также и о смутном, но упорном чувстве вины, идущем от этого зла, вины,
которую из страха и себялюбия мы не решаемся искупить. И мы должны
говорить о жгучих порывах ненависти, рожденной этим первоначальным злом в
других, и о жестоких, чудовищных преступлениях, вызванных этой ненавистью,
- ненавистью, которая залегла глубоко в сердцах и окрасила самые
сокровенные человеческие чувства.
людей, таком грандиозном, что перед ним отступает воображение; таком
зловещем, что мы избегаем смотреть на него или думать о нем; таком
древнем, что мы склонны видеть в нем явление природы и с нечистой совестью
и лживым пылом отстаивать его правомерность.
рабочих и предпринимателей - о людях, у которых представление о добре и
зле настолько гипертрофировано, что искажаются все нормальные пропорции и
размеры. Когда это происходит, человеку начинает казаться, что перед ним
не такие же люди, как он сам, но горы, реки, моря: силы природы, перед
величием которых мысли и чувства достигают предельного напряжения. В
буднях городской жизни для такого напряжения нет оснований - оно
существует, вплетаясь в эту жизнь и в то же время мешая ей.
обстоятельств, позволяющих мне рассчитывать на ваше милосердие, самым
решительным образом подчеркнуть, что я не считаю этого мальчика жертвой
несправедливости и не прошу суд отнестись к нему с сочувствием. Не в этом
моя цель. Я стою здесь сегодня не для того, чтобы рассказывать вам только
о страданиях, хотя случаи линчевания и избиения негров до сих пор нередки
в нашей стране. Если мои слова дошли до вас только в этом смысле, значит,
вы так же, как и он, увязли в трясине слепых ощущении и жестокая игра
потянется дальше, точно кровавая река, текущая в кровавое море. Итак,
условимся раз навсегда: никакой несчастной жертвы несправедливости здесь
нет. Само понятие несправедливости предполагает равенство прав, и этот
мальчик не просит вас о восстановлении справедливости. Если же вы думаете
иначе, значит, вы сами ослеплены чувством, таким же пагубным, как то,
которое вы осуждаете в нем, с той разницей, что в вас оно менее
оправданно. Чувство вины, которое вызвало здесь весь этот взрыв стихийного
страха и стихийного озлобления, есть оборотная сторона его ненависти.
кто-то в нашей среде, жизнь, искалеченную и жалкую, но имеющую свои законы
и притязания, жизнь, которую ведут люди, выросшие на почве, подготовленной
единою, но слепою волей стомиллионной нации. Я прошу вас присмотреться к
этой жизни, потому что она хоть и проявляется в формах, отличных от наших,
но взошла на земле, которую мы сами возделали и обработали. Я прошу вас
присмотреться к ее законам и условиям, понять их, попытаться их изменить.
Если мы не пожелаем этого сделать, по нужно ужасаться или недоумевать,
когда такая придушенная жизнь находит себе выход в страхе, ненависти и
преступлении.
новая потому, что мы отворачиваемся от нее. Это жизнь, зажатая в тесные
рамки и равняющаяся не по нашим представлениям о добре и зле, а по
собственной потребности самоутверждения. Человек есть человек, и жизнь
есть жизнь, и мы должны брать их такими, как они есть; если же мы хотим
изменить их, мы должны идти от тех форм, в которых они существуют.
должен показать всю совокупность социальных условий, в которых
сформировался этот мальчик, условий, которые оказали могучее, решающее
влияние на его судьбу. Наши предки высадились на этих берегах и встретили
дикий, суровый край. Из страны, где их личность была угнетена - точно так
же, как теперь личность этого мальчика угнетена нами, - они принесли с
собой затаенную мечту. Они прибыли из городов старого мира, где трудно
было добывать и сохранять средства к существованию. Они были колонистами,
и им представился нелегкий выбор: или покорить эту дикую страну, или быть
покоренными ею. Достаточно взглянуть на наши улицы, фабрики, дома, чтобы
измерить всю полноту одержанной ими победы. Но для того, чтобы победить,
они _использовали_ других людей, использовали их жизнь. Как шахтер,
действующий киркой, или плотник, действующий рубанком, они подчинили чужую
волю своей. Чужая жизнь послужила для них орудием в борьбе с враждебным
климатом и почвой.
того, чтобы возбудить в вас жалость к черным людям, которые два с
половиной столетия были рабами. Глупо было бы теперь задним числом
выказывать возмущение по этому поводу. Не будем наивны; люди делают то,
что они должны делать, даже если им кажется, что ими руководит бог, даже
если им кажется, что они творят божью волю. Наши предки боролись за свою
жизнь, и выбор средств у них был невелик. Мечта феодального века о мировом
могуществе - вот что заставило людей порабощать других. Опьяненные волей к
власти, они никогда не создали бы великих держав, если бы не сумели забыть
о том, что эти другие - тоже человеческие существа. Но с появлением и
распространением машин рабство в его прямой форме утратило свой
экономический смысл, и потому оно перестало существовать.
не следует смотреть на этого мальчика как на жертву несправедливости. Если
я назову его так, значит, я хочу возбудить к нему сочувствие; а всякого,
кто попытается отнестись с сочувствием к Биггеру Томасу, тотчас же
захлестнет чувство вины, такое сильное, что его не отличить от ненависти.
чувство, они делают отчаянные усилия, чтобы найти своим поступкам
оправдание; если же это не удается, если нельзя без особого ущерба для
жизни и собственности успокоить свою совесть, они попросту физически
уничтожают то, что вызвало в них тягостное чувство вины. Это одинаково
верно для всех людей, независимо от цвета их кожи; такова загадочная и
властная потребность, присущая человеку.
выступает по данному делу. В глубине души люди помнят о содеянном зле, и
каждый раз, когда негр совершает преступление против них, память об этом
зле встает перед ними пугающей уликой. И вот те, против кого эти
преступления направлены, богачи и собственники, стремящиеся сохранить свои
прибыли, говорят своим наемникам, одержимым тем же чувством вины: "Уберите
этот призрак с дороги!" Или же, как мистер Долтон, решают: "Сделаем
что-нибудь для этого человека, чтобы он забыл свою обиду". Но, увы, уже
поздно.
можно было бы назвать это несправедливостью, но рабов в Америке были сотни
тысяч. Если бы такое положение длилось год или два, вы могли бы сказать,
что это несправедливо. Но оно длилось более двухсот лет. Несправедливость
по отношению к миллионам людей, которая длится почти три столетия на
территории в несколько тысяч квадратных миль, уже не несправедливость, это
совершившийся факт. Люди приспособляются к земле, на которой живут;
создают свои нормы поведения, свои понятия о добре и зле. Одинаковый
способ добывания средств к жизни вырабатывает у них одинаковое отношение к
жизни. Даже речь их приобретает отпечаток тех условий, в которых они
живут. Ваша честь, несправедливость уничтожает одну форму жизни, но вместо
нее созревает другая, со своими правами, нуждами и стремлениями. То, что
происходит сегодня в Америке, - это не несправедливость, а _угнетение_,
попытка задушить, затоптать новую форму жизни. Именно эта новая форма
жизни, вызревая здесь среди нас, точно плевелы, пробивающиеся из-под
камня, находит себе выход в том, что, по-нашему, является преступлением.
Если мы не будем помнить об этом, подходя к решению стоящей перед нами
проблемы, нам останется только утолять свою ярость и чувство вины новыми
убийствами каждый раз, когда человек, живущий в подобных условиях,
совершит действие, которое мы называем преступным.
затрагивает одну треть всего населения Америки. Казните его! Отнимите у
него жизнь! И все-таки при первом перебое в работе сложного механизма
расовых взаимоотношений совершится новое убийство. Если закон насилует
миллионы человеческих жизней, как можно рассчитывать, что он будет
действенным? Разве мы верим в волшебство? Разве вы серьезно воображаете,
что, поджигая деревянный крест, вы можете запугать миллионы людей,
парализовать их волю и стремления? Или вы думаете, что белые дочери
Америки будут в безопасности, если вы казните этого мальчика? Нет! Говорю
вам со всей ответственностью: нет! Казнь его послужит залогом новых и
новых убийств. Ослепленные яростью и чувством вины, вы дадите тысячам
черных людей почувствовать, что стены их тюрьмы стали еще выше и прочнее.
Казните его - и подбавьте кипящей лавы в тот сдавленный подземный поток,
который в один прекрасный день найдет себе выход, и не в единичном,
случайном, бессмысленном преступлении, а в неистовом взрыве страстей,
который ничем нельзя будет остановить. Решая судьбу этого мальчика, суд
должен помнить главное: что хотя преступление совершилось случайно,
страсти, которые в нем обрели выход, _уже_ были налицо; суд должен
помнить, что вся жизнь этого мальчика была отмечена печатью вины; что его
преступление существовало задолго до гибели Мэри Долтон; и что случайное
убийство как бы разорвало завесу, за которой он жил, и помогло его чувству
отверженности и обиды вырваться наружу и воплотиться в конкретных внешних
формах.
выбрали маленький участок земли и похоронили его. В непроглядном мраке
ночи мы шепчем своей душе: мертвые не возвращаются, и нам тревожиться
нечего.
дочерей убитыми и сожженными, и мы говорим: "Казнить! Казнить!"
делать!" Ибо мертвый не умер! Он жив! Он нашел себе пристанище в джунглях
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Акунин Борис
Круз Андрей
Пехов Алексей
Лукин Евгений