Чтение 84–й страницы книги ~Погружение во мрак~

пузырящейся красной каши иглу. Поглядел на Креженя. И все понял -
здесь, в подземелье не прошло и мига. И все же он спросил:

- Так бывает с каждым?

- Да, - ответил Седой, - с каждым. Один проникает в мир подлинный
на час, другой на месяц, а есть и такие что уходят в него на годы. Но
у каждого свой мир. Миры дьявола бесчисленны!

- Это становится привычкой, наркотиком?

- Это сильней. Значительно сильней!

- И они взяли тебя именно на этом? Приобщили?!

- Да, - признался Седой, - восемь лет назад. Никто не сможет
устоять. Ты скоро сам захочешь туда...

Иван спрятал иглу в складках черного плащ"". И свысока, жалеючи
поглядел на Говарда Буковски по кличке Крежень. Насчет "никто" тот
явно перебарщивал.

- Пойдем отсюда. Мне неинтересно среди этих червей.

- Червей?

- Да, червей.

Иван обернулся... и встретился взглядом с черными пустыми
глазницами Ливадии Бэкфайер, жрицы смерти в этом сатанинском балагане.
И он понял, что она увидала его, мало того - узнала.

- Вот теперь надо бежать! - дернул его за локоть Крежень. -
Давай-ка за мной!

- Бежать? От Ливочки?! - Растерялся Иван.

Жрица смерти шла прямо на него. И это была не Ливадия Бэкфайер,
преступница, содержательница притона, беглая каторжница, это была
прислужница самого Вельзевула. В черных провалах глаз горели багряные
угольки, горели так, будто они были не под черепным сводом, а за
тысячи миль отсюда, в глубинах Космоса или самой Преисподней. В этих
зрачках горело адское пламя. Иван все понял сразу. Но его тело свело
оцепенением. Он уже не мог бежать, и напрасно Крежень орал ему прямо в
лицо, напрасно тянул за накидку и отчаянно матерился.

Жрица смерти шла на Ивана. И беснующиеся тени в черном безропотно
расступались перед своей черной богиней. Жемчуга и серебро тускло
сияли в прерывистом свете свечей, вились и разлетались черные шелка,
ничуть не прикрывающие прекрасного обнаженного тела, блестели ровные
белые зубы в бесстрастно-хищной улыбке, кривящей алый рот. Сама смерть
надвигалась на Ивана.

А он стоял и смотрел в бездну ее глаз. И видел в них окраину
Вселенной, смутную тень корабля и две фигурки, прикрученные к
поручням, пожираемые багряным пламенем. Все слилось в нечто целое,
неразделимое - и явь, и грезы, и наваждения памяти.

* * *

Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный ждал Ивана наверху и пил рюмку за
рюмкой. Гармозский урюговый самогон трехлетней выдержки! Огненное
пойло! Его можно принимать лишь микроскопическими дозами - каждая
рюмашка по семь с половиной капель, больше за один прием нельзя. Но
каждая словно молотом бьет по голове.

- Ну, родимая, поехали! - Гуг крякнул и вылил на язык еще одну.

Два головореза из его банды, Акула Гумберт и Сай Дубина, сидели за
стойкой по бокам от него и пили юка-колу, сладенькую тонизирующую
водичку, настоянную на корнях юку-рукку, доставляемых с планеты
Багалая системы Чандр. Гуг никогда не понимал, зачем эту хреновину
везти в такую даль и добавлять в воду. Он был абсолютно уверен, что
вся эта "юка-рукка" выдумка местных новосветских жуликов, дурящих
публику. Зато в гармозский самогон он верил свято.

Парни были крепкие, проверенные, малость туповатые, но последнее
им в вину не ставилось. Главное, исполнительные и надежные.

Кеша подошел, когда Гуг был уже хорош. Он снял кепку, поклонился
наигранно подобострастно. И спросил:

- Гуляем?

- Гуляем, - откликнулся эхом Гуг.

За спиной у Кеши стояла драная, мерзкая, мутноглазая собака с
кривым и обвислым носом. Гуг еще никогда не видывал таких
омерзительных дворняг. Хотя было было что-то в этом поганом псе
знакомое... нет, это мерещилось после самогона.

- А где Иван? - спросил Кеша и присел на скрипящий ферралоговый
стул.

- Там! - Гуг выразительно ткнул большим пальцем вниз, будто
надравшийся римский патриций, приговаривающий то ли раба, то ли
гладиатора к смерти.

- Ясненько, - заметил Кеша, хотя ему ни черта не было ясно.

Он вообще не должен был сюда приходить. Черный кубик леденил грудь
сквозь клапан. И временами Кеше мерещились голоса, в основном голос
отпрыска императорской фамилии карлика Цая ван Дау. Но он ничего не
мог разобрать, наверное вне ребровской дачи кубик работал хреново.
Кеша сильно рисковал. Риск был его ремеслом.

- Мне нутро набулькивает, - начал он тихо, - что надо идти к Ване,
слышишь. Гуг, твою мать! - Он выбил из руки окосевшего викинга рюмку.
И тут же его кисть перехватила рука слева - у Акулы была отменная
реакция.

- Не шали, - процедил Гумберт.

Сай Дубина кивнул, подтверждая, что шалить в их присутствии не
следует.

- Щяс, - заверил Гуг, - пропустим еще по парочке, а потом сразу
пойдем к Ване.

Он налил Иннокентию Булыгину, ветерану и рецидивисту. Но тот молча
отодвинул пойло.

- Не хочешь, не пей. А я выпью! - Он крякнул, охнул, налился
багровой краской. - Ты от Дила, что ли?

- Неважно, - Кеша поморщился. А пес за его спиной тихохонько и
противненько заскулил. - Пошли!

Они встали одновременно. Гуг махнул рукой малайцу И тот испуганно
согнулся в поклоне, закивал, засуетился.

Чтобы бармен не нервировал босса, Сай Дубина прихватил его ухо,
скрутил и пригнул малайца на полметра пониже, как раз на уровень своей
опущенной руки.

- Не обижай ублюдка, - проворчал Гуг. - Ну, обезьяна, говори, где
подъемник? - Он спрашивал из пьяного куражу, все четверо и так знали
все про подъемники и спусковики.

- Туда нельзя, - залебезил малаец, - там сейчас месса.

- Можно, - оборвал его Гуг. - Ты будешь с нами, пока не подымемся,
усек, обезьянья харя?

- Усек, усек, - сразу же согласился малаец.

Они прошли через четыре двери. Ткнулись в люковую с секретом.

- Туда с собаками нельзя, - дрожащим голосом предупредил бармен.

- Можно! - Кеша дал ему хорошего пинка, так, что малиец повалился
на пол. - Моя собака не кусается.

Через семь минут они были внизу. При выходе из подъемника Гуга
вырвало.

- Ядреный самогон, - пробурчал он сквозь слезы.

Охранники поддерживали его под локотки, но Гуг все время их
отпихивал. В полумраке открывшегося за занавесом подземелья он совсем
раскис, пустил слезу - вспомнилась гиргейская подводная каторга. Гуг
полез к Кеше целоваться, плакаться в жилетку. Тот увернулся.

- С кем Иван? - спросил он.

- С этой су-уч-чарой... с Седым! - заикаясь ответил Гуг.

- Он погубит Ивана, - обозлился Кеша.

- Я сам его погублю! Он у меня в лапах! - Гуг растопырил свои
ручищи ладонями вверх. - Я его - в любой момент!

Какой-то трясущийся тип в балахоне подвернулся под ноги, Гуг сшиб
его одним ударом. Акула добавил ногой, обутой в черный литой сапог.

Рев и визги обрушились на них внезапно. Вонь наркотических свечей
заглушила все запахи на свете. Оба головореза потянулись за оружием.

- Рано, - остановил их Кеша, - не дергайтесь, щеглятки. Папа вам
скажет, когда доставать бананы.

Черная месса близилась к завершению. Большинство ее участников
валялись трупами у стен, на полу, прямо на мраморных плитах, ползало
на четвереньках, корчилось. Лишь немногие еще бесновались возле
истерзанных, чуть шевелящихся жертв. Ритмичная, одуряющая музыка еле
улавливалась настороженным ухом, но она проникала в мозг, подавляла
волю. Меж рядами корчащихся ходили черные в сутанах с красными
капюшонами на головах и били колючими плетьми приобщенных - кровь
брызгами разлеталась по подземелью. Это был просто дикий, безумный пир
садистов и мазохистов, ублажающих свою больную плоть и свой больной
разум.

Феерия вырождения! Апофеоз дегенерации! Пляска смерти!

- Она... это она, - вдруг пролепетал Гуг и побелел.

- Бредит, - предположил Сай.

Акула Гумберт насторожился. Кеша недоверчиво вглядывался во тьму.
Он уже видел Ивана. Видел Седого.

Иван стоял столбом почти у самой черной стены. Крежень суетился
возле него, нервничал, приплясывал, дергал за рукав - он никогда себя
так не вел, это было непохоже на Седого. А из центра зала прямо на
Ивана надвигалась - да она шла прямо на него - женщина ослепительной
красоты, в развевающихся одеждах, высокой трехрогой короне, усеянной
алмазами, в сверкающих цепях на шее, груди и бедрах. Кеша не сразу