Пятью минутами позже голова Ральфа вынырнула из-под старого склоненного дуба. Ральф сразу увидел Луизу. Женщина, стоя на коленях, смотрела на его обращенное вверх лицо сквозь клубок перепутанных корней. Он протянул перепачканную, в кровавых подтеках руку, и женщина крепко ухватилась за нее, поддерживая Ральфа, пока тот преодолевал последние ступени — искореженные корни, скорее похожие на перекладины переносной лестницы.
Ральф выбрался из-под дерева и лег на спину, жадно вдыхая свежий воздух. Никогда в жизни воздух не казался таким вкусным. Несмотря ни на что, он испытывал огромную благодарность судьбе за вновь обретенную свободу.
— Ральф? С тобой все в порядке?
Он повернул ее руку, поцеловал ладонь и положил сережки на то место, которого только что касались его губы.
— Да. Это твое.
Луиза удивленно разглядывала их, словно никогда не видела сережек ни этих, ни каких-либо других, — затем опустила в карман жакета.
— Ты увидела их в зеркале, ведь так, Луиза?
— Да, и тогда я разозлилась… Но вряд ли была сильно удивлена.
— Потому что ты знала.
— Догадывалась. Возможно, с того самого момента, когда увидела Атропоса в панаме Мак-Говерна. Просто я держала… Это знание… В тайниках мозга.
Луиза внимательно, как бы оценивающе, смотрела на Ральфа.
— Не будем сейчас говорить о моих серьгах — что произошло там, внизу?
Как тебе удалось выбраться?
Ральф испугался, что если она слишком долго будет разглядывать его, то узнает слишком много. К тому же, если он еще немного останется без движения, то уже не сможет пошевелиться, усталость наподобие огромного океанского лайнера разливалась в нем, пытаясь увлечь на дно. Ральф поднялся на ноги. Сейчас он не мог позволить себе утонуть.
Новости, сообщаемые небесами, были не так плохи, как он ожидал, но все же достаточно неутешительны — никак не меньше шести часов. Жители Дерри, не имеющие отношения к митингу по поводу абортов (огромное большинство, говоря прямо), садились за стол. Двери Общественного центра Дерри уже открыты; вход купается в свете софитов, тележурналисты ведут репортажи в прямом эфире о прибытии первых защитников права выбора, которым приходится проходить мимо Дэна Далтона и яростно размахивающих лозунгами «Друзей жизни». А неподалеку кто-то напевает любимую песенку старины Эда Дипно:
«Эй, эй, Сьюзен Дэй, сколько ты убила детей?» Что бы ни предстояло совершить ему и Луизе, сделать это необходимо в следующие шестьдесят или девяносто минут. Отсчет времени начался.
— Идем, Луиза. Надо торопиться.
— Мы возвращаемся в Общественный центр?
— Нет, не сразу. Сначала нам следует… Ральф понял, что не может ждать окончания того, что должен сказать.
Куда же, по его мнению, им следует отправиться сначала? В больницу Дерри? В «Красное яблоко»? К нему домой? Куда податься, если хочешь отыскать парочку благожелательных, но далеких от всезнания остолопов, вовлекших тебя и самых близких твоих друзей в мир боли и тревог? Или, вполне резонно, это они должны отыскать тебя?
«Возможно, они не хотят разыскивать тебя, любимый, Скорее всего, они прячутся, избегая твоего общества».
— Ральф, ты уверен, что… Внезапно он вспомнил о Розали, и сразу все встало на свои места.
— В парк, Луиза. Мы пойдем в Строуфорд-парк. Вот куда нам следует отправиться. Но по пути сделаем одну остановку.
Он повел Луизу вдоль ограждения, и вскоре они услышали ленивый шум разговоров. До Ральфа донесся и запах жареных хот-догов; после зловония логова Атропоса этот запах показался ему амброзией. А минуту спустя они вступили на площадку для пикников, расположенную рядом со взлетно-посадочной полосой N3.
Дорренс, стоя в самом сердце удивительной по красоте, разноцветной ауры, наблюдал за приземлением спортивного самолета. Позади него за столиком сидели Фэй Чепин и Дон Визи, между ними лежала шахматная доска.
Стэн и Георгина Эберли пили пиво, поджаривая над маленьким костром сосиски для хот-догов, нанизанные на специальные вилки.
На мгновение Ральф застыл как вкопанный, пораженный их красотой — преходящей, мощной красотой, составлявшей основу жизни Шот-таймеров. В голову ему пришла строка из песни двадцатипятилетней давности:
«Мы звездная пыль, мы золотые». Аура Дорренса была совершенно иной — сказочно иной, — но даже самая обычная аура любого другого из собравшихся на площадке сверкала, словно россыпь драгоценных камней.
— Ральф, ты видишь? Видишь, как они красивы?
— Да.
— Жаль, что они этого не знают!
Но так ли это? В свете последних событий Ральф не был уверен в истинности подобного высказывания. У него возникла мысль — хотя и смутное, но мощное интуитивное понимание) — что, возможно, настоящая красота недоступна осознанию эго; находясь в постоянном развитии, она является скорее существованием, чем предметом осязания и видения.
— Давай, делай свой ход, — произнес кто-то. Ральф вздрогнул, подумав, что обращаются к нему, но оказалось, что это Фэй разговаривает с Доном Визи. — Ты медлительнее черепахи.
— Не мешай, — ответил Дон. — Я думаю.
— Можешь думать хоть до скончания веков, но партия все равно закончится через шесть кодов. Дон налил вина в бумажный стаканчик и закатил глаза.
— А я не знал, что играю с Борисом Спасским? — крикнул он. — Я-то считал, что это всего лишь старина Фэй Чепин! Приношу свои глубочайшие извинения!
— Да ты бунтарь, как я посмотрю. Через шесть ходов можешь заняться профессиональной карьерой мятежного борца!
— Ишь какой умный!
— Да тише вы! — резко оборвала их Георгина Эберли. — Что это было? Как будто что-то взорвалось?
«Этим» была Луиза, позаимствовавшая немного вибрирующе-зеленой ауры Георгины.
Ральф, сложив правую ладонь трубочкой, вдохнул ярко-голубой поток света из ауры Стэна Эберли. Он почувствовал, как мощная энергия наполняет каждую клеточку его тела, словно внутри включили флюоресцентную лампу. Но огромный тонущий лайнер, бывший, по сути, многомесячной бессонницей, остался на месте, пытаясь увлечь Ральфа вместе с собой на дно.
Решение также было здесь — еще не принятое, всего лишь отложенное. Стэн оглянулся. Независимо от того, сколько взял Ральф от его ауры, источник по-прежнему оставался ярким и насыщенным. Очевидно, сказанное Клото и Лахесисом насчет бездонного резервуара энергии было правдой.
— Да-а, — протянул Стэн. — Я тоже слышал что-то…
— А я нет, — вмешался Фэй.
— Еще бы, ты же глухой как пень, — отрезал Стэн. — Мажешь хоть минутку помолчать? Вряд ли взорвалась емкость с топливом, потому что не видно ни дыма, ни огня. И уж точно это не Дон подпустил газу, потому что с деревьев не падают белки замертво. Должно быть, произошла обратная вспышка одного из топливно-наливных танкеров. Не волнуйся, дорогая.
— Посмотрите-ка на старину Дора, — проговорил Фэй.
Все повернулись к улыбающемуся Дорренсу, приветственно махавшему рукой в сторону Гаррис-авеню.
— И кого ты там видишь, приятель? — усмехнувшись, поинтересовался Дон Визи.
— Ральфа и Луизу, — сияя улыбкой, ответил Дорренс. — Я вижу Ральфа и Луизу. Они только что выбрались из-под старого поваленного дуба!
— Ух ты! — произнес Стэн. Он приложил ладонь козырьком к глазам, затем указал прямо на них. Ральф испытал шок, пока не понял, что Стэн просто указывает в ту сторону, куда смотрит Дорренс. — Поглядите-ка! А за ними идет сам Глен Миллер! Здорово!
Георгина попыталась толкнуть мужа локтем в бок, но Стэн, улыбаясь, шустро увернулся от тычка.
— Здравствуй, Ральф! Здравствуй, Луиза!
— Дорренс! Мы направляемся в Строуфорд-парк! Правильно ли мы поступаем?
Дорренс, счастливо улыбаясь: — Не знаю, теперь это дела Лонгтаймеров, я не вмешиваюсь. Скоро я отправлюсь домой и почитаю Уолта Уитмена. Сегодня будет ветреная ночь, а Уитмен особенно хорош, когда дует ветер.
Луиза, неистово: — Дорренс, помоги нам!
Улыбка Дорренса растаяла, старик грустно посмотрел на нее:
— Не могу. Это не в моих силах. Все, что можно предпринять, должны сделать вы с Ральфом.
— Да, — произнесла Георгина. — Терпеть не могу, когда он смотрит вот так. Почти веришь, что он действительно кого-то видит. — Она вновь принялась поджаривать сосиску, поворачивая ее на длинной вилке. — Кстати, кто-нибудь видел Ральфа и Луизу?
— Нет, — ответил Дон.
— Они скрылись в одном из мотелей на побережье с ящиком пива и бутылкой туалетной эмульсии «Джонсон Бэби», — сострил Стэн. — Огромной бутылкой. Я уже говорил об этом вчера.
— Ну ты и пошляк" — заметила Георгина, на этот раз попав локтем мужу в бок.
Ральф: — Дорренс, неужели ты ничем не можешь нам помочь? Хотя бы сказать, на правильном ли мы пути?
Ральфу на миг показалось, что Дорренс вот-вот ответит. Но тут над головой раздалось гудение идущего на посадку самолета, и старик посмотрел вверх. На его лице вновь появилась беззаботная улыбка.
— Посмотрите! — крикнул он. — Какая красота! Это же «Желтая птица»!
И потрусил к ограждению, полностью поглощенный зрелищем приземляющегося желтого самолета.
Ральф взял Луизу за руку и попытался улыбнуться, Сделать это было крайне тяжело — никогда в жизни он не испытывал такого страха и растерянности, — но в попытку Ральф вложил все свое усердие.
— Идем, дорогая.
2
Когда они с Луизой шли вдоль заброшенной трамвайной колеи, приведшей их к аэропорту, Ральф подумал, что способ их передвижения скорее похож на скольжение, чем на ходьбу. Теперь они тоже скользили в сторону Строуфордпарка, вот только скольжение было более быстрым и ощутимым, словно их несла на себе невидимая лента транспортера.
Экспериментируя, Ральф остановился, однако дома и витрины магазинов продолжали медленно проплывать мимо. Он взглянул на свои ноги: да, они не двигались. Казалось, двигается тротуар, а не он.
Облаченный в костюм-тройку, в неизменных очках появился мистер Даген, председатель отделения кредитной трастовой компании. Как всегда, он показался Ральфу единственным в истории человечества homo sapiens, родившимся без дырочки в заднице. Возможно, негативное отношение к нему вызвано тем, что однажды мистер Даген отказал Ральфу в займе. Аура мистера Дагена была скучного, казенно-серого цвета больничных коридоров, что вовсе не удивило Ральфа. Он прошел сквозь банкира, но тот даже не поморщился. Ральфа развеселило это приключение, но, взглянув на Луизу, он моментально посерьезнел. Он увидел беспокойство на ее лице, казалось, вот-вот посыпятся вопросы, вертящиеся у нее на языке. Вопросы, ответов на которые он не знал.
Они приблизились к Строуфорд-парку. Внезапно зажглись уличные фонари.
На площадке для игр, рядом с которой он, Мак-Говерн и Луиза частенько наблюдали за проказами детей, почти никого не было. На качелях сидели двое подростков, они курили, переговариваясь; мамаши, гуляющие здесь днем с детишками, давно разошлись по домам.
Ральф подумал о Мак-Говерне — о его беспрестанной, патологической болтовне, о вечных сожалениях по поводу старения — как они удручали при первой встрече и как теперь их не хватает, о том, как эти особенности его характера казались даже приятными из-за циничного ума и неожиданных, импульсивных актов доброты, — и его охватила невыносимая печаль. Конечно, Шот-таймеры могут быть звездной пылью и даже золотой, но когда они умирают, то исчезают как матери, гуляющие с детьми на этой площадке в теплую солнечную погоду.
Свержин Владимир
Василенко Иван
Володихин Дмитрий
Семенова Мария
Сапковский Анджей
Никитин Юрий