Чтение 83–й страницы книги ~Анахрон-2~

Вечерами Валамир вел пространные монологи. Сигизмунд отчасти понимал их сам,
отчасти переводила Вика. Суть дедовых речей сводилась к одному: старый вандал
решительно не одобрял все то, что его теперь окружало. Сигизмунда иной раз
поражало обилие объектов отрицательной оценки.
И то сказать! Дивуется он, Валамир, на суетность и беспечность здешней жизни. Во
всем вопиющее неблаголепие, куда ни ткни!
Приохотить старого вандала к ого так и не удалось. После первой же рекламы
нижнего белья дед грозно затряс головой, выключил ого и сделал попытку запретить
Вамбе с Лантхильдой смотреть "эту срэхву" - в чем, впрочем, не преуспел.
Исключительно не одобрял табуретки. Дескать, лавка должна вдоль стены стоять. И
незачем ею, распиленной, по всей кухне елозить, где попало. Негоже это, сидеть
где на ум взбредет. Не птицы, чай. Это пичуги бессмысленные - где присели, там и
ладно.
Человеку - ему иначе надобно. Вот, - старик делал плавное движение, поводя рукой
вдоль стены, - скамья. Она на своем месте поставлена. И век там стоит. Смеху
подобно, как подумаешь: вот придет он, Валамир, в дом к Сегериху и начнет у него
скамью по всему дому тягать!
А здесь? Да и скамьи-то, тьфу! Из чего сделаны? Вот Вико-бокарья ему, Валамиру,
поведала, из чего они сделаны! Из срэхвы всякой - вот из чего! Из опилок да
стружек, а сверху, для виду, дощечками прикрыты! Нешто достойному человеку не
унизительно на таком-то огрызке восседать?
Оттого-то и суетность великая в здешнем мире властвует, что благочиние за
трапезой забыли. Вот видел он, Валамир, американский кабак (тут дед знатно
прокололся - иной раз все-таки, видать, посматривал ого). Так это же тьфу! Сидят
на насестах, задами вертят, в головах пусто - благочиния и в помине нет! И это
трапезой называется!
Хорошо, не разберешь здесь, зима или лето - круглый год еда. А вдруг неурожай?
Как можно без припасов жить? Экое легкомыслие! Давеча он, Валамир, кладовки все
обследовал - ни одного мешка не нашел! В банке на донышке зерна белого, да в
кульке - стручки из теста. И все! А если голод? На чем продержимся?
Планы дед развивал титанические. Склонял Сигизмунда превратить "светелку" в
кладовую. Мол, комната хорошая - он, Валамир, удостоверился. Крыс там нет, мышей
не водится, сухо. Чем не кладовая? Мешок пшеницы поставить - как минимум.
Сладкой муки - мешок. Соли - мешок. Макарон - мешка три! (Уважал старый вандал
макароны.) Ну и окороков накоптить, рыбки заготовить... чтоб под рукой. Чтоб
хранилось. Супермаркет супермаркетом, а так оно вернее.
Слушал Сигизмунд деда Валамира и чувствовал: все слабее душой ему противится. Не
забыл еще 1991-й год, славное веселое времечко путча. Как с утра зачитали по
всем каналам обращение ГКЧП, так и ломанул многоопытный советский народ в
магазины - за солью, спичками и мукой. Было, было...
А деньги? Ведь принеси Лиутару дань такими деньгами - он же уши отрежет и в
задницу их тебе засунет! И прав будет военный вождь! Бумажки! Сколько лет жил,
никогда такой дури не видел! А вот на старости привелось. Вы бы еще листья
осенние за деньги считали! Сколько живет такая бумажка?
Так ярился Валамир.
А Сигизмунд слушал и мысленно с ним соглашался.
Старый советский рубль - он долго жил. Еще в 80-е годы ходили рубли, выпущенные
в начале 60-х. Тут по весне нашел в мокром снегу трешку 1972-го года выпуска. И
ничего ведь с ней, заразой, не сделалось! Да... Впору вместе со старым вандалом
об утрате благочиния закручиниться.
Утратилось, утратилось безвозвратно советское благочиние...
И неблагочиние - в лице "Сайгона" - тоже.
Хлеб - 14 копеек стоил и 16. За 12 изредка появлялся мокрый ржаной. Батон был по
22 копейки и по 26 - этот считался дорогим. В начале перестройки появился вдруг
длинный батон по 50 копеек, его никто не брал - дорого.
Молоко 16 копеек за литр. Масло - 3 рубля 60 копеек. Сакральное и незабвенное
четыре-двенадцать и три-шестьдесят-две - водка. Вынь да положь! Пиво - 22
копейки маленькая кружка. 44 - большая. Если очередь отстоишь.
Авторучка - 35 копеек. Килограмм кофе - 20 рублей. А до того был - четыре.
Вот и я говорю, подхватывал Валамир. Один серп за мешок зерна можно купить - в
сытый год. Седло со сбруей - за тот же мешок, но в год голодный. Меч - за раба,
если раб очень хороший. А не очень - так и за двух рабов. Смотреть надобно,
какой меч и какой раб. Лошадь - тоже. Пахотная дешевле, боевая - дорого. Вол -
как две пахотные лошади. Но и жрет зато!
Свиней выгодно разводить. Мороки с ними немного. Следить только надо, чтобы в
чужой роще желуди не жрали. На второй раз поймают чужую свинью - убьют и правы
будут. А на первый раз - не трожь! Вот такой закон.
Корова очень нужна. Но с коровой хлопотно. Можно коз держать. У него, у
Валамира, три козы в хозяйстве.
- Теперь уже две, - поправил Сигизмунд. - Одна Анахрону душу отдала.
- Две, три - неважно. Главное - козы! От козьего молока - сила! Козье мясо в
Вальхалле герои едят. Козлы - животные Вотана, вот так-то.
Целую песнь во славу козлов сложил Валамир.
Молоко ныне порошковое и на вкус гадкое. Выдумали - с долгим сроком хранения! А
ведь там консерванты. Пишут, будто нет. А программа "Советы домохозяйкам" -
Сигизмунд в машине иной раз по радио слушал - обратное утверждает.
Вот представь себе только, Сигисмундс, гнул свое Валамир, отправился наш военный
вождь Лиутар на охоту. К тебе в дом по дороге заехал, истомленный. Пить хочет,
силы подкрепить. Чем ты потчевать его станешь? Пакет выдашь?
- Да нет, - растерянно отвечал Сигизмунд, - в кружку ему налью.
- А в кружку откуда нальешь? - хитро щурился дед. - Из пакета? Так он тебя
хорошо если на смех поднимет. Хоть с позором да живой останешься - и ладно. А то
ведь и зарубить может сгоряча. Решит, что насмехаешься.
А в хуз войдет к тебе военный вождь! А ты ему вместо достойного седалища -
эдакую "тубаретку"!
Последнее слово дед произносил по-русски и с особенным ядом в голосе.
Сигизмунд вел эти беседы с большим удовольствием. Стареете, Сигизмунд Борисович,
ох стареете!
Один из таких разговоров был прерван звонком Натальи. Кстати, озо дед тоже не
одобрял. Хочешь сказать что-нибудь человеку - так оторви задницу, войди к нему в
хуз гостем и степенно побеседуй. А так издалека - что кричать! Дети малые так по
огородам кричат.
Вика объясняла Сигизмунду:
- Они придают эмоциям куда больше значения, чем мы. Они даже считают, что
человек думает не головой.
- А каким же местом? - пораженно спросил Сигизмунд и улыбнулся намекающе.
Вика паскудных намеков не поддержала.
- Грудью. Они гораздо более эмоциональны, чем ты думаешь. Для них не видеть
собеседника - значит фактически не общаться. Без обмена эмоциями вообще никакого
разговора быть не может.
Для экс-супруги Натальи отсутствие визуального контакта препятствием не
являлось: своими эмоциями она легко прошибала телефонную линию.
- Ты чего не звонишь? Почему я обязательно должна тебе звонить?
- Я звоню.
- Что-то не слышно.
- У тебя все занято.
- Хотел бы - дозвонился бы. Другие же дозваниваются.
Пауза. Сигизмунд решил пойти ва-банк. Ему хотелось поскорее закончить этот
суетный разговор и вернуться к неспешной беседе о благочинии. Эти беседы его
расслабляли.
- Ну так что звонишь? - спросил он Наталью.
- Ты о сыне-то хоть вспоминаешь?
- Да.
- В общем так. Мне завтра надо уйти часов на пять.
- А теща? - вякнул Сигизмунд.
- Что теща? Почему чуть что - теща? - взъярилась Наталья. - У ребенка есть отец
или нет? Почему я должна постоянно просить мою мать? Мне уже стыдно...
- Слушай, а ты за Евгения-то замуж еще не вышла?
Наталья сделала вид, что не расслышала вопроса.
- Завтра у Евгения лекция. В закрытом обществе. Туда допускают только
продвинутых.
- Пойти хочешь, что ли? - осведомился Сигизмунд, неосмотрительно зевнув.
- Не твое дело! Чтоб завтра в одиннадцать забрал Ярополка.
- Я не могу. Я завтра занят.
- Ты всегда занят. Пускай ребенок у отца побудет.
- Я не могу. У меня совеща... люди! Тут, - добавил он.
- Слушай, что ты как маленький! Лясы точить с кем ни попадя - у него время есть!
Знаю я твоих "людей"! Не попрыгаешь лишний раз со своей лысой в койке - не
умрешь!
- Знаешь что? - грозно начал Сигизмунд.
- Не знаю! - отрезала Наталья. - Чтоб в одиннадцать...
- Да сыро же! Что мне с ним - пять часов по улицам гулять? А у меня дома ему
скучно...
- Своди его куда-нибудь. В музей. И покормить не забудь. И носки посмотри, чтоб
не сырые... Я смену дам. В пять вечера я к тебе заеду и заберу его. Будь дома. И
чтоб никаких "людей"!
И не дожидаясь ответа, положила трубку.
* * *
Сигизмунд никогда не был яростным посетителем музеев, поэтому самая идея Вики
провести день в Эрмитаже вызвала у него кислый привкус во рту. В последний раз
он был в Эрмитаже школьником. Тогда еще посетителям выдавали мягкие уродливые
тапочки. Тапочки лежали кучей в большом деревянном ящике возле гардероба. Надо
было долго рыться, чтобы найти пару хотя бы сходных. Все они были чудовищно
больших размеров. Это чтоб не портились прекрасные паркетные полы.
Скользя тапочками и поминутно спотыкаясь, школьники брели за бравой
экскурсоводкой. Девочки в передних рядах что-то серьезно записывали в
блокнотики, а мальчики толпились сзади и хихикали, показывая пальцами на
голозадый античный пантеон.
Тащили их через Георгиевский, Тронный и прочие парадные залы, через галерею
Двенадцатого Года, а далее - под строгими взорами генералов - к совсем уж