с нами, а там уж познакомимся...
своей шубы...
нам свою шубу, а мы подождем вас здесь...
все, что на мне, - не мое, антрепренерское.
превратностям фортуны. - Нет, его не нужно выпускать из рук, а то как раз
улизнет... Нет, братику, шалишь, мы тебя не выпустим ни за какие коврижки!"
плохого ресторана, и отправился в свои номера, где не был ровно двое суток.
В ожидании платья Веревкин успел выспросить у Тита Привалова всю
подноготную: из пансиона Тидемана он бежал два года назад, потому что этот
швейцарский профессор слишком часто прибегал к помощи своей ученой палки;
затем он поступил акробатом в один странствующий цирк, с которым
путешествовал по Европе, потом служил где-то камердинером, пока счастливая
звезда не привела его куда-то в Западный край, где он и поступил в настоящую
ярмарочную труппу. Своего платья у него не было, но антрепренер был так
добр, что дал ему свою шубу доехать до Ирбита, а отсюда он уже надеялся
как-нибудь пробраться в Узел.
задумчиво Веревкин. - Что бы вам явиться к нам полгодом раньше?.. А вы какие
роли играли в театре?
разберет!..
XIII
прежней половине Ляховских. Молодой человек быстро освоился со своим новым
положением и несколько времени служил предметом для городских толков и
пересудов. Многие видели в нем жертву братской ненависти, от которой он
чуть-чуть не погиб, если бы не спасся совершенно случайно. Даже смерть
актрисы Колпаковой была вплетена в эту историю двух братьев; эта девушка
поплатилась головой за свое слишком близкое знакомство с наследником
приваловских миллионов.
ни на что другое, так как знал из самых достоверных источников, что Зося
имеет постоянные свидания с Половодовым в доме Заплатиной. Тит Привалов
явился для Зоси новым развлечением - раз, как авантюрист, и второе, как
герой узловского дня; она возила его по всему городу в своем экипаже и без
конца готова была слушать его рассказы и анекдоты из парижской жизни, где он
получил свое первоначальное воспитание, прежде чем попал к Тидеману. Хиония
Алексеевна была тоже в восторге от этого забавного Titus, который говорил
по-французски с настоящим парижским прононсом и привез с собой громадный
выбор самых пикантных острот, каламбуров и просто французских словечек.
Алексеевна, покачивая головой. - Так и умрешь, ничего не видавши. Ах, Париж,
Париж... Вот куда я желала бы попасть!.. И Александр Павлыч то же самое
говорит, что не умрет спокойно, если не побывает в Париже.
глаза было заметно во всем, несмотря на все усердие старика Нагибина.
Привалов съездил на мельницу, прожил там с неделю и вернулся в Узел только
по последнему зимнему пути. Но и в Узле и в Гарчиках прежнего Привалова
больше не было, а был совсем другой человек, которого трудно было узнать: он
не переставал пить после Ирбитской ярмарки. В Узле он все ночи проводил в
игорных залах Общественного клуба, где начал играть по крупной в компании
Ивана Яковлича. Этот последний вернулся с ярмарки с пустыми карманами.
добивал до сотни тысяч, ну и продул все. Ведь раз совсем поехал из Ирбита,
повез с собой девяносто тысяч с лишком, поехали меня провожать, да с первой
же станции и заворотили назад... Нарвался на какого-то артиста. Ну, он меня
и раздел до последней нитки. Удивительно счастливо играет бестия...
отвел его в сторону и как-то смущенно проговорил:
нельзя ли чем помочь ей, да мне это неловко как-то сделать. Вот если бы вам
побывать у нее. Ведь вы с ней видались у Бахаревых?
виновным пред старушкой Колпаковой, что до сих пор не навестил ее. Он
отправился к ней на другой же день утром. Во дворе колпаковской развалины
его встретил старик Полуянов, приветливо улыбнулся и с лукавым подмигиванием
сообщил:
говорил об этом Павле Ивановне. Вот и бумаги...
перевязанных розовой ленточкой.
Привалова. Старушка как-то разом вся съежилась и торопливо начала
обдергивать на себе старенькое ситцевое платье.
лицо-то совсем не твое стало. Уж извини меня, старуху: болтаю, что на ум
взбредет.
перегородки.
Ивановна, появляясь опять в комнате. - Панихиды по ней служу, да вот
собираюсь как-нибудь летом съездить к ней на могилку поплакать... Как
жива-то была, сердилась я на нее, а теперь вот жаль! Вспомнишь, и горько
сделается, поплачешь. А все-таки я благодарю бога, что он не забыл ее:
прибрал от сраму да от позору.
моей Кати. А была бы жива, может, еще кому прибавила бы и не такую печаль.
Виктор Васильич куда теперь? Ох-хо-хо. Разве этот вот Веревкин выправит его
- не выправит... Марья Степановна и глазыньки все выплакала из-за деток-то!
У меня одна была Катя - одно и горе мое, а погорюй-ка с каждым-то детищем...
глазами.
этим... ну, с мужем, по-нынешнему. Болен он, ну, муж-то этот.
слезы...
Ивановна, вытирая слезы. - Как же, не забыла старухи... Как тогда услыхала о
моей-то Кате, так сейчас ко мне пришла. Из себя-то постарше выглядит, а
такая красивая девушка... ну, по-вашему, дама. Я еще полюбовалась ею и даже
сказала, а она как покраснеет вся. Об отце-то тоскует, говорит...
Спрашивает, как и что у них в дому... Ну, я все и рассказала. Про тебя тоже
спрашивала, как живешь, да я ничего не сказала: сама не знаю.
в мешке не утаишь.
хочется...
глазами, проговорила:
карты играешь... Брось ты, ради Христа, эту всю пакость!
места. - Тяжело мне...