отрывая от лица губернатора своих зеленоватых, маленьких, ласково
прищуренных глазок, - я, пожалуй, попрошу Спелого помочь тебе отыскать
любимую жену. Ну действительно, где она сейчас бегает? И что ей могла
наболтать эта дурочка Резникова? Разве мы с тобой знаем?
губами.
улыбкой и взглянул на часы.
Мне ведь надо в самолете назад возвращаться. Мало ли что?
голова болела? Мало того, что ты меня подставил перед моей женой и теперь
она исчезла...
вернется. Знаешь, ты, пожалуй, выпиши мне чеки. Пятьдесят я хотел бы
получить в Москве, в "Колумбе", и пятьдесят в Швейцарии. Мне так удобней.
"смотрящему" Синедольского края, коронованному вору по кличке Спелый.
Кстати, ему же, вору Спелому, давно принадлежал и прииск у поселка Желтый
Лог. Ему, а не губернатору Русову.
Григорий Петрович не выполнял. А все прочее, сбыт золота, официальное
прикрытие - это уже так, рабочие моменты. Виктюк не сомневался, что мог бы
вполне взять их на себя, да и поставку тихих старателей сумел бы обеспечить.
Надо только получить благословение "смотрящего", и все будет в порядке с
прииском. А губернаторы приходят и уходят.
тебе выписывать чеки, особенно для "Колумба"! Бери наличные.
почти ничего не возражал. Наконец с чеками во внутреннем кармане пиджака на
общую сумму сто тысяч долларов и с некоторой болью в сердце он пожал своему
нервному приятелю влажную руку.
лучше поберечь. Его ждет впереди много тяжелого и неприятного. До визита к
губернатору Виктюк успел пообщаться наедине с настоящим, а не опереточным
хозяином края. "Смотрящий" Спелый поверил Феликсу Михайловичу на слово,
история с глупой прихотью губернатора, с автобиографией, заказанной писателю
Годунову, произвела на Спелого очень сильное впечатление. Такое сильное, что
он тут же принялся названивать в Москву, связался с хорошими ребятами, с
Костиком и Стасиком. Они ведь тоже были его людьми, а вовсе не
губернаторскими "шестерками".
любящему мужу. Бегать ей осталось совсем недолго.
Покупая билет, мчась к платформе, втискиваясь в хвостовой, забитый до отказа
вагон, она почти не смотрела по сторонам. Не могла - из-за дикой спешки,
из-за сердцебиения и слез, которые никак не хотели высыхать.
кепку, надвинула козырек низко, до бровей, и попыталась решить, что разумней
- остаться в забитом тамбуре или пройти дальше, вперед по вагонам. В двух
первых должно быть свободней, но вдруг все-таки успели выследить, вскочили в
эту электричку и сейчас идут по вагонам, ищут? Хотя... она ведь в последнем,
в хвостовом...
в вагон. Ну ладно. Если ее здесь найдут, останется шанс выскочить, потом она
убежит, переждет, попытается сесть в другой поезд. На самый крайний случай у
нее есть газовый баллончик.
Стасиком, ни странного субъекта с запавшими глазами Ника не заметила.
что народу не так много. Уже через три вагона стали попадаться свободные
места. Ей хотелось сесть, закрыть глаза и ни о чем не думать. Она выбрала
место в углу, у окошка, и тут же провалилась в странный, глубокий, почти
обморочный сон. Ей не мешало, что лавка жесткая, и некуда девать голову, и
рядом кто-то громко, нудно переругивается матом. Мерный ход поезда ее
убаюкивал, где-то на краю сознания звучали, сливаясь со стуком колес,
строчки:
землей. И сквозь метельный пепельный бедлам несется поезд в легком струнном
ритме, и на бока зеленые налипли ошметки снега с гарью пополам...
Они ехали в электричке сквозь ночную метель, им захотелось встретить Новый
год вдвоем. Было у них что-то вроде убежища, далеко под Москвой, за Икшей,
маленький домик с печкой на окраине деревни, о котором почти никто не знал.
Два часа на электричке, еще часа полтора пешком, через поле, через дубовую
рощу, через тихие маленькие поселки, потом, за фермой, поворот направо, мост
над болотистой речкой, и наконец, деревня Еланка. Маленький домик на самом
краю принадлежал Надежде Семеновне Гущиной. Давно никто туда не ездил, кроме
Никиты. Это было единственное место, где они могли остаться вдвоем в те
шумные, наполненные гостями, чаепитиями, ночными посиделками, годы.
дулась на Никиту потому, что он как будто не обращал на нее внимания,
отвернулся, глядел в окно. А она думала: "Зачем я ему нужна? Ему
безразлично, кто рядом. Несколько случайных строк, залетевших в его голову,
важнее, чем я, живая..."
нее заиндевели ресницы, и Никита отогревал, оттаивал их губами...
сообразить, где находится. Нащупала в кармане куртки билет, протянула не
глядя, и тут же, сквозь сонный туман, привидилось ей худое, как череп, лицо,
запавшие глаза. Ника вздрогнула так сильно, что сумка упала с колен, она
наклонилась, чтобы поднять, а когда разогнулась, едва сдержала крик. Он
сидел напротив.
спешил. Давайте, я заплачу штраф.
дрожали. Ника заметила семь круглых шрамов.
парнишка в форме. В синей летческой форме. Она наконец отчетливо вспомнила,
что звали его Ваня Егоров, что он учился с Гришей в одной школе, потом
приехал в Москву. Бывал у Ракитиных. Она запомнила его руки и шрамы не
только потому, что об этом велся разговор. Ваня Егоров взялся починить
старенькую пишущую машинку Никиты, дореволюционный "Ундервуд".
был нестандартный, и если даже привести в порядок, все равно старенькая
машинка не выдержала бы больших нагрузок, огромных Никитиных текстов, восьми
часов работы в день.
Егорова. Вероятно, он все-таки починил старую машинку. Именно на ней были
напечатаны анонимные письма.
милиционера шли по вагону. Тяжелый, животный страх вздулся в горле, не давал
вдохнуть. Нике хотелось сказать: "Это сумасшедший, он давно преследует меня,
сделайте что-нибудь, уберите его отсюда", но она молчала, словно окаменев, и
не могла оторвать взгляда от запавших глаз.
Милиционеры прошли мимо.
шевеля губами. - Вы учились в одном классе с моим мужем. Потом стали
летчиком. Что вам от меня нужно?
судорожно сглотнув, - вы его не видите. Он у вас за спиной, через два ряда.
Не оборачивайтесь.
пудреницу, увидела в зеркальце, через два ряда, физиономию Костика, тут же
захлопнула коробочку, бросила в сумку, попыталась встать.
шанс, - он говорил едва слышно, Ника понимала его скорее по движению губ,
чем на слух, - я попытаюсь отвлечь его. Вы можете выскочить на следующей
остановке, но только вам придется сделать это очень быстро. Он один, второго
я не заметил.
ведь убили.
правда.
можете вернуться к мужу. Это ваше дело. Мне уже все равно. Я устал. Я видел,
как убили Зину. Я запомнил номер машины и сегодня пойду в милицию.
его, но времени очень мало, - он медленно поднялся.