новые инструкции настолько деликатны, что их нельзя передать обычным
способом, почему тогда не позвонил Митчелл Пейтон и не намекнул, в чем дело?
Не похоже на "дядю Митча" - допустить какое-либо вмешательство в ее работу,
ни слова не сказав ей об этом. Даже в прошлом году, во время беспорядков в
Омане, когда он прислал ей с дипкурьером запечатанные инструкции, в которых
без объяснения причин приказал сотрудничать с Консульской службой
Госдепартамента, сразу же и позвонил, опасаясь, как бы ее это ни оскорбило.
Она и сотрудничала, хотя поначалу инструкции ее действительно задели. Но вот
теперь, как гром среди ясного неба, приказано прилететь в Штаты - без
каких-либо объяснений, без единого слова от Митчелла Пейтона.
прокатилось по миру, словно раскат грома. Легко себе представить испуганные
лица людей, связанных с этим американцем. Наверное, глядят на небо и мечтают
сбежать в укрытие от приближающейся бури, чтобы спасти свою жизнь. Вероятно,
будут мстить тем, кто помогал этому влезшему не в свое дело человеку с
Запада. Интересно, кто допустил утечку этой истории? Нет, "утечка" слишком
безобидное слово. Кто взорвал эту тайну? Каирские газеты взахлеб расписывали
ее, и сразу же стало ясно, что на Среднем Востоке одни считают Эвана
Кендрика святым праведником, а другие - ужасным грешником. Так что в
зависимости от точки зрения его даже в пределах одной страны ждет либо
канонизация, либо мучительная смерть. Но почему такое случилось? Мог ли сам
Кендрик это сделать? Неужели ранимый человек и невероятный политик,
рисковавший жизнью, чтобы отомстить за ужасное преступление, через год
смирения и самоотречения решил устремиться за политической наградой? Если
да, значит, он не тот человек, которого она так недолго и вместе с тем так
близко знала четырнадцать месяцев назад. С оговорками, но без сожаления
Адриенна вспоминала. Они занимались любовью неправдоподобно, неистово.
Может, при тех обстоятельствах это было неизбежно, но теперь те мимолетные
мгновения великолепного покоя надо забыть. Если ее вызвали в Вашингтон из-за
внезапно ставшего честолюбивым конгрессмена, то тех мгновений просто вообще
никогда и не было.
аллею перед стерильным домом. Прошло уже больше часа с тех пор, как ему
позвонил Деннисон и сообщил, что самолет из Каира приземлился, Рашад
посадили в ожидающую ее правительственную машину, и она уже на пути в
Синуид-Холлоу в сопровождении эскорта. Глава президентского аппарата довел
до сведения Эвана, что сотрудница ЦРУ выразила резкое недовольство тем, что
ей не позволили сделать телефонный звонок с базы военно-воздушных сил
Эндрюс.
Заявила, что ни слова не слышала от своего непосредственного начальника, а
потому военно-воздушные силы могут идти месить песок. Вот стерва проклятая!
Я ехал на работу, мне позвонили в лимузин. Знаете, что она мне сказала? Мне!
"Да кто вы, черт побери, такой?" Вот так и выпалила! Потом, чтобы сильнее
разбередить рану, отвернулась от трубки и громко кого-то спросила: "Что еще
за Деннисон?"
Кто-нибудь ей объяснил?
приказам президента и либо садится в нашу машину, либо рискует провести пять
лет в Ливенуорте.
если все разболтала она, ее получаю я.
увидел, что в начале подъездной аллеи показалась машина невзрачного серого
цвета. Она промчалась по аллее и остановилась перед каменным порогом. Из
левой задней дверцы быстро вылез майор военно-воздушных сил, стремительно
обошел машину и открыл ближнюю к тротуару дверцу, чтобы выпустить
пассажирку.
Эван знал под именем Калейлы, взволнованная и неуверенная. Она была без
шляпки, темные волосы спадали ей на плечи. На Адриенне Калейле были белый
жакет и зеленые брюки, на ногах - туфли на низком каблуке. Справа, под
мышкой, она сжимала большую белую сумку. Как только Кендрик ее увидел, на
него нахлынули воспоминания о том вечере в Бахрейне. Вспомнил шок, который
испытал, когда Калейла появилась в дверях причудливой королевской спальни -
ее позабавило, что он поспешил укрыться под простыней. Вспомнил и то, как,
несмотря на панику, замешательство и боль, а возможно, и в дополнение к этим
чувствам, был поражен холодной прелестью ее резко очерченного лица
европейско-арабского типа, ослепительным блеском ума, светящимся в глазах.
к массивной двери стерильного дома, No ей предстояло встретиться с
неизвестностью, она держалась прямо, почти вызывающе. Кендрик бесстрастно
наблюдал за ней. Он не ощущал памятной теплоты, только холодное, напряженное
любопытство. В тот вечер в Бахрейне Калейла лгала ему. Ложь была в том, о
чем она говорила, и в том, про что умолчала. Интересно, подумал Эван, будет
ли лгать снова?
вошла и застыла, уставившись на Эвана. Ее глаза не излучали удивления - в
них светился только тот же холодный блеск ума.
Здравствуй, Калейла. Калейла, ведь так?
вам еще одну хвалебную характеристику? Если да, то я не сделаю этого.
поддержку, которая ему нужна. Значит, здесь все-таки нет нужды в человеке,
жизнь которого, как и жизни очень многих его коллег, зависит от анонимности?
Не нужно делать шаг вперед и вносить вклад в дело вашего восхваления?
Произносить здравицы в вашу честь?
перед посольством и ВВС, возможно, разрушили мою "крышу", которую я
создавала в течение нескольких лет, только потому, что были со мной близки?
Это произошло однажды, но, уверяю вас, больше не повторится.
будем ворошить прошлое. Тогда я не знал, где нахожусь, что случилось или что
еще произойдет. Я был испуган до смерти и понимал, что мне предстоит
совершить такое, о чем раньше и подумать не мог.
Бывает.
как следует досталось.
это сказать.
Мне сказали, у тех, кто знает, что я ездил в Оман, - а их чертовски мало,
как говорится, очень тесный круг, - нет ни одной причины, чтобы об этом
рассказывать, и зато много, чтобы молчать. Не считая Свонна и того, кто у
него заведует компьютерами, человека, которому он безгранично доверяет, обо
мне знали только семеро. Шестерых проверили - результат абсолютно
отрицательный. Остались вы - седьмая.
излучали ярость.
язвительно произнесла она.
Эван, - но я собираюсь...
эркеру на противоположной стороне комнаты, выходящему на причал у каменистой
береговой линии Чесапика.
хотела прогуляться. - Рашад подняла руку и указала на улицу, затем дважды
кивнула, как бы усиливая свою просьбу.
запасной выход.
плитами внутренний дворик, примыкающий к ухоженной лужайке и дорожке,
которая вела вниз, к причалу. Если там когда-нибудь и были лодки,
привязанные к сваям или пришвартованные в пустых доках, подпрыгивавших на