очередной семейной сценой, испытывая потребность отвести душу, он в по-
исках участия украдкой пробирался к ней на кухню, садился на деревянный
табурет и со стоном говорил: - Я больше не могу.
своих бед, были наивысшим счастьем для Лепореллы. Она не решалась произ-
нести ни слова в ответ или в утешение; молча, вся уйдя в себя, она сиде-
ла против него, только время от времени поднимала глаза и устремляла го-
рестный, жалостливый взгляд на своего порабощенного бога, и это немое
сочувствие утешало барона. Но стоило ему уйти из кухни, как лицо ее
опять искажалось от гнева и тяжелые руки с остервенением колотили по мя-
су или терли кастрюли и серебро.
гроза: барон, долго и терпеливо, с притворным смирением провинившегося
школьника слушавший горькие упреки жены, вдруг взорвался и выбежал вон,
изо всей мочи хлопнув дверью. - Хватит с меня! - крикнул он таким громо-
вым голосом, что в доме зазвенели все стекла. Побагровев от бешенства,
не владея собой, он влетел на кухню и приказал трепетавшей, как натяну-
тая тетива, Кресченце: - Сейчас же уложи мой чемодан и достань ружье! Я
уезжаю на охоту. Вернусь через неделю. В этом аду сам черт не выдержит!
Пора положить этому конец.
лый смешок вырвался из ее гортани: - Верно, сударь, пора положить конец.
- И с лихорадочным рвением, носясь как угорелая по комнатам, она вытас-
кивала из шкафа, снимала со столов нужные вещи, вся дрожа от неистового
волнения. Потом она сама снесла вниз чемодан и ружье. Барон хотел на
прощанье поблагодарить ее за усердие, но, взглянув ей в лицо, испуганно
отвел глаза: на ее узких губах опять играла та самая коварная ухмылка,
которая так ужаснула его при отъезде баронессы. Невольно ему представил-
ся хищный зверь, подобравшийся для прыжка. Но лицо Кресченцы уже опять
было бесстрастно, и она только шепнула ему с необычной, почти оскорби-
тельной фамильярностью: - Езжайте, сударь, с богом, а я уж все сделаю.
его встретил двоюродный брат и с первого взгляда на взволнованное, рас-
терянное лицо своего родственника встревоженный барон понял, что стряс-
лась беда. После нескольких осторожных подготовительных слов тот сооб-
щил, что жену барона нашли утром мертвой в постели, а вся комната была
пропитана запахом газа. К сожалению, продолжал двоюродный брат, возмож-
ность несчастного случая исключается, ибо сейчас, в мае, газовой печкой
незачем пользоваться; факт самоубийства подтверждает еще и то обстоя-
тельство, что бедная женщина приняла на ночь веронал. К тому же Кресчен-
ца, кухарка, которая одна была дома в тот вечер, показала, что она слы-
шала, как хозяйка ночью выходила в прихожую, видимо, для того, чтобы от-
крыть тщательно завернутый газовый кран. Основываясь на этом показании,
врач полицейского управления исключил возможность несчастного случая, и
в протоколе так и записано, что причина смерти - самоубийство.
Кресченцы, у него похолодели руки: тягостное, мерзкое ощущение, словно
тошнота, подступило к горлу. Но он усилием воли подавил мучительную до-
гадку и вместе с двоюродным братом поехал домой. Тело уже было увезено,
в гостиной с мрачными, враждебными лицами сидели родственники; их собо-
лезнования были холодны, как лезвие ножа. Они сочли своим долгом тоном
осуждения указать ему на то, что "скандала", как это ни прискорбно, за-
мять не удалось, потому что горничная утром выбежала на лестницу с ис-
тошным криком: "Убила себя! Хозяйка моя убила себя!" Похороны будут са-
мые тихие, - опять блеснуло холодное лезвие ножа, - ибо, к сожалению,
всевозможные слухи уже раньше успели возбудить в обществе нежелательное
любопытство.
один раз он невольно посмотрел на закрытую дверь в спальню, но тотчас
трусливо отвел взгляд. Ему хотелось додумать до конца какую-то неотступ-
но терзавшую его мысль, но пустые и злобные речи родных не давали сосре-
доточиться. Еще с полчаса он видел вокруг себя черные фигуры, слышал
бессмысленные слова; потом родственники друг за другом попрощались и уш-
ли. Он остался один в опустевшей полутемной комнате, точно оглушенный
ударом, чувствуя глухую боль в висках и слабость во всем теле.
вот за его спиной послышались нерешительные шаги, тяжелые, шаркающие,
хорошо знакомые шаги Барону вдруг стало жутко; шею точно зажали тиски, а
по коже, от лица до колен, поползли мурашки, он хотел обернуться, но
мышцы не повиновались ему. Так он и остался стоять посреди комнаты, дро-
жа как в ознобе, опустив негнущиеся, словно окаменевшие руки, не в силах
произнести ни слова и в то же время отчетливо понимая, какое явное приз-
нание вины в этой малодушной неподвижности.
тут он услышал голос, который произнес самым ровным, самым сухим,
бесстрастным и деловитым тоном: - Я только спросить - дома будете или
пойдете куда? - Барона все сильнее била дрожь, от внутреннего холода
спирало дыхание; трижды открывал он рот, чтобы ответить, и, наконец, ед-
ва выдавил из себя: - Нет, обеда не нужно. - Шаги, шаркая, удалились; он
так и не обернулся.
нему прошла судорога, кинулся к двери и дрожащей рукой повернул ключ:
лишь бы только эти шаги, эти ненавистные, зловещие шаги больше не приб-
лижались к нем! Потом он упал в кресло, безуспешно пытаясь подавить
мысль, которую не хотел додумать и которая, вопреки всем усилиям, холод-
ная и липкая, как улитка, снова и снова вползала в сознание. И эта на-
зойливая мысль, внушавшая ему отвращение, противная, скользкая, пол-
ностью завладела им и не оставляла его всю долгую, бессонную ночь и пос-
ледовавшие за ней дневные часы, - даже во время похорон, когда он, весь
в черном, стоял в головах гроба.
невыносимы были ему лица знакомых, на которых среди изъявлений со-
чувствия он ловил (или ему это только мерещилось?) какое-то странное,
испытующе-подозрительное выражение. И даже мертвые предметы глядели
гневно и укоризненно; каждая вещь в квартире, и особенно в спальне, где
все еще не выдохся сладковатый запах газа, казалось, гнала его прочь,
едва он открывал дверь. Но самым мучительным кошмаром, во сне и наяву,
было для него холодное, невозмутимое бесстрастие его бывшей доверенной,
которая ходила по опустевшему дому, как будто решительно ничего не прои-
зошло. С того мгновения, когда двоюродный брат на вокзале упомянул ее
имя, барон страшился встречи с ней. Стоило ему услышать ее шаги, как его
охватывало смятение; он не выносил ее вялой, шаркающей походки, ее хо-
лодного, немого спокойствия. Его мутило от одной мысли о ней, о ее скри-
пучем голосе, жирных волосах, о ее тупом, скотском бесчувствии; и, зло-
бясь на нее, он злился и на самого себя за то, что у него не хватает сил
разорвать эти узы, сбросить душившую его петлю. Он видел только один вы-
ход: бегство. Тайком, не сказав Кресченце ни слова, он собрался в доро-
гу, а ей оставил наспех нацарапанную записку с сообщением о том, что он
уехал к друзьям в Каринтию.
нуться на несколько дней в Вену, куда его вызвали по делам наследства;
но он предпочел остановиться в гостинице и даже не уведомил о своем при-
езде ожидавшую его Кресченцу. Она так и не узнала, что он в городе, по-
тому что ни с кем не разговаривала. Ничем не занятая, угрюмая, она, как
сыч, целыми днями неподвижно сидела на кухне, ходила в церковь не только
в воскресенье, но и в будни, получала через поверенного барона распоря-
жения и деньги; о нем самом не было ни слуху ни духу. Он не писал ей,
ничего не просил ей передать. И она молча ждала; лицо у нее осунулось,
черты заострились, движения опять стали угловатыми; и так она ждала и
ждала, неделями, в каком-то странном окостенении.
отпуск - пришлось вернуться к себе. На пороге дома барон остановился в
нерешительности. За два месяца, проведенных в кругу близких друзей, мно-
гое почти забылось; но сейчас, когда ему предстояло снова соприкоснуться
со своим кошмаром, быть может со своей сообщницей, он опять испытывал то
же тошнотворное, судорожное стеснение в груди. Медленно подымался он по
ступеням лестницы, и с каждым шагом ледяная рука ближе и ближе подбира-
лась к горлу. А когда он дошел до своей двери, ему понадобилась вся его
воля, чтобы заставить онемевшие пальцы повернуть ключ в замке.
она побледнела и замерла на месте, но в ту же минуту, словно хотела пос-
корее спрятать лицо, нагнулась за чемоданом, который барон, войдя, пос-
тавил на пол. Поздороваться с ним она забыла. Он тоже не произнес ни
слова. Молча внесла она чемодан в его комнату, молча последовал он за
ней. Молча ждал, глядя в окно. Как только она вышла, он запер дверь на
ключ.
ужаса, которое охватывало его при ее появлении. Но оно не проходило. Еще
не видя ее, только заслышав ее шаги, он уже чувствовал приступ тошноты.
Утром, не дотронувшись до завтрака, не сказав ей ни слова, он поспешно
убегал из дому и возвращался поздно вечером - лишь бы не видеть ее. Са-
мые необходимые поручения, с которыми волей-неволей приходилось к ней
обращаться, он давал отвернувшись, не глядя на нее. Он не мог дышать од-
ним воздухом с этим зловещим призраком.
бурета. Для себя она больше не стряпала. Есть она не могла, людей сторо-
нилась. Она только сидела и покорно ждала, как побитая собака, которая
знает, что провинилась, и ждет, когда хозяин опять свистнет, подзывая
ее. Она плохо понимала, что произошло; терзалась она только убийственным
Шломо Вульф
Ковальчук Вера
Каменистый Артем
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий
Витковский Евгений