секретарь. А руководит всем этим наш уважаемый отец Лофтус.
...большой моральной поддержкой.
Слоун-стрит, где она снимала квартирку на верхнем этаже бывшего особняка.
Она провела его в гостиную - длинную, довольно узкую, но приятно
обставленную комнату, выдержанную в серовато-серебристых тонах, с пушистым
ковром и строгой мебелью. На стенах, друг против друга, в рамах из белой
полированной сосны, висели его картины, которые она купила семь лет назад.
взгляд, и, прежде чем он успел что-либо сказать, продолжала с наигранной
живостью, по-видимому скрывавшей душевное волнение: - Вы, очевидно,
узнаете здесь кое-что из моих старых вещей. Я многое перевезла из
Броутона. Я ведь почти все время провожу здесь. Езжу только к детям на
каникулы. Николае уже учится в Веллингтоне, а Гарриэт - в Родине. Вот их
портреты, на бюро.
рассматривал снимок, сняла шарф и перчатки и подошла к небольшому столику,
на котором стоял термос и накрытое салфеткой блюдо.
молоко. Но, может быть, вы предпочтете виски с содовой?
что предпочитает молоко. Несмотря на ее оживление, он чувствовал, что она
очень нервничает, хочет довериться ему и вместе с тем ужасно боится
уронить себя в его глазах. Пока она наливала молоко, он исподтишка изучал
ее. От ноздрей ко рту у нее пролегли морщины разочарования. Она стала
более разговорчивой - ему казалось, что она все время подстегивает себя,
стараясь поддержать беседу. На письменном столе стояла картотека, лежало
несколько блокнотов, список прошений - словом, разные бумаги, связанные с
ее благотворительной деятельностью, а над всем этим, рядом с фотографией
детей, - большой портрет священника, красивого, с высоким целомудренным
челом, от которого, казалось, так и веяло величественным спокойствием. То
был, бесспорно, Лофтус. Стефен подошел поближе, чтобы рассмотреть его.
она работала в Доме благодати. - И небрежно добавил: - У него здесь вполне
откормленный вид.
благородное лицо.
улыбнулся без тени ехидства. - А вот если бы я вздумал написать его, я бы
проник под этот толстый слой жира. - Внезапно он расхохотался - это был
короткий спазматический смех, закончившийся приступом кашля. Он вытер
глаза выпачканным красками платком. - Извините. Мне просто пришло в
голову, что я ведь и сам чуть не стал таким.
снова сел.
мозаики. Хотя Клэр не порвала с Джофри, она, во всяком случае, старалась
видеться с ним возможно реже, а жизнь свою заполняла - быть может, с
несколько чрезмерным пылом - благотворительностью, участием в различного
рода комиссиях, всякой благовоспитанной филантропией. И все же сколько
одиноких, горьких минут познала она в этой красивой комнате, где было так
прохладно сейчас после жары и духоты театра и где так приятно пахло
лавандой!
допускать. Клэр поднялась и предложила Стефену сэндвич - тоненький
треугольничек белого хлеба с обрезанными корочками, на котором лежал
кусочек плавленого сыра и половинка маслины.
тем, как идти в оперу.
огрубляет? Бессознательно или нарочно? И у нее захолонуло сердце: она в
смятении спросила себя, зачем пригласила его в это убежище, которое ей
стоило таких трудов создать и куда не ступала нога ни одного мужчины,
кроме отца Лофтуса, ну а он - священник и в счет, так сказать, не идет.
Неужели человек, что сидит сейчас перед нею, действительно Стефен Десмонд?
В этом ужасном готовом костюме и дешевых коричневых ботинках (которые
Дженни - чего Клэр, конечно, не могла знать - заботливо выбрала в
"Ист-Лондон эмпориум") он выглядел точно простой рабочий - какой-нибудь
мастеровой, принарядившийся ради воскресного вечера. Правда, в его манере
держаться, в этой гордо откинутой голове чувствуется известное
благородство, но Клэр почему-то смущали коротко остриженные волосы
Стефена, лишь подчеркивавшие худобу лица, а особенно смущало ироническое
спокойствие взгляда. Его красивые руки огрубели, ногти были обломанные,
запущенные и покрытые пятнами от красок.
сделать для него. Стремление оказать поддержку, помочь, развитое
деятельностью на благо обездоленных, заговорило в ней полным голосом.
разве эта жизнь - для вас? В таком окружении... среди таких людей?
простой народ.
пусть даже в совсем маленьком домике.
вдохновение в грязи нашей славной Темзы. И, пожалуйста, не жалейте нас. У
нас есть свои развлечения. В субботу вечером мы, как правило, отправляемся
в местный кабачок вылить по кружке пива. А иной раз выезжаем и за город.
Летом мы проводим две недели в Маргете у золовки моей жены по первому
мужу. Она держит рыбную лавочку и изумительно делает заливное из угрей.
опустился и стал таким низменным в своих вкусах? Мысль о том, что он живет
в убогом домишке, с этой девкой-служанкой, о которой отец Лофтус отзывался
с таким возмущением и чья разнузданность, должно быть, повинна в падении
Стефена, в том, что он утратил всякую стойкость, вызвала у Клэр
негодование и почти физическую тошноту.
Только это имеет значение. Я должен работать, когда и как хочу.
Стилуотер?
лучшему.
он не выдержал и усмехнулся. Клэр вспыхнула, задетая и оскорбленная его
безразличием, этой его спокойной усмешкой. Неужели его ничто не в силах
тронуть? Или, может быть, в своей отрешенности, замкнувшись в этом
противоестественном уединении, не общаясь ни с кем, не получая писем, не
читая газет - иначе он, конечно, наткнулся бы на какую-нибудь статью,
связанную с его матерью, - он утратил способность что-либо чувствовать и
его уже ничто не интересует, кроме нанесения красок на кусок холста? На
какое-то мгновение Клэр захотелось в свою очередь причинить ему боль,
рассказав обо всех бедах, свалившихся на обитателей Стилуотера. Но она
снова сдержалась - не столько из соображений христианского милосердия,
сколько решив, что это ее не касается и что своим вмешательством она может
только еще больше напортить.
Стефен вздрогнул.
Стефена вдруг охватила щемящая грусть, возникло ощущение утраты и
сожаления. Неожиданно для себя он положил руку ей на плечо.
испуг, чуть ли не панический страх от его близости - и в глазах его
промелькнула усмешка.
Сертаков Виталий
Семенова Мария
Березин Федор
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Сертаков Виталий