вселился в меня, о! как стала томить меня жажда! И как мучительно было
ощущать, что моя кожа превратилась в твердую доску, язык - в дно пустого
котла, покрытое накипью от долгой службы и высушенное на медленном огне,
ладони - в раскаленные металлические пластинки, которых никакой лед не может
остудить!
на следующий день! Ужас при мысли о тысяче нанесенных мною оскорблений, не
сохранившихся в моей памяти, - оскорблений, которые ничто не могло
искупить... воспоминание о том незабываемом взгляде, какой бросила на меня
Агнес... мучительное сознание, что я не могу с ней увидеться, ибо я,
негодяй, даже не знал, каким образом попала она в Лондон и где
остановилась... отвращение мое при одном только виде комнаты, где
происходила пирушка... нестерпимая головная боль... запах табачного дыма,
вид рюмок, невозможность выйти из дому или хотя бы подняться с кровати! Ох,
что это был за день!
бульона, подернутого пленкой жира, думал о том, что пошел по стопам моего
предшественника, унаследовав не только его квартиру, но и его судьбу, и
почти решился лететь в Дувр и покаяться во всем! Ох, что это был за вечер,
когда миссис Крапп, пришедшая забрать чашку из-под бульона, подала мне
одну-единственную почку на плоской тарелочке для сыра - все, что осталось от
вчерашнего пиршества, а я, право же, готов был броситься на ее нанковую
грудь и с глубоким раскаянием воскликнуть: "О миссис Крапп, миссис Крапп,
пусть сгинут эти объедки!! Мне нестерпимо скверно!" Но даже в этот
критический момент я сомневался, можно ли довериться такой женщине, как
миссис Крапп.
ГЛАВА XXV
раскаянием, я вышел поутру из своей квартиры, чувствуя, что в голове у меня
все касающееся даты моего званого обеда как-то странно перепуталось, словно
полчище титанов вооружилось огромным рычагом и отодвинуло на несколько
месяцев назад то, что случилось третьего дня; и тут я увидел посыльного, - с
письмом в руке он поднимался по лестнице. Он не спешил исполнить поручение,
но, заметив, что я смотрю на него поверх перил с верхней площадки, пустился
рысью и добрался до меня, запыхавшись, как будто всю дорогу мчался, пока не
изнемог.
тросточкой к шляпе.
меня уверенность, что письмо от Агнес. Все же я сказал ему, что именно я Т.
Копперфилд, эсквайр, а он в этом не усомнился и вручил мне письмо, на
которое, по его словам, ждут ответа. Захлопнув перед ним дверь, я оставил
его дожидаться ответа на площадке лестницы и вернулся к себе в таком
нервическом состоянии, что принужден был положить письмо на обеденный стол и
осмотрел его снаружи, прежде чем решился сломать печать.
упоминания о моем поведении в театре. Я прочел:
Уотербрука, на Эли-Плейс, Холборн. Не навестите ли вы меня сегодня в любой
час, когда вам будет удобно?
меня удовлетворяющий, что я не ведаю, какие мысли могли возникнуть у
посыльного, пожалуй, он подумал, что я учусь писать. Должно быть, я написал
не менее полудюжины ответов. Одно письмо я начал так: "Могу ли я надеяться,
дорогая Агнес, что когда-нибудь мне удастся стереть в вашей памяти то
отвратительное впечатление...", но тут мне что-то не понравилось, и я
разорвал его. Другое я начал словами: "Как заметил Шекспир, дорогая моя
Агнес, странно, что враг человека находится у него во рту..." Это напомнило
мне Маркхема, и дальше я не пошел. Я даже попробовал прибегнуть к поэзии.
Одну записку я начал четырехстопным ямбом: "Не вспоминай, не вспоминай..." -
но это связывалось с пятым ноября * и показалось нелепым. После
многочисленных попыток я написал:
большее в похвалу ему? Я приду в четыре часа.
только я выпустил его из рук) посыльный, наконец, ушел.
наполовину таким ужасным, каким был он для меня, я искренне верю, что он
искупил бы до некоторой степени свою долю вины за соучастие в этом церковном
суде, весьма напоминающем старый, заплесневелый сыр. Я вышел из конторы в
половине четвертою и через несколько минут уже бродил близ Эли-Плейс, а
назначенный час миновал, и, судя по часам церкви Сент Эндрью в Холборне,
было четверть пятого, когда я в отчаянии решился, наконец, дернуть ручку
звонка у левою косяка двери, ведущей в дом мистера Уотербрука,
светская жизнь (которой он уделял немало времени) протекала в верхнем. Меня
ввели в хорошенькую, но слишком заставленною пещами гостиную; там сидела
Агнес и вязала кошелек.
яркие воспоминания о веселых и счастливых школьных днях в Кентербери и о
том, каким пьяным, прокуренным, тупым негодяем был я в тот вечер что я не
устоял перед угрызениями совести, чувством стыда и... повел себя как дурак,
благо никого здесь не было. Не стану отрицать, что я расплакался. И по сей
час я не знаю, было ли это, в общем, самым разумным, что я мог сделать, или
самым нелепым.
тяжело, - отвернувшись, сказал я. - Но подумать только, что меня видели вы!
Кажется, лучше бы мне было не дожить до этого дня!
сравниться с прикосновением ее руки, - и я почувствовал такое облегчение и
умиротворение, что невольно поднес ее руку к губам и с благодарностью
поцеловал.
можете всецело довериться мне, то кому же тогда вам доверять?
сделать одну вещь, - сказала она.
сказать.
Агнес, взглянув на меня в упор.
ангел! Да разве он может быть для кого-нибудь злым ангелом? Он всегда был
моим руководителем, моей опорой и другом! Дорогая Агнес! Разве это
справедливо, разве похоже на вас - говорить так о человеке только потому,
что вы видели меня пьяным в тот вечер?
вечер, - спокойно ответила она.
уже не кажутся мелочью. Я сужу о нем, Тротвуд, отчасти по вашим рассказам и
по тому влиянию, какое он на вас оказывает... Я ведь знаю вашу натуру.
отзывалась только на его звук. Всегда этот голос звучал серьезно, но когда
она говорила так серьезно, как сейчас, в нем чувствовалось волнение, и это
окончательно покоряло меня. Я сидел и смотрел на нее, а она, опустив глаза,
принялась за свое рукоделье; я сидел и как будто все еще слушал ее, а образ
Стирфорта, которого я так любил, померк.
высказывать свое мнение, - снова подняв глаза, сказала Агнес. - Ведь я жила
в таком уединении и так мало знаю жизнь! Но я понимаю, чем рождена моя
смелость, Тротвуд. Я знаю, что она рождена живым воспоминанием о том, как мы
вместе росли, и искренним интересом ко всему, что вас касается. Вот что
делает меня смелой. Я не сомневаюсь, что я права. Я в этом совершенно
уверена. Когда я предостерегаю вас, говоря, что вы приобрели опасного друга,
мне кажется, будто говорю не я, а кто-то другой.
после того как она уже умолкла, и снова его образ, хотя и запечатленный
по-прежнему в моем сердце, померк.
тоном, - чтобы воображать, будто вы можете сразу изменить свое мнение, в
особенности если оно укоренилось в вашей доверчивой душе. Вы не должны
торопиться с этим. Я только прошу вас, Тротвуд, если вы когда-нибудь обо мне
думаете... я хочу сказать... каждый раз, когда вы обо мне подумаете, -
добавила она с кроткой улыбкой, так как я хотел перебить ее, а она
догадалась почему, - вспоминайте о том, что я вам сказала. Вы прощаете мне
Эриксон Стивен
Якубенко Николай
Ильин Андрей
Орлов Алекс
Зыков Виталий
Каменистый Артем