старухи по той же причине. Другим, более редким вариантом была сдача ко-
оперативной квартиры внаем. В этом случае кооператоры подыскивали себе
другую, тоже сдающуюся внаем, и поселялись в ней, свою же сдавали за
полцены либо отчаянно нуждавшимся студентам, либо вполне солидным мужчи-
нам, якобы для работы, что на деле означало превращение квартиры в место
свиданий.
фии кооператива: трудоспособное и в целом морально устойчивое население
нашего ЖСК стало разбавляться нерабочим и антиобщественным элементом,
что повлекло за собою ухудшение морального климата. Тут и там на разных
этажах возникали сборища; сомнительного вида граждане попадались на
лестницах и в ущельях -они двигались бесшумно, как тени, крепко сжимая в
руках бутылки; по временам лестничные площадки оглашались песнями и воп-
лями; вскоре был зафиксирован первый пожар, случившийся из-за неосторож-
ности обращения с огнем в состоянии опьянения (между прочим, горело над
Рыскалями, в трехкомнатной квартире, где поселилась семья из трех чело-
век - отец, мать и взрослая дочь - постоянно пьяные). Пожар удалось
быстро ликвидировать и даже завести дело на алкоголиков в надежде их вы-
селить, но Рыскаль сознавал, что дело будет затяжным, между тем как ус-
тои расшатывались быстро.
ми, они не летели той памятной апрельской ночью над городом, не пережили
страшных утренних минут, не ощутили вдохновения демонстрации и субботни-
ка. Словом, были чужими. Изредка наведываясь в Правление, они лишь удив-
лялись стенной газете со странным названием да обстановке штаба с картой
и портретом Дзержинского на стене, под которыми сидел худощавый майор
милиции, чего в других кооперативах не наблюдалось. Но подписка о не-
разглашении, а паче нелюбопытство новоприбывших не позволяли ввести их в
истинный курс дела, а посему они так и оставались отторгнутыми от редею-
щего коллектива воздухоплавателей. Группы взаимопомощи каждого подъезда
проводили воспитательную работу с новичками, но больше по обязанности,
формально, считая их в глубине души чужаками. Неудивительно, что те еще
больше обособлялись, знать не хотели моральных обязательств перед сосе-
дями, более того -досаждали им умышленно, пользуясь для этого различного
рода шумами и антисанитарными акциями. В мусоропроводы спускалось все,
что ни попадет под руку, отчего происходили постоянные засоры, стены
лестничных площадок и пролетов покрывались постепенно вязью рисунков и
словосочетаний, далеко не все из которых были пристойны, в лифтах мочи-
лись.
больше, так что к августу насчитывалось уже четырнадцать. Рыскаль с ними
замучался. Это была жилплощадь кооператоров, формально оставшихся члена-
ми кооператива, то есть прописанных в нем, на деле же - не проживающих и
не сдающих свои квартиры внаем. Первыми из этой группы были, как вы пом-
ните, супруги Калачевы, покинувшие кооператив в день субботника. Беглецы
поселялись у родственников в ожидании лучших времен, иные нанялись на
работу в районы Крайнего Севера, другие сняли квартиры - в основном, не-
подалеку от улицы Кооперации, чтобы не переводить детей в другие школ
ы... - для Рыскаля все было едино: в доме оставалась пустующая квартира,
за которой надобно было присматривать, ибо антиобщественный элемент в
момент разузнавал о ее появлении и начинал пользоваться ею для своих на-
добностей. Учитывая примитивность дверных замков и крайнюю хлипкость са-
мих дверей, это было несложно. Правда, соседи-кооператоры доносили в
Правление, заслышав за стеною пьяные звуки, и тогда Рыскаль во главе
оперотряда совершал набег на притон, результатом чего были арестования
нарушителей. Те отделывались легко: более крупного уголовно-наказуемого
деяния, чем хулиганство, в их поступках нельзя было отыскать. В итоге на
этажах нашего дома, кроме новоприбывших, которые сами были не подарок,
постоянно - в особенности же, по ночам - хозяйничали пришлые люди с тем-
ной биографией. Летучие притоны возникали то там, то тут, пока наконец
не грянул гром: в одной из пустующих квартир был обнаружен труп изнаси-
лованной молодой женщины. Слухи об этом разнеслись по кооперативу молни-
еносно. Насильников и убийц нашли через три дня, тут же - на Подобедо-
вой, - а майор Рыскаль получил предупреждение о несоответствии занимае-
мой должности.
описанного среди воздухоплавателей пышным цветом расцвело доноси-
тельство. Причем доносили не только на уголовный элемент, но и на тех
соседей, которые вели себя непатриотично, то есть намеревались обме-
няться, покинуть родной дом. Рыскаль каждое утро обнаруживал в своем
почтовом ящике анонимку или подписанное письмо, где сообщалось, что коо-
ператор имярек из квартиры такой-то поместил объявление об обмене или же
принимал у себя обменщиков. Предлагалось принять срочные меры: осудить,
запретить обмен и даже передать дело в суд по обвинению в нетрудовых до-
ходах (намекалось на деньги "по договоренности"). Рыскаль мрачнел, он не
любил анонимщиков, однако приходилось знакомить с доносами членов Прав-
ления, это становилось известным и группам взаимопомощи, а те начинали
действовать, охваченные благородным негодованием. Особенно усердствовала
Клара Семеновна Завадовская. Мысль о том, что кто-то может ее обмануть,
смыться из кооператива, оставив ее с темнотою в окнах, не давала Кларе
покою. Страдать - так всем вместе! Поэтому Клара в одиночку или поддер-
живаемая Ментихиной врывалась к соседям, стыдила, произносила высокие
слова о долге, ответственности и том же патриотизме, что лишь усугубляло
раскол. Она же писала заметки в газету "Воздухоплаватель", где публично
объявляла изменников "врагами" и грозила всякими карами. В приватных
разговорах Клара Семеновна подкапывалась и под Рыскаля, обвиняя его в
мягкотелости, в неумении навести порядок твердой рукой. Рыскаль пытался
уговаривать обменщиков не торопиться, но, исчерпав аргументы, вынужден
был подписывать обменные заявления, ибо не мог нарушать закон.
ции, в это же самое время пытался решить проблему своим путем. Но об
этом я расскажу после.
сознательность обернулась враждой коллективистов и индивидуалистов, бе-
зобразиями и пьянством. Мне очень не хотелось описывать эти явления, я
надеялся на их случайность, теперь же вижу, что ошибался. Особенно неу-
добно было перед Вами, милорд. Как-никак Вы иностранец, а обнаруживать
перед иностранцами свои слабости и пороки мы не любим. Стыдно, знаете...
Я и сейчас сообщаю Вам об этом конфиденциально, не решаясь вынести наши
проблемы на страницы романа. Однако молчать далее нельзя. Мы так привык-
ли считать наши неудачи и промахи случайными, а достижения - закономер-
ными, что лишь трезвый объективный взгляд, горькое сознание того, что
пороки столь же органично присущи нашему кооперативу воздухоплавателей,
сколь и добродетели, помогут нам выжить.
ни о чем не намерен. А вообще, я скучаю по Вам, милорд. Боюсь также, что
Ваше общение с Мишусиным может отвратить Вас от нашей литературы, а она,
ей-Богу, не так ужасающе продажна, как может показаться.
нии.
торовича Федор с семьею. Его контракт истекал не скоро - через два года
- и теперь ему полагался лишь двухмесячный отпуск: месяц за текущий год
и месяц, припасенный с прошлого.
брюшком, аккуратными залысинами и чуть шаркающей осторожной походкой.
Внешне он производил впечатление усталого чиновника министерства, дожи-
дающегося положенной персональной пенсии. Его гладко выбритое унылое ли-
цо и постоянная покорность в глазах никак не соответствовали семейному
темпераменту Демилле; странно было и подумать, что когда-то этот человек
тоже был обуреваем страстями, искал себя, ходил в храм причащаться, шеп-
тал на ночь молитвы. Но давно это было, лет пятнадцать назад. Сейчас ес-
ли кто и напоминал ему по неделикатности о грехах молодости, то Федор
Викторович терпеливо улыбался и объяснял кратко: "Дурак был". Однако
вряд ли это простое объяснение соответствовало истине, ибо глупость не
так легко поправима, а Федор Викторович был отнюдь не глуп.
двадцать пятом году жизни, многие связывали с женитьбой. И действи-
тельно, все свершилось быстро, в один год. Федор закончил строительный
институт, пошел прорабом на стройку, женился, сбрил бороду и сменил фа-
милию. Жена его - Алла Шурыгина, выпускница филфака, в университете тоже
производила впечатление ищущей натуры, диплом писала по раннему твор-
честву Ахматовой, вообще увлекалась стихами, но работать по специальнос-
ти не пошла. От ее филологического образования сохранилась лишь привычка
надменно судить о новинках советской литературы да выписывать журнал
"Вопросы филологии", комплекты которого по прошествии времени обменива-
лись на макулатурный талон, дающий право приобрести книгу Стефана Цвейга
или Мориса Дрюона.
рыгина -солидного мужа. Впрочем, Федор Викторович обрел окончательную
солидность еще через год, когда вступил у себя на стройке кандидатом в
партию.
семье, позволивший ему принять на себя функции старшего сына, а впос-
ледствии и главы семейства. Правда, функции эти выражались более в сен-
тенциях, чем в реальных делах, ибо Федор Викторович не любил волно-
ваться. Покой он ценил превыше всего, находя в нем истинную гармонию,