сторону тяжкие руки. И - метины. Пухлые рубцы на местах, где устояла
кольчуга, бугор сросшейся ключицы, на правой груди темная звезда не то от
копья, не то концом меча было бито. За ухом из-под волос длинный разруб
идет сверху через лопатку, и сейчас княжичу видно, что будто бы тянет он
голову вбок.
ворочается, как живое бревно. И, будто проснувшись, рвануло назад раз и
два. У Стриги на конце выстояли, а другой конец подался, и ловцы,
перехватывая толстую веревку, не то дали потачку, не то сам канат
заскользил. Эх! Уйдет! Нет, замерло, но надолго ль? Бросив неводное крыло,
Стрига в два скачка достал до челна, схватил колотушку, деревянный молот
для сомов, - и уж в воде по пояс. Прицелился, выжидая, и ударил раз,
другой, скрылся в брызгах - сильно подпрыгнула рыбина, но утихла.
слабому концу. На другом тянул Стрига. И уже на мели раздувшаяся тоня. В
пеньковом мешке полно. Еще, еще! Теперь не уйдешь! На сухом взяли! В
корзины метали стерлядей и серебристый частик - простую рыбу. И, зацепив
мертвой петлей за голову ниже жабер, выволокли дорогую добычу - тупорылую
белугу, закованную в чеканный костяной панцирь. На семь пудов потянет, не
меньше. Удача.
ловецкую, - приказал-попросил он удачливого парня, и тот затянул высоким,
чистым голосом:
осеннее перекати-поле, гонимое бичами вихря. Боярин Стрига, смыв чешую,
стоял босой, в длинной рубахе. Выжатые штаны сушились на траве. Ловцы
успели погрузить добычу на телегу, прикрыв мокрым неводом от солнца.
торопясь, снял путы и, ловко вспрыгнув на спину, погнал к телеге, где
другие ждали запрягать. Боярин оделся, присев, мигом намотал портянки,
натянул сапоги, подпоясался, перекинул перевязь от меча и поднялся в
седло. Всадник приближался. Вороно-пегая лошадь как-то особенно далеко
выбрасывала вперед задние ноги, и ездок мотался на спине, будто сейчас
вылетит. Ехал он без седла, только с недоуздком без удил, но конь
слушался. Саженях в двухстах всадник врезался в старицу. Конь взбил воду
грудью, залив всадника по макушку, поневоле сдал ход и, выскочив на берег,
пошел было короче, мотая головой, но всадник лихо послал его и лихо
остановил рядом с боярином. Парень, лет пятнадцати, гололицый еще,
длинноволосый, силился что-то сказать, но не мог - задохнулся.
грудь, парень прерывисто выкрикнул слова:
сползавшего к Суле на севере:
лошади заволновались, и табунщики заметили среди своих чужую подседланную
лошадь. Седло не русское, чумбур порван. Стало быть, ушла. Откуда же?
Стали искать, нашли в траве свежую стежку, сочли - шли конные не более
двадцати. А если более - ненамного. Стежка вела в голову Кабаньего оврага.
Табунщики пустились отжимать своих лошадей к Суле, а молодого послали с
вестями.
всполохами, ожидая, умолкал, и тихо-тихо делалось в спящей долине Сулы.
Ветер едва-едва шелестел листвой, травы едва шевелились, еще низкая зелень
полос хлебов, густая, крепкая, мечтая о чуде сотворенья колосьев, не
замечала ни ветра, ни набата.
вторая, третья. Людей в них полно, мелькают шесты, которыми пихаются
пловцы. На берегу замелькала скотина, лошади, овцы. Верховые гнали худобу.
Видны стали люди и ниже Кснятина, и на пологих языках, которыми с востока
степь спускалась к Суле. Покинув мазанки, шалаши, легкие избы, в которых
жили летом, кснятинские спешили к убежищу. Из крепости же вышел конный
отряд, за ним - несколько конных и сколько-то пеших. Немного погодя -
третий. Становилось будто бы много, но легко счел бы их, кто хотел, на
пальцах - ровно двадцать коней. И еще один конь.
част, а через мост уже пошли в крепость люди. И телеги откуда-то взялись с
добром, которое берут с собой хозяева на летнюю жизнь в поле, на пасеки.
Немудрое добро, богатство невеликое, но все нужное, половец не возьмет,
так сожжет.
берег тоже свой, половцы не стараются прийти на него, чтобы сесть
постоянным житьем, и нет спора о межевой грани. В договорах, и в
словесных, и в писаных, которые много раз заключались между русскими и
половцами, говорилось не о земле. Уславливались, чтобы половцам быть у
себя и русским - у себя. И чтобы одним к другим не ходить воевать, а
ходить без обид, для торговли. Нет вражды из-за земли, видимой глазом,
отмеренной веревкой, известной по приметам. Половец все мнит своим, что
ему посильно взять, потому-то и понимает половец только силу. А любит
половец широкую степь и говорит, что когда видит вечером дальний огонь
чужого кочевья, то ему уже тесно и нет больше радости. А почему так, никто
не знает, кроме бога.
- печенеги. Князь Святослав пошел с сильной дружиной по Донцу, потом по
Дону, всюду бил хозар, разрушил их крепость Саркел на Дону. Потом
Святослав по Оке сплыл на Волгу, разорил город Булгар, столицу подвластных
хозарам камских булгаров, побил буртасов. Спустился по Волге, разрушил
хозарскую столицу Итиль. В Тмуторокани победил яссов и касогов и утвердил
свою власть при море. После походов Святослава хозарское имя угасло. На
смену им пришли печенеги. С печенегами расправился сын Святослава,
Владимир, но в степи, будто манят они всех восточных людей, пришли половцы
- куманы.
разметал их. Часть их явилась в смешении с печенегами. Печенеги не избиты
Владимиром, но разогнаны и выгнаны. Сколько хозар и печенегов смешано с
половцами, сами они не знают, ибо все они между собою схожи обличьем,
обычаем, речью. Одинаково давят на Русь, грабят, уводят пленных на продажу
как рабов и для работы на себя. Руси нужно либо уходить на север, в леса,
за болота, либо отбиваться. А есть ли выбор? Уходить - нагонят. Зимой
пройдут через болота, через реки. И леса не такая уж помеха. Кснятин
сильная крепость, не въедешь, не влезешь с разбега. Но если, не защищаясь,
сидеть внутри, за четверть дня пробьют ворота, засыплют ров, разроют
стену, и не такую, как кснятинские.
первый табун, боярин поговорил с табунщиками. Останавливался у погонщиков
стад. Вскоре встретили табунщиков, пославших с вестью парня на
вороно-пегом коне. Говорили и с ними. И все одно - с той стороны, с
половецкой, с востока и от полудня не бегут ни косули, ни тарпаны, ни
туры. На той стороне, половецкой, где, однако же, зацепились и Голтва, и
Лтава, и Донец, не видно тревожных дымов, ночью не было огней. Не бегут
оттуда и люди. Сколько-то русских, сколько-то давно от своих отбившихся
хозар, печенегов и тех же половцев, помешавшихся с русскими, ставших
русскими по обычаю, живет по Пслу, по Ворскле, по Донцу, по Сейму, по
Осколу, по жирным землей, дичью, рыбой долинам малых речек. Люди эти не
считаны. Сказать про них - много, нельзя. Их - не мало, не одна тысяча
душ. Из них никто не прибежал.
- товар, вслепую, но и каждый встречный, спеша прятаться в Кснятине,
понимал - половцы не идут войной. Кснятинский колокол повещает о
половецком наезде. Но ведь когда ты один, вдвоем, впятером, то для тебя и
десяток половцев - войско.
землянки. В роще, в овраге построены похоронки так, что, не зная, и не
заметишь. Прячутся семьями, заводят лошадь. По истечении времени бревна
сгниют, завалится земляной настил. Но яма остается надолго, и случайный
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Сапковский Анджей
Глуховский Дмитрий
Андреев Николай
Витковский Евгений