрыла рыцаря, Олег бросился в ту сторону, прыгая через груды мрамора,
ничего не видя в облаке пыли:
солнце прожигает лучами насквозь пыльное облако, что оседает очень быстро
-- мрамор! Олег закричал снова:
белых разломанных глыбах. Как великаньи зубы торчали пеньки колонн,
огромные глыбы раскатились по зеленому двору. Облако тяжелой мраморной
пыли уже опустилось, покрыв развалины и траву во дворе серебристым
налетом.
разбросал камни, там лежали крест-накрест два стражника, оба похожие на
расплющенных колесом телеги жаб.
увидел торчащие ноги. Не успел убрать последние глыбы, как вся груда
камней зашевелилась, рассыпалась, и Томас поднялся во весь рост. Глаза
были ошалелые, он покачивался, руками хватался за воздух. На запястьях
звенели обрывки цепи.
сверкнули, потом звезды посыпались, затем будто языческий бог молотом
шарахнул по затылку... Сэр калика, почему все бьют по одному и тому же
месту?
мире ни эллина, ни иудея, мол, все как доски в заборе. Тебе надо было
жевать одолень-траву, а не глотать, как голодная утка!
Мечи болтались на поясах, что-то орали, глаза были вытаращены. Передний
увидел Олега и Томаса среди развалин, на бегу выдернул меч.
воинам. Глыба тяжело ударила в землю прямо перед ним, взрыхлила почву,
подскочила и покатила дальше, задев одного стража краем, разнесла ворота и
выкатилась на дорогу. Страж остался лежать, ухватившись здоровой рукой за
поврежденное плечо, второй остановился, посмотрел на странных гостей, на
раненого друга, попятился.
конюшне испуганно ржали кони, ворота трещали. Олег выбрался из развалин,
заспешил за Томасом. В голове была странная легкость.
лошадях разбирается лучше, чем в людях. Испуганных коней удерживает легко,
хотя одолень-травы сжевал самую малость, Олег остальное съел сам.
выветрится...
можно умереть как добрым христианам.
замерзающие на морозе улитки. Томас тоже без нужды торопил испуганных
коней, что все еще не могли опомниться от страшного грохота.
долго придется раскапывать руины, прежде чем отыщет придавленную душу
негодяя... Конечно, противно брать в руки, но надо же тащить в ад.
холм. Откуда увидели высокий массивный замок, тот возвышался на холме,
явно насыпанном для этой цели. Вокруг вздымалась каменная стена, перед ней
тянулся ров с водой. Через ров переброшен широкий подъемный мост, в
заходящем солнце блестели толстые железные цепи.
убежденности в голосе.-- Да и обереги говорят, что твоя чаша там.
же ухитрился сохранить обереги. Впрочем, наемники Коршуна щупали их, он
видел, но не польстились на деревянное ожерелье, вырезанное к тому же
грубо, неумело.
уже пролегли красновато-черные тени. Над краем земли торчал лишь багровый
краешек, затем и он опустился, на землю упали сумерки.
хмурый, с раздраженным лицом, глаза из-под набрякших век смотрели злобно.
ворот:
одежды, что висели как на пугале. Железные браслеты угрюмо блестели на
руках и ногах, обрывки цепей позвякивали.
что рычат и лаются, как разбойники:
Явится управитель, разберется.
-- сутки прочь. Прошел бы день, а ночи, слава Богу, не увидим... Места тут
тихие, чего, спрашивается, ездиют? Не сидится им. Шастают, шастают...
ртом воздух от ярости, а Олег со скорбным лицом слез с коня, сказал
кротко:
понимают силу, чем правду. Подай коней назад, а я вышибу ворота этого
гнусного хлева.
багровым:
медведи возле рыбы...
весело заржал, но Олег внезапно ринулся на ворота, ударил в плотно сбитые
бревна. Томас вздрогнул от страшного треска, грохота, скрипа раздираемых
железных полос. Кони прыгали, пытались выброситься с моста в ров, Томас
удерживал железной рукой, а когда повернул голову к воротам: не поверил
глазам. В них словно ударила скала, выпущенная из великанской катапульты:
огромные запоры не дали распахнуться створкам, зато ворота целиком вынесло
из стены -- лежали внутри двора в трех саженях от пролома. В стенах
каменной арки зияли дыры от штырей, сыпалась кирпичная крошка.
вынесло во двор. Томас не успел повернуть коней, как он поднялся, шумно
выбивая из одежды кирпичную пыль и мелкую крошку. Ругался он так, как
могут лишь паломники, которые видели и Крым, и Рим, и попову грушу, не
говоря уже о Иерусалиме, где побывала и погадила каждая собака.
Наверху висел, истошно вопя, уцелевший страж. Из багрового стал белым,
ноги безуспешно царапали воздух.
Глаза лезли на лоб, ибо вместо привычных несокрушимых ворот зиял далекий
темный лес, из которого нехорошо дуло. Из стен с обеих сторон торчали
массивные крюки и петли, на которых когда-то висели тяжелые створки ворот.
выбивал мелкие камешки из лохмотьев, Томас жестом указал на пустое седло,
Олег уныло отмахнулся:
Конюшевский Владислав
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман