не особенно расстраивалась по поводу своего недуга: для слепой она
выглядела очень умелой.
совершенно не моргнули, ни одной реснички не дрогнуло. Я вложила маску в
ее большие сильные руки и натянула уже знакомый шайрин.
шла крадучись, пригнув голову и сгорбив плечи, как делали, по моим
наблюдениям, другие женщины, не занимающие высокого положения в крарле.
Тафра не стала бы красться, но, впрочем, она же была женой Эттука и,
подобно его коню, приобрела авторитет благодаря благосклонности вождя.
мне представлялось, что она желала заполучить меня лично для себя и
научиться тем городским штучкам, которые, как она надеялась, я знала. Но
он все еще лежал там голый на одеялах и храпел. И храпел он не ритмично,
как другие мужчины, а приступами, рывками, с нерегулярными промежутками
издавал громкие рычащие, фырчащие звуки, похожие на вой кабанов.
одеяла и встала. На ней не было ни одежды, ни маски; очевидно, поскольку я
была рабыней, мой взгляд на ее лицо явно не шел в счет. Несмотря на свою
беременность, она была, как я уже заметила, невероятно красива. Пышность и
зрелость ее форм не вызывали ощущения излишества, как это часто
свойственно женщинам, наделенным красотой подобного рода. К тому же она не
лишена была изящества: узкие кисти и ступни, кошачий подбородок, рот,
совершенный настолько, что казался нарисованным, и расцвеченный, как
бледно-красный цветок.
что я должна молчать. Знаками она показала на духи и другую косметику в
резном сундучке. Я молча вымыла ее, надушила и расчесала ей волосы перед
зеркалом из полированной бронзы. Я не чувствовала себя униженной этим. Она
была слишком прекрасна. Я стала сознавать в себе нечто, благоговеющее
перед красотой - той особой красотой, которую я увидела в Асрене, в
дворцовой девушке, которую он любил, и столь неожиданно обнаруженной
теперь среди палаток варваров. Ведь я, в конце концов, носила проклятие
уродства; даже мое тело, которое Дарак находил красивым, было теперь
обезображено.
колокольчики. Достав из кувшинчика синий крем, она нанесла его себе на
веки, а красным кремом из другого кувшинчика натерла себе губы. Эти ее
действия раздражали меня, поскольку были излишними и не добавляли красоты.
не за себя, а за нее, женщину столь отменной внешности, добивающуюся
милости у отвратительного храпящего создания, разлегшегося рядом с ней.
пробралась к утреннему костру. Никаких мужчин мне на глаза не попалось, а
женщины у костровой ямы визгливо закричали при моем появлении. Когда я
подошла ближе, одна из них подняла кусок дерева и бросила в меня. Тот
отскочил от моей кожи, и они резко, хрипло рассмеялись.
высокая и полногрудая, с яркой рыжевато-белокурой копной волос подошла ко
мне и отвесила мне оплеуху. Снова раздался смех.
эшкирку, - снова передразнила она и сорвала аплодисменты. - Я дочь Сила, -
сказала она. - Ты разгневала Сила. Тех, кто гневает провидца, не кормят
среди палаток.
что делаю, я ответила ей ударом на удар, и она оказалась лежащей на спине
среди груды древесного угля для костра.
бросилась бы на меня, но гомон прервал еще один голос, и они застыли.
Котта стояла у входа в свою палатку, и ее слепые глаза, которые, казалось,
видали, безошибочно остановились по очереди на каждой из нас.
вождю. Она теперь принадлежит Тафре, так что тебе следует держаться с ней
повежливей.
явно символизируя что-то, растоптала слюну.
и показала на ряд стоявших на огне котелков. - Бери, беловолосая.
сильно отдающей козьим молоком, другое - зрелыми черно-красными ягодами, а
в третье положила темный ржаной хлеб. Она также достала кувшин пенистого
пива. Все это расставили на поднос из жесткой плетеной циновки и оставили
на земле, предоставив мне поднимать самой. Когда я нагнулась, чья-то нога
ударила меня в бок, и я упала.
палатки:
вас, если потеряет из-за вашей стервозности воина.
подняла поднос и поспешила убраться от них обратно к раскрашенной палатке.
меня.
по ягоды и готовить, прежде чем ты смогла принести все это?
жидкости из сосудов расплескались. И принялся запихивать еду себе в рот, в
то время как Тафра наливала ему в окованную серебром чашу пиво. Внезапно
он схватил ее за грудь почти так же, как схватил поднос. И рассмеялся.
Тафра кивнула мне.
отвращение.
вероятно, отправившейся кормить отца. Котта тоже ушла в палатку.
палаток. Я гадала, не следует ли мне отправиться вниз по течению этого
ручья, чтобы найти между склонами гор за деревьями русло реки, русло,
которое приведет меня не к Эшкореку, а в конечном итоге на юг, к
неизвестному морю. В конце концов, меня ведь ничто не удерживало здесь.
Уж не знаю, что это было - предвидение или всего лишь желание обрести
безопасность, какой бы сомнительной она ни была. Я покачала головой,
словно отказывая ручью и дороге, которую тот мог предложить, и снова
вернулась в крарл.
прегражденного пути у ручья, когда женщины позвали своих мужей и детей к
трапезе у костровой ямы. Завтрак в постели им не полагался; он был
привилегией Эттука и Сила, надо полагать, тоже. Один из воинов крарла
побудил меня к действию, рывком подняв на ноги и съездив по уху за
праздное сидение. Затем одна худощавая женщина, скорее обеспокоенная, чем
недружелюбная, обязала меня подавать еду вместе со всеми другими женщинами
мужчинам и мальчикам. В присутствии мужчин женщины стана могли есть,
сидеть или даже стоять не двигаясь. У них это было традицией, тем не
менее, они находились в большем рабстве, чем темнокожие. Даже я была
меньше рабыней, ибо все во мне бунтовало, и хотя и ничего не могла
поделать со своим жребием, я не принимала его с покорностью. А женщины
крарла, даже девочки, принимали целиком и ни секунды не сомневаясь; даже
дочь Сила, прислуживавшая вместе с остальными. Когда мужчины покончили с
едой, то поднялись на ноги, вытирая рты, не удостаивая взглядом своих
женщин, и пошли по своим мужским делам: готовиться к охоте (ибо эти дикари
ели мясо, когда им удавалось добыть его), точить ножи, чистить коней и
вообще вести важные разговоры и обсуждения, которые нам не полагалось
слышать. Мальчики из кожи вон лезли, чтобы подражать им. Похоже, их
мужская жизнь начиналась рано.
девочки шумно играли поодаль, они, в свою очередь, занимались чисто
женской болтовней. Только это и дозволялось им - пустые разговоры о
тряпках, вещах, детях, младенцах, предстоящей стряпне и предстоящих
трудах, а также о мощи их мужей (либо в постели, либо на охоте или на
войне); все это перемежалось сплетнями и злословием в адрес любой женщины,
которая отсутствовала в данный момент.
я узнала, что Эттук добыл ее год назад в бою из вражеского племени. Ее еще
не приняли в свои - они называли ее иноплеменной сукой. Им не нравилось,
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Шилова Юлия
Вронский Константин