бы огонь не пошел!
сгорит!
у старой женщины, знаменитой, властной и богатой, погибло в пламени.
огню, ни Московскому великому князю.
Глава 27
просушенного леса. Раньше бы и не позволила себе такое! Завозили запасы
взамен потраченных пожаром: хлеб, холсты, лен и шерсть. Из волосток гнали
новые обозы с добром в Новгород. Телеги вязли по ступицу в раскисающих от
осенних дождей дорогах. Борецкая сама выезжала встречать и торопить
возчиков. Терем сложили простой, на первое время. Где-то в душе Марфе и не
хотелось лучшего - не для кого теперь!
славщиками, ряжеными, гаданьем, а там уже и февраль не за горами. С концом
февраля начинался новый год, последний (о чем смутно догадывались многие)
год независимости Господина Великого Новгорода.
канун Рождества. Вместо славщиков - гроб на белых полотенцах выносили из
терема. Без Офонаса Людин и Загородский концы совсем отшатнулись.
другой не хотели явно спорить с Москвой. Плотничана тоже отложились. С
Коробом и Казимером прохлада наступила уже давно. Борецкая оставалась одна.
Город баламутили вялые пересылки с королем Казимиром, в которого никто уже
не верил, да сгущающаяся угроза от великого князя Московского.
опальных в низовские города. Наместники великого князя делали, что хотели.
перед наместником, решавшим всякое дело в пользу москвичей. Купцы начинали
разбегаться в Кострому, в Устюг, в Вологду, кто тайно, кто явно. Даже друзья
отбывали, с кем думу думали, совет советовали.
торговые. Соль она всю обычно продавала через него. Честно уехал.
просто:
Строганого.
стал Господин Новгород!
только:
рыбы - несчитано, леса высокие, воды текучие!
купец:
помню!
спросила о том!") - Старее! - ответил Строганый. Усмехнулся, сузив глаза. По
мелким морщинкам у глаз увидела: не врет. А красный мужик, и седины не
видать!
допрежь молчал, а ныне спрошать хочу. Вот хоть ты, хоть наше братство
Иваньское - почто бы то миром с Москвою не поладить? Верхнюю-то власть обчу
устроить, а наши дела, домашние, градские, самим решать, по-прежнему?
уж и заплатить можно. Все одно - тут люди живут, москвичи в Новгород не
переедут!
заморску торговлю в Новом Городи прикроет! Вас под корень, и нас под корень!
- Тряхнул волосами Спиридон, шутливо предложил:
за Камень, в Югру! Сгорю, и тебе со мной сгореть будет! Нет, беги один
лучше! А я с Великим Новгородом остаюсь. Да уж и недолго истомы конечь
видитце! Бог даст - отобьемся от Ивана, сама в монастырь уйду. К себе, на
Белое море, в Неноксу. Для себя и строила, как Василий Степаныч, царство ему
небесное! Мне теперь одной немного нать... Прощай. Еську возьми! Перед Богом
ответишь за него! Постой ище... - Вынесла икону, вручила:
другие. Григорий Тучин, вон, лица не кажет. В чем-то честнее они, хоть и
живут на барыш. А всего честнее, поди, черные люди. Ремесленники, крестьяне
- те за всех отвечают. В высоком терему прожила век, не видать было!
***
Москву. Всех - и того, кто не дождался разбора своих дел в тот приезд
великого князя, и тех, чьи жалобы были поданы Городецкому наместнику и еще
не рассмотрены. Вызывал истцов и ответчиков, и не только мелких людей, но и
бояр великих - самого Захария Овина, Василия Никифорова Пенкова, Ивана
Кузьмина. Такого еще не бывало. Многие и не верили даже.
города. Без разорительных дорожных расходов, без исправы московской, где
обдерут и правого и виноватого, где попасть в яму - хуже, чем умереть. У
себя в затворе сидеть - не в пример легче! Все из дому передадут лишний кус,
да и сунут стражнику, чтоб не прижимал очень, дома и стены помога!
давнишней, прочной, было, кроме идущего из старины родового соперничества,
кроме кончанской вражды и юношеских воспоминаний о погроме неревлянами
дядиного терема (то же теперь и им устроили - поделом!), в этой давней
ненависти было и постоянное раздражение на то, как неоправданно и, с его
точки зрения, зря Борецкие лезли на рожон. Потеряв старшего сына, Марфа не
изменилась. Это сбивало его с толку.
обжи хорошей земли под городом. Олфер сумел нажаловаться Московскому князю.
Он и сам бы на месте Олфера поступил так же. Теперь приходилось судиться о
той земле перед князем. Раскаянья он не чувствовал, разумеется. Земля есть
земля - не зевай! Новгородское управление дотоль было хорошо, по мнению
Захарии, доколь устраивало его самого. Он нравом пошел скорей в дядю, чем в
отца, тот-то был и в Совете среди старейших, имел вкус и к власти, и к
заботам городским. Овин же сторонился дел посадничьих. Раз только ездил
послом в Москву с Ионою и с Иваном Лукиничем, да и то больше помалкивал,
предоставляя Лукиничу вести посольское дело. Хозяйство - это он понимал. Не
лез на Двину: "За чертом нужно с Москвой тягатьце! Свои волостки тута, их и
обиходь!" Новины припахивал каждый год, да и прикупал, да и так прибирал к
рукам немало, где только можно. И росла Овинова волость! Хоть и не
размахивался, как Борецкие, а имел не меньше Марфиного. Во всем Новгороде
один Богдан Есипов был богаче его. За то и уважал Захария Богдана, из-за
него согласился и просить за поиманных - не за Федьку же, Марфиного дурня!
Ругал зятя за бегство с борони, а сам послал на Шелонь брата вместо себя. И
с королем Казимиром ждал: а вдруг выгорит дело? Тогда - мой зять в Литву
ездил! Наша семья напереди!
отпереться, и переждать нельзя, и прикрыться некем. Его, его! Захарию
Григорьевича Овина князь Иван зовет в Москву на суд.
наводкой придешь, кликни - вся улица за тебя. Высуди не по-твоему! Утеснил
Иван. Умен. Не откажешь. Служат ему московские-то бояра. Вельяминовы,
Оболенские, Кошкины. По струне ходят. Весной, вон, тверские бояра поехали на