удовольствия. Как рыбак, выхвативший из воды полупудовую щуку на катышек
хлеба. - Зачем ты Смирнова назвал? При чем тут Смирнов? Когда это
предревкома информированнее чекистов был? Стал бы просто отнекиваться, я бы
задумался: а вдруг и вправду ничего не знает? А так все как на ладошке:
Васильев. Смирнов... - Жандарм потянул паузу. - И Чудновский. Скажешь,
ничего такую вот троицу не связывает?
профессионально занимающиеся палачеством, вольно или нет, часто или изредка,
но ставят себя на место своих жертв. Оттого и ломаются так быстро, попадая в
собственные застенки. Парадокс вроде Оы, а бесчисленные руководящие
товарищи, оказавшись в лапах ежовско-бериевских костоломов, сдавались куда
быстрее, чем они же или их коллеги в царской жандармерии, белогвардейской
контрразведке и даже в пресловутом гестапо. У своих, они знали, надеяться не
на что и упорство только продлит мучения, а спасения не принесет. Так же
случилось и с советскими генералами Отечественной войны, оказавшимися в
немецком плену. Три года многие из них стойко выносили "бухенвальды" и
"моабиты", но к немцам служить не пошли, попав же после победы на Лубянку, с
ходу признали себя предателями и шпионами.
Шульгин. - Допускаю, что для полной откровенности тебе требуется еще
какой-нибудь пароль или предваряющая наш приезд шифровка, так у нас их . нет
И людей, которые могли бы их дать, тоже нет. В курсе того, что в Москве
случилось? А вот объект N 27 есть , и ты нам его отдашь.
беззаветно преданный, приказ до донышка соблюсти, тогда не обессудь. Нам к
следующим по списку товарищам обратиться придется. - Кирсанов говорил
ласково, курил следующую папиросу, пепел аккуратно стряхивал в горшок с
геранью на окне. - Зная, что с тобой случилось, второй сговорчивее
окажется. А уж третий...
через плечо, на ведущую в коридорчик дверь.
человеческий облик, нападают на дом верного бойца революции, - а именно так
все будет обставлено, - они что, семью его пощадят? Какие же они после того
бандиты и выродки будут?
Жалко его Шульгину не было, а вот участвовать в психологическом этюде
Кирсанова - стыдно. Однако какой выход? Не из высших же убеждений чекист не
хочет выдавать Колчака. Боится нарушить инструкцию, зная, что за это бывает.
Мечется сейчас его мысль: а вдруг это всего лишь проверка на лояльность? Где
грань, до каких пор следует упорствовать? Или есть у него и личный интерес?
Надеются все же выколотить у адмирала тайну эшелона, куда делись шестнадцать
вагонов с золотом из сорока? Так он ему и сказал, выждав нужное время.
теперь приказ нужен?
Васильев придумал наконец, как ему казалось, выход.
кроме своего честного слова, придумать не могу. Но поверить тебе все равно в
него придется. - Шульгин тоже закурил, протянул портсигар Васильеву. Тот
мотнул головой, отказываясь. - Так, по логике, ты нам больше ни для чего не
нужен. Убивать тебя - лишнее внимание привлечь. Да и за что убивать-то?
Вообразил черт-те что! Мы тут все товарищи по партии и по службе. Приехали к
тебе с конкретным приказом. Ты его исполняешь, и все, разошлись. А что
слегка тебя пугнули, так извини, нечего было ваньку валять.
практические. О том, что ему делать и как объясняться с остальными двумя
хранителями тайны. Попробуй им все объясни.
получен для использования по назначению, плюс распоряжение на том же бланке
хранить факт передачи в тайне от всех до особого распоряжения. Надеюсь, те
двое не слишком часто интересуются состоянием здоровья "пациента" и наносят
ему визиты?
февраля ни разу не был.
а там по обстоятельствам. Можем из Москвы на имя Сибревкома телеграмму
прислать: "Объект доставлен в целости, благодарим за образцовое выполнение
задания".
автомобиль часто буксовал. Хорошо еще, что водитель догадался надеть цепи на
задние колесо. Верстах в сорока от Иркутска в сторону Усолья на холме,
окруженном густым сосновым бором, стоял совсем небольшой монастырь. Монахов
в нем давно уже не было, населяли его два десятка латышей и мадьяр из
Интернационального полка и человек шесть штатской обслуги. Еще четверо
пожилых ко всему равнодушных надзирателей, лет по двадцать пять прослуживших
в знаменитом Иркутском централе которым давно было все равно, кого охранять.
Да они и не знали, кто содержится в одиночке, под которую приспособили две
смежные сводчатые кельи. Телевидения в то время не было, кинохроники
практически тоже, а если попадались кому из них года полтора назад газеты с
портретом Колчака, так узнать в нынешнем узнике бывшего Верховного правителя
с тремя черными орлами на широких погонах было бы затруднительно даже хорошо
знавшим его людям. Самому же адмиралу было строжайше приказано своего имени
не называть. И вообще не вступать с надзирателями в разговоры, за
исключением чисто бытовых и необходимых.
Чудновскому.Еще весной
чекист (все они для него были чекисты), говорит о Тимиревой, об Анне
Васильевне. И замолчал.
бессудном и бессрочном заключении трехсот прпдыдущих. Тянулись они то быстор
- летом,когда разрешалось гулять без ограничений по выходящей в сторону
Ангары крытой галерее, то удручающе медленно.Физическую форму адмирал
поддерживал лишь колкой дров и многочасовым кружением по камере.Остальное
время читал - исключительно церковные книги, других в монастыре не имелось,
а газет не давали, или, лежа на спине и закутавшись в
шубу,вспоминал.Недолгие дни своего правления - изредка, предвоенные и
военные годы - постоянно.
суда.Не знал и о том, когда таковой состоится.Может быть, после окончания
гражданской войны.В исходе ее адмирал не сомневался.Что происходило в
Сибири, он видел сам,последняя дошедшая до него сводка с деникинского фронта
(в январе двадцатого) говорила о начавшейся и там катастрофе.
Спрашивали только о золоте,другое чекиста Васильева не интересовало. С
удручающей обоих монотонностью повторялись те же самые вопросы и ответы
адмирала.
к Жанену и Сыровому. Они с Васильевым, кажется, разобрали по метрам весь
маршрут от станции Татарской, где после столкновения поездов "золотой
эшелон" был переформирован, до Иннокентьевской, кде Колчака арестовали чехи.
позиции Колчак стоял твердо.
решетки, косо летели крупные снежинки,дымоходы от ветра стонали тоскливо и
нудно. Колчака познабливало.Ему казалось, чо он заболевает. Ну и черт с ним,
какая разница!..
связывающей монастырь с Сибирским трактом, послышался забытый звук.Похожий
на завывание автомобильного мотора.
смотроваой глазок. Увидел в перспективе просеки черного жука, барахтающегоя
в снегу, как в тарелке со сметаной.Опять наверное, будет допрос. Провизию
для узника и охраны, а также смену наружной охраны привозили раз в месяц на
лошадях.
лиственничным плахам гулко отдавался под сводами. Чудновский,Васильев, когда
приезжали, входили тихо, даже вкрадчиво, а сейчас идут грубо, решительно,
можно сказать - нагло. Сердце на мгновение ох ватила обморочная млабость.
Или конец,или какие-то перемены в жизни.Возмлжно, повезут на суд. Или в
другую тюрьму. Как царя из Тобольска в Екатеринбург. Что бы там ни было,
нынешняя жизнь, постыла, мучительная своей безсмысленной неопределенностью,
вдруг показавшаяся даже милой, кончилась.
заполнив первую комнату. Впереди он, инквизитор, палач Васильев. Остальные
незнакомы. В бекешах, полушубках, один в короткой кожанке на меху. Но что
это? Знакомое, безусловно знакомое лицо ! И не из этих, не из большевиков,
совсем другой, забытой жизни. Что это значит? Очная ставка?
глаза лисью ушанку, будто прячущийся за спиной главного чекиста,поднес на
долю секунды,словно невзначай,ладонь к губам.Кивнул чуть заметно и
отвернулся.
Шилова Юлия
Лукьяненко Сергей
Каргалов Вадим
Березин Федор
Доценко Виктор
Плотников Александр