через которую ты делаешься участником целого, звеном в цепи, связующей
тебя со всем остальным миром. Во-вторых, потому, что предоставленная тебе
судьба или вся твоя жизнь нужна как одна из составных частей вселенной..."
тотчас: "Я пробудился к разумной деятельности, я для нее родился на свет".
Взгляни, всякая тварь трудится над своим делом: воробей, паук, пчела,
муравей..."
Вергилиан упросил его:
погоня за почестями и наслаждениями, она - подмостки, по которым проходит
суетливая толпа. Она подобна своре собак, грызущихся из-за кости, или
рыбам в пруду, хватающим крошки хлеба... Держаться достойно в этой свалке,
умея рассмотреть в ней проявление добра, - вот назначение человека..."
Вергилиану пальцем с укоризной.
философии, а искать выход из создавшегося затруднительного положения. Меня
удивляет, что ты, племянник достопочтенного Кальпурния, относишься так
легкомысленно к тому, что происходит. Кто знает, что завтра будет с нами!
ему особенно приходят в голову мысли о тщете человеческого существования.
Но разве те слова, что он нашел в книгах, могли изменить что-либо на
земле?
3
погребального костра было поручено плотникам XV легиона. Воины этого
легиона не имели случая пользоваться особенными милостями покойного
императора и редко его видели, поэтому им не могли прийти в голову вредные
мысли о некоторых обстоятельствах смерти августа, которые могли повлечь за
собой желание мстить за убитого. Во исполнение полученного приказа префект
Тиберий Агенобарб Корнелин послал на строительство костра три центурии
мастеров, привычных к кузнечному и плотничьему ремеслу. Место для
погребальной церемонии выбрали на широком поле, где вся земля была избита
лошадиными подковами, так как на этом пространстве производились учения
стоявших под Эдессой конных когорт.
и доски, а также амфоры с горючей смолой и благовониями. Работа началась
поздно вечером, при свете смоляных факелов, и всю ночь не переставая
стучали топоры. Костер надо было закончить к утру.
посетить место работ. В одной короткой тунике, высоко открывавшей его
мускулистые, волосатые ноги, он поскакал в полном одиночестве в душную
сирийскую ночь. Свистевший в ушах ветер немного освежил лицо. На небе
сияли звезды. Млечный Путь опоясывал мироздание. Где-то за этой ночью была
Италия, Рим, и там жила Грациана.
трудились при свете факелов, весело переругиваясь друг с другом,
насмехаясь над неловким товарищем, подбадривая себя шутками и солдатскими
песенками. Чертеж погребального костра был составлен Диодором,
императорским архитектором, родом из Лептиса, тем самым, что всего шесть
лет тому назад построил Септимию Северу, своему земляку, такой же
погребальный костер в далекой Британии, в Эбораке, недалеко от Лондиния, в
холодный зимний день, когда сквозь туман невозможно было видеть легионы,
пришедшие в последний раз поклониться императору. Теперь настал черед
сына.
озабоченный Диодор.
попавшемся дереве!
жалкий раб архитектор, у которого уже не было в живых покровителя!
голосом и побежал к плотникам, чтобы поторопить их с окончанием работ.
грандиозный остов сооружения из бревен и досок. Его строили при помощи
подъемных машин, и как раз в эту минуту воины стали с криками поднимать
наверх, чтобы водрузить на костре, статую крылатого гения с венком в руке.
Свет факелов скользил по потным спинам людей, суетившихся у костра, озарял
кучи бревен и стоявших на дороге спокойных волов с ярмом на широких выях.
сурового префекта, стал ему рассказывать:
Летит быстротечное время!
урну, предназначенную для его праха. Император посмотрел на нее и сказал
со вздохом: "Ты будешь хранить в себе того, кому тесен был весь мир!"
Великого духа был человек!
служебное время.
быть спокоен.
Ферапонта. Тот подтвердил:
поставил стражу.
болтунов он не решался, - Корнелин повернул коня и направил его бег в ту
сторону, где находился лагерь. Оттуда доносился глухой гул. Очевидно,
воины покинули шатры и шумели на легионном форуме.
перевезении праха в Антиохию, где ритуал императорского погребения
возможно было бы обставить с большей пышностью и где удалось бы найти
более опытных бальзамировщиков. Впрочем, мало кто волновался по этому
поводу. Все, от Макрина до последнего центуриона, хотели поскорее
покончить с погребальной церемонией, чтобы заняться текущими делами, в
надежде, что теперь жизнь на земле не будет такой беспокойной. Наконец-то
погасли глаза, таившие в себе человеконенавистничество.
почерневший и страшный, несмотря на положенные на лицо белила и румяна - в
спешке их взяли для такой надобности у какой-то блудницы, - в золотом
лавровом венке, полуприкрытый пурпуром палудамента, покоился на смертном
ложе, в сиянии высоких светильников, под колоннами северовской базилики,
где в Эдессе происходят заседания трибунала. Около ложа стояли четыре
бронзовые курильницы на изогнутых львиных лапах, но даже дым благовоний не
мог убить запаха тления. В плывущих под потолком слоистых волнах фимиама
поблескивала позолоченная статуя императора Септимия Севера, посвященная
эдесцами гению великого африканца. Император стоял в позе оратора,
произносящего речь перед легионами после победы над парфянами, в кованом
панцире. В протянутой руке он держал свиток. На другую перекинулась пола
воинского плаща. При свете светильников можно было даже рассмотреть
олимпийскую улыбку и завитки раздвоенной бороды.
хотел видеть и знать, рассуждая, что именно теперь настало время написать
книгу об императоре, мы поспешили в город, чтобы побывать в базилике.
верные до гроба скифы, несшие у тела императора последнюю стражу. Где-то
поблизости тревожно ржали их кони, может быть, чувствовавшие близость
трупа.
любимца. Но, рассмотрев пурпуровую полосу на тунике Вергилиана, они не
препятствовали ему подняться к смертному одру. Мы очутились в длинном
зале, в глубине которого блестели светильники, и направились на их сияние.
Два каких-то человека склонились над ложем и, откинув покрывало, смотрели
на искаженные смертью черты покойного. Это были Дион Кассий и Корнелин.
выпрямился, а Дион Кассий так и остался склоненным над трупом и с
заложенными за спину руками.
повторил титулы Корнелин.