чтобы зарезать меня!..
Такой ужас был в лице его, что наместник подумал:
"А кто их знает, этих варваров, может быть, и в самом
деле?.."-И вспомнились ему слова императора из под-
линной инструкции:
"Свидание должно быть устроено так, чтобы никто из
москвитян (отчаянные люди и на все способные!) не на-
пал на царевича и не возложил на него рук, хотя я того
не ожидаю".
- Будьте покойны, ваше высочество: жизнью и че-
стью моей отвечаю, что они не сделают вам никакого
зла.
И наместник шепнул Вейнгарту, чтобы он велел уси-
лить стражу.
А в это время уже подходил к царевичу неслышными
скользящими шагами, выгнув спину с почтительнейшим
видом и нижайшими поклонами, Петр Андреевич Тол-
стой.
Спутник его, капитан гвардии, царский денщик испо-
линского роста с добродушным и красивым лицом не то
римского легионера, не то русского Иванушки-дурачка,
Александр Иванович Румянцев, по знаку наместника
остановился в отдалении у дверей.
- Всемилостивейший государь царевич, ваше вы-
сочество! Письмо от батюшки,- проговорил Толстой и,
склонившись еще ниже, так что левою рукою почти кос-
нулся пола, правою передал ему письмо.
Царевич узнал в написанном на обертке одном только
слове Сыну почерк отца, дрожащими руками распечатал
письмо и прочел:
"Мой сын!
Понеже всем есть известно, какое ты непослушание
и презрение воли моей делал, и ни от слов, ни от наказа-
ния не последовал наставлению моему; но, наконец, оболь-
стя меня и заклинаясь Богом при прощании со мною, по-
том что учинил? Ушел и отдался, яко изменник, под чу-
жую протекцию! Что не слыхано не точию между наших
детей, но ниже между нарочитых подданных. Чем какую
обиду и досаду отцу своему, и стыд отечеству своему
учинил! Того ради, посылаю ныне сие последнее к тебе,
дабы ты по воле моей сделал, о чем тебе господин Тол-
стой и Румянцев будут говорить и предлагать. Буде же
побоишься меня, то я тебя обнадеживаю и обещаю Go-
сподом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет;
но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послу-
шаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то
яко отец, данною мне от Бога властию, проклинаю тебя
навечно; а яко государь твой, за изменника объявляю и
не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю
отцову, учинить, в чем Бог мне поможет в моей истине.
К тому помяни, что я все не насильством тебе делал; а
когда 6 захотел, то почто на твою волю полагаться? Что
6 хотел, то б сделал.
Петр"
Прочитав письмо, царевич взглянул опять на Румян-
цева. Тот поклонился и хотел подойти. Но царевич по-
бледнел, задрожал, привстал в кресле и проговорил:
- Петр Андреич... Петр Андреич... не вели ему под-
ходить!.. А то уйду... уйду сейчас... Вот и граф говорит,
чтоб не смел...
По знаку Толстого, Румянцев опять остановился, с
недоумением на своем красивом и неумном лице.
Вейнгарт подал стул. Толстой придвинул его к царе-
вичу, сел почтительно на самый кончик, наклонился, за-
глянул ему прямо в глаза простодушным доверчивым
взором и заговорил так, как будто ничего особенного не
случилось, и они сошлись для приятной беседы.
Это был все тот же изящный и превосходительный
господин тайный советник и кавалер, Петр Андреевич
Толстой: черные бархатные брови, мягкий бархатный
взгляд, ласковая бархатная улыбка, вкрадчивый бархат-
ный голос - бархатный весь, а жальце есть.
И хотя царевич помнил изречение батюшки: "Тол-
стой - умный человек; но когда с ним говоришь, следует
держать камень за пазухой" - он все-таки слушал его с
удовольствием. Умная, деловитая речь успокаивала его,
пробуждала от страшных видений, возвращала к дейст-
вительности. В этой речи все умягчалось, углаживалось.
Казалось, можно было устроить так, что и волки будут
сыты, и овцы целы. Он говорил, как опытный старый
хирург, который убеждает больного в почти приятной
легкости труднейшей операции.
"Употреблять ласку и угрозы, приводя, впрочем, удобь-
вымышленные рации и аргументы",- сказано было в цар-
ской инструкции,- и если бы царь его слышал, то остался
бы доволен.
Толстой подтвердил на словах то, что было в письме -
совершенную милость и прощение в том случае, ежели
царевич вернется.
Затем привел подлинные слова царя из данной ему,
Толстому, инструкции о переговорах с цесарем, причем в
голосе его сквозь прежнюю уветливую ласковость зву-
чала твердость.
- "Буде цесарь станет говорить, что сын наш отдался
под его протекцию, что он не может против воли его вы-
дать, и иные отговорки и затейные опасения будет объяв-
лять,- представить, что нам не может то иначе, как чув-
ственно быть, что он хочет меня с сыном судить, понеже,
по натуральным правам, особливо же нашего государства,
никто и меж партикулярными подданными особами отца
с сыном судить не может: сын должен повиноваться воле
отцовой. А мы, самодержавный государь, ничем цесарю
не подчинены, и вступаться ему не следует, а надлежит
его к нам отослать; мы же,- как отец и государь, по долж-
ности родительской, его милостиво паки примем и тот его
проступок простим, и будем его наставлять, чтобы, оста-
вив прежние непотребные дела, поступал в пути добро-
детели, последовал нашим намерениям; таким образом
может привратить к себе паки наше отеческое сердце;
чем его царское величество покажет и над ним милость
и заслужит себе от Бога воздаяние, а от нас благодарение;
да и от сына нашего более будет за вечно возблагодарен,
нежели за то, что ныне содержится, как невольник или
злодей, за крепким караулом, под именем некоторого бун-
товщика, графа венгерского, к предосуждению чести на-
шей и имени. Но буде, паче чаяния, цесарь в том весьма
откажет,- объявить, что мы сие примем за явный разрыв
и будем пред всем светом на цесаря чинить жалобы и ис-
кать неслыханную и несносную нам и чести нашей обиду
отомстить".
- Пустое!- перебил царевич.- Николи из-за меня
батюшка с цесарем войны не начнет.
- Я чаю, войны не будет,- согласился Толстой.-
цесарь и без войны тебя выдаст. Никакой ему пользы
нет, но больше есть трудность, что ты в его области пре-
бываешь. А свое обещание тебе он уже исполнил, протек-
товал, доколе батюшка изволил простить, а ныне, как
простил, то уже повинности цесаревой нет, чтобы против
всех прав удерживать тебя и войну с цесарем чинить бу-
Василенко Иван
Прозоров Александр
Корнев Павел
Шилова Юлия
Гуревич Георгий
Чернецов Андрей