оружием, воины. Томас безуспешно хватал себя за бедро.
Томас соскочил на землю, надменно бросил поводья в лицо ближайшего болвана
с топором в руках, пошел за каликой. Сзади послышался вопль: болван,
хватая поводья, выронил топор себе на ногу, теперь орал, прыгал на одной
ноге, ухватил ушибленную обеими руками, а кони, все еще вздрагивая от
испуга, ринулись по двору.
страшился Томас, ни одна даже не треснула, и он с облегчением понял, что
при всей чудовищной силе вес остается тот же, ведь пучки одолень-травы
весили меньше дохлой мыши.
камине полыхали березовые поленья, багровый свет освещал все помещение.
Двое в доспехах сушили возле огня тряпки, на железной решетке стояли
болотные сапоги, пахло рыбьими внутренностями. Оба с удивлением оглянулись
на странных оборванцев, за которыми опасливо вошли, держась на
почтительной дистанции, трое латников с обнаженными мечами.
обернулся, страшно перекосил рожу и затопал ногами. Всех троих как
ураганом вынесло, в дверях столкнулись, зазвенел оброненный меч, а дальше
слышно было как по ступенькам катилось крупное, хряпало, хрустело и
хрипело. Томас сделал движение вернуться за мечом, тот лежал на пороге
зала и блестел, как гриб поганка, в лунном свете, но Олег цепко ухватил за
руку:
страдание:
краях, где круглый год лето. Мы, гипербореи, наедаемся сразу.
предупредило не останавливать странных бродяг. Томас пнул ногой, опережая
калику, створки с треском распахнулись, на пол брякнулся вывороченный с
мясом засов, а с потолка посыпался мусор.
рыцарские щиты, а посреди зала вокруг двух столов стояли дубовые лавки из
половинок расколотого дуба. Олег кивнул Томасу, молча поясняя, что здесь
приняли меры против скандалистов, что в разгар выпивки могут ухватить
лавку и, размахивая ею, сокрушать гуляк.
серых глыбах камня. В зале с двух сторон под стенами полыхали камины,
хорошо пахло ароматным дымом, горелой шерстью. Пол был из огромных глыб,
как и стены угрюмого замка, щели замазаны серой глиной. Впрочем, тяжелые
глыбы были подогнаны так плотно, что в щели между ними не пролез бы даже
муравей.
шлемах и без. При грозном реве Томаса исчезли, начали появляться снова не
сразу и не все. Олег бродил вдоль стен, рассматривал оружие. Сердце
стучало гулко, грозя насмерть разбиться о реберную клетку. Когда
приближался к дверям, там пустело, по ступеням часто стучало, словно
рассыпали горох, и горошины катились до самого подвала.
человек, настолько закованный в железные доспехи и похожий на
металлическую статую, что Олег невольно повернул голову, проверяя, на
месте ли Томас. Томас, весь в лохмотьях и с голыми руками и ногами,
скривился в понимающей усмешке. Блестящее железо закрывало рыцаря с головы
до пят, но забрало поднято, открывая узкое обветренное лицо, красное,
немилосердно обожженное южным солнцем. Глаза его были серыми, цвета
древесной коры. Когда он шагнул в зал, за плечами появились воины, в руках
блеснули мечи и тяжелые топоры.
в тени.
рык, и сколько Олег не вслушивался, не уловил растерянности или страха,
которые часто прячутся под мощным ревом, только удивление и любопытство.
Он промолчал, собираясь с мыслями, а Томас покосился на калику, ответил
нарочито смиренно, передразнивая друга даже в интонациях:
аки птахи небесные: ходим по дорогам да кизяки клюем... Исчо хвалу
Пресвятой Деве поем... Вериги носим...
кости. Обрывки цепи звякнули.
звенели при каждом шаге, заставляя Томаса ревниво дергаться. Воины вошли
следом, но рассредоточились под стенами, у каждого второго блистали копья
с широкими сарацинскими наконечниками. Рыцарь остановился в двух шагах от
Томаса, всмотрелся:
что на берегу Дона, стал смиренным странником?.. Раньше даже спать ложился
не с девкой, а с мечом!
голосом:
здесь подцепит, кто гадкие привычки... Меч потерял?
заставил себя расслабить плечи, ответил ровным голосом:
вокруг подлый, а свой благородный меч я обнажаю для благородных
противников. Например, похитителю Святого Грааля уже пришла смерть от моей
голой руки... Нет, я побил его как собаку -- камнем. А теперь я пришел за
Святым Граалем!
почти сомкнулись, так хищно сузились глаза:
по-рыцарски, вроде ощипанной вороны, то и честь тебе будет оказана как
странствующему бродяге. А не угодишь, разопнем на воротах!
короткими шажками. Острия копий смотрели Томасу в грудь. Он не нашелся,
что ответить сразу, а Олег от стены спросил невинно:
на ухо. Бурлан вздрогнул, быстро шагнул к окну. Несколько мгновений
смотрел, не веря глазам своим, вдруг побледнел, пальцы обеих рук впились в
подоконник. Со двора все еще доносились слабые вопли, крики, лязг железа.
рассыпались. Распинать придется на новых! Ежели соорудить, конечно,
времена трудные...
проговорил все еще сдавленным голосом, словно невидимая рука держала за
горло:
из-за нее, у меня, например, сундуки полны серебряными и золотыми кубками,
а это простая медная. Но просил подержать у себя знатный человек, так что
я просьбу исполню.
нехорошо улыбнулся, сказал громче:
взять? Возьми.
надвинутых до бровей шлемов. За спинами виднелись наконечники копий,
торчали шишаки шлемов. Томас начал подниматься, покраснел от гнева. Олег
быстро сказал:
нее. Раздался треск, по стене пробежали глубокие трещины, огромные глыбы с
грохотом вывалились. Олег шагнул за ними вслед, оставил в зияющем проломе
облако пыли. Томас дернулся, но заставил себя оставаться за столом,
напустил скучающий вид. Бурлан побелел как снег, челюсть отвисла, а глаза
выпучились и застыли. Два воина выронили копья и с воплями унеслись.
возникла сгорбленная фигура. Олег отшвырнул пинком глыбу камня, размером с
голову быка, чихнул, подняв облачко пыли. К груди он прижимал медную чашу,
закрывая бережно ладонью от падающих в проломе камешков. Со смиренным
поклоном поставил перед Томасом, еще раз поклонился:
бок чаши, поинтересовался в пространство:
дают поесть? Ведь где нам придется пировать затем?