раскисшее тело Гаврилы, подсадить его и какнибудь перекинуть через высокую
ограду. Гаврила слабо помогал Алешиным усилиям, но мелькнувший меж деревьев
свет совершенно парализовал его волю, и он смирился с неизбежностью:
остервенело дергая камердинера, пытаясь протащить его сквозь узкие зазоры
решетки.
Никита.
воду.
пошел ко дну, но рука Алексея ухватила его за воротник, подняла над водой
облепленную тиной голову. Несколько сильных гребков, и они благополучно
вылезли на берег по другую сторону злополучной решетки.
стоящей на верхней дороге коляске.
Гаврила очнулся, брезгливо снял со лба липкие водоросли.
бутылку токайского.
грустно.
там в Париже ни пустырей, ни болот.
-- Батюшка назначен во Францию посланником. Нас он берет с собой, а выезд не
раньше, чем через неделю.
тонким и скрипучим фальцетом запел: "Гаудеамус, игитур, ювенэс дум сумус...
"*
месту. Будем веселиться, пока мы молоды... Вперед, гардемарины!
заведения учинило ему дотошный экзамен, нашло его знания весьма
удовлетворительными и зачислило на последний курс.
месяц в его дому, совершила вещь невозможную -- помирила Аглаю Назаровну с
мужем. Новые отношения супругов не изменили распорядка их дня, однако дворня
стихийно стерла невидимую черту, деляющую усадьбу на два клана. Меньше стало
крику и ору, а в тронной зале в поисках справедливости теперь присутствуют
как "белые", так и "синие". Впрочем, чистый цвет редко теперь у них
встретишь, смотришь, панталоны белые, а камзол синий или наоборот, однако
все это мелочи...
дарованной ей мызе. Вера Константиновна оставила до срока Перовское и стала
жить вместе со своей будущей невесткой. Как ни старался князь, ему не
удалось вернуть завещанное монастырю богатство Зотовых, но тетушка Пелагея
Дмитриевна после продолжительной беседы с Черкасским устыдилась и в его
присутствии начертала завещание, где отписала все племяннице. Событие это
было вполне своевременно, потому что важная помещица, хоть и лежала в шелках
и бархате с французским романом в изголовье, была очень плоха -- водянка
раздула живот и ноги.
заботами заполнен день -- сидеть подле маменьки Веры Константиновны у
окошка, читать и всматриваться прилежно в летний туман и зимнюю вьюгу -- не
зачернеется ли карета, везущая Алешеньку на вакацию -- хоть на неделю, хоть
на денечек! И как бы ни была счастлива последующая жизнь Софьи, удел ее --
ждать.
точным -- в Польше. Прибытие его в Париж, а тем более отъезд требуют, по
нашему мнению, куда более пространного рассказа, но бумаги в России работают
до сих пор мало и плохого качества, а посему автор, уступая настоянию трезво
мыслящих людей, довольствуется одним абзацем.
курьерский характер и было выполнено с честью. Месяц его жизни в Париже
пролетел как миг и кончился ночным тайным отъездом в карете, данной князем
Оленевым. Таинственность эта была. вызвана не только зашифрованной почтой к
вице-канцлеру, которую Саша вез на груди, но и присутствием в той же карете
счастливой и перепуганной Анастасии Ягужинской. Саша выкрал ее почти изпод
венца, и немалую помощь в этом оказали ему Никита и верный их Гаврила.
когда узнал наконец то поклялся лишить жизни этого щенка, этого негодяя
Александра Белова, но пока не видно, чтобы жизнь предоставила кавалеру эту
возможность. Венчание Саши и Анастасии прошло незаметно, ни двор, ни
"Ведомости" не уделили их свадьбе должного внимания.
университета. Их вояж в Саксонию предворил некий разговор, случившийся в
Париже.
привело меня во Францию. Я хочу учиться.
вернусь и хотел бы поступить в Сорбонну.
Ты хочешь заняться богословием? Неплохая карьера для князя Оленева -- стать
капуционом!
Я думал, что Сорбонна и университет -- это одно и то же. Гаврила уверял...
было не поехал со мной в Париж и после этого уверен, что знает французов.
Сорбонна в силу старых традиций руководит университетом, но учит только
схоластике и теологии. Да и весь университет здесь проникнут средневековыми
традициями. Медикам там читают римскую хирургию. Мало того, что хирургия эта
безнадежно устарела, так еще лекции читаются по латыни.
еще знать английский и немецкий. И не римская хирургия нужна, а механика,
история, архитектура и география! Может, определить тебя в Коллеж де Франс?
-- сказал князь задумчиво. -- Его посещал великий Рабле...
В его слезливой и бессвязной речи, произнесенной, как думал Гаврила, на
латыни, только одно слово было понятно -- Геттинген. Князь высказал
одобрение поездке в Германию. Годы учения были весьма интересными и уже
потому счастливыми для Никиты, а тем более для Гаврилы. Он не только
преуспел в химии, медицине и парфюмерии, но и сколотил изрядный капитал.
принят милостиво государыней Елизаветой и всем двором. Но Дальон страшно
негодовал из-за появления на политической арене своего соперника. Первый же
их разговор начался с брани, а кончился пощечиной, которой "бесхарактерный"
посол наградил посла подлинного. Тот не остался в долгу и проткнул Шетарди
ладонь. Маркиз потом долго похвалялся перевязанной рукой, объясняя всем и
каждому, что повредил ее в боях за русское дело. Под флагом все тех же
"русских интересов" он возобновил вкупе с Лестоком лютую борьбу с
Бестужевым.
сколотил французскую партию, всюду совал свой нос, стелился перед
государыней, играя почтение, восторг, обожание... Однако миссия его
протекала очень негладко, и он каждую неделю писал шифрованные депеши в
Париж.
руках. Академик Гольбах каждую неделю приносил вице-канцлеру расшифрованные
депеши, Яковлев делал нужные выписки, а Бестужев складывал их стопочкой и
ждал своего часа.
двух цербстских принцесс: четырнадцатилетней СофьиАвгусты-Фредерики (будущей
Екатерины II) и ее матушки, великой интриганки, а попросту говоря, шпионки
прусского короля. "Цербстская матушка" сразу стала врагом вице-канцлера, а
потом своим неумным и вызывающим поведением восстановила против себя
государыню.
шетардиевых депеш, в коих особенно выделил места, касающиеся Елизаветы
лично: дескать, ленива, беспечна, к делам имеет отвращение, пять раз в
неделю платья меняет, а Бестужева потому близ себя держит, что боится, как
бы дельный министр, назначенный вместо него, не помешал бы ее распущенности.
Черепнин Владимир
Панов Вадим
Маркеев Олег
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Майер Стефани