свете. Укачало, наверное.
площади костры, а вокруг сидят афганцы и едят мацу китайскими палочками!
дефицит информации, и в этом смысле глубокое иваналександровичево потря-
сение, вызванное уходом жены, свидетельствовало о неимоверной Ивана
Александровича в жене потребности или, другим словом, любви, потому что
дефицит информации в данном случае практически равнялся нулю: надо было
быть полным идиотом, чтобы не понимать, что Лариска со дня на день сбе-
жит непременно.
защищала диплом в одном из технических ВУЗов столицы - как раз писал об
их специальности. Длинная, тонкая блондинка, в зеленом своем платье по-
хожая на цветок каллу, Лариска сбила Ивана Александровича с ног первым
ударом. Два года занудного ухаживания, билетики в Большой и на Таганку,
цветы, стихи, - все это необъяснимым образом совсем было привело к бра-
ку, которому, однако, самой серьезной преградою стала буквально на поро-
ге ЗАГСа жилищная проблема. В твой, сказала Лариска, клоповник я не пое-
ду ни за что на свете. Я привыкла дважды в день принимать душ.
ло, и он впервые в жизни развил бешеную деятельность, проявил нес-
войственную себе предприимчивость и сумел-таки зацепиться за кооператив,
освобождающийся за выездом бывших владельцев, сотрудников того же изда-
тельства, где работал сам, на историческую родину. Правда, деньги на
взнос пришлось брать взаймы и брать у будущего тестя, второго секретаря
райкома партии, однако, Иван Александрович пошел по собственному почину
в нотариальную контору, оформил на сумму долга кучу расписочек и за пять
лет полностью их у родственника выкупил, так что вот уже месяцев десять,
как не было у Ивана Александровича на свете ни одного кредитора.
квартира с паркетом и большим балконом, телефон помог поставить тесть, -
счастья, однако, как-то не получалось. Смешно сказать, но до свадьбы
Иван Александрович с Ларискою не спал ни разу: такие уж у них сложились
отношения, - и в первую брачную ночь жена сказала: ну, я надеюсь, ты по-
нимаешь, что я давно не девочка? и погасила свет. Иван Александрович
очень расстроился, хотя ни на что другое рассчитывать не мог, да никогда
и не рассчитывал. Открытый Ларискою как по обязанности (по обязанности и
было!) доступ к своему телу, на вид и ощупь тоже, словно цветок калла,
белому, гладкому и прохладному, не принес Ивану Александровичу никакой
радости, а только растерянность и чувство вины, что ни жене, получается,
удовольствия не доставил, ни сам, вроде, не испытал.
поначалу Иван Александрович, которому, безотцовщине, страх как, до слез
хотелось ребеночка, крепился да терпел, потом совсем было уж решился ос-
торожненько намекнуть Ларисочке, чтобы им вместе сходить куда-нибудь к
врачу (сам-то от нее втайне давно сходил), да тут как раз нечаянно и об-
наружил в ящике ее туалета стандарт розовых таблеток, пронумерованных,
со стрелками от одной к другой, и все понял, смирился и с этим. Ладно,
подумал. Перебесится - сама захочет родить. Еще не вечер.
тающегося от исправления обязанностей начальника отдела в "Пионере", за-
полнить не могла, и тут-то и встретился случайно на улице университетс-
кий приятель, который и подсунул Ивану Александровичу сперва одну кни-
жечку, там изданную, потом другую, потом пару журнальчиков! Голова зак-
ружилась у Ивана Александровича от неожиданности прочитанного. Не то что
бы он раньше всего такого не знал, - слава Богу, жил в этой стране с
рожденья! - но увидеть все мало что описанным - напечатанным, сброшюро-
ванным, изданным!.. У самого Ивана Александровича смелости описать и на-
печатать не хватило бы никогда, но чужую смелость он оценить мог.
своей с запретным чтивом и, чтобы от нехорошего этого чувства изба-
виться, попытался устроить эдакий mйnage а trois, то есть, попытался
приохотить и ее, но Лариска была непоколебима и читать пакости не желала
категорически. Ивану Александровичу даже как-то не по себе стало от
вдруг похолодевших ее глаз, от нескольких обидных резкостей, и, по-хоро-
шему, следовало бы бросить импортную макулатуру к чертовой матери, коли
жены лишаться жалко и, в сущности, невообразимо, но Ивана Александрови-
ча, как наркомана, уже затянуло по уши и никаких сил отказаться от кни-
жечек и журнальчиков просто не обнаружилось.
диване, зарывшись с головою в кучу клеветнических измышлений, Лариска
уже не отправлялась к загадочным школьным подругам, не торчала у телеви-
зора, а, подобно тигрице, мягко и злобно ходила по уютной двухкомнатной
клетке и, разумеется, следовало ждать грозы, которая неделю назад и раз-
разилась. Только свиньи, кричала Лариска, способны ненавидеть хлев, в
котором родились, живут и нагуливают жир, только они способны искать
грязь повонючее, чтобы, вывалявшись, разнести повсюду, не постесняться!
а Иван Александрович, чувствуя изо всего своего крупного тела один
действительно несколько чрезмерный живот, краснел и оправдывался, но Ла-
риска оправданий не слушала и закончила речь ультиматумом: если, мол,
еще раз увижу в этом доме! - ну, и так далее.
письменного стола Лариска не полезет, а и полезет - не признается (как
он - с таблетками), - но открыто читать при ней стал остерегаться, пока
не получил до завтра свежий номер "Континента" и, завернув для конспира-
ции в "Правду", залег с ним на диван. Лариска не сказала ни слова, как
бы ничего и не заметила (Иван Александрович поглядывал за нею искоса),
но на другой день ушла, а Иван Александрович всячески гнал предчувствие,
что это не просто семейная неурядица, не просто даже конец супружеской
жизни, а нечто куда более серьезное и уже, кажется, непоправимое.
камск.
климата все происходящее вокруг Ивана Александровича казалось ему стран-
ным, нереальным, неестественным: призрачные лучи солнца, с удовольствием
освещающие веселых, здоровых, шумных молодых ребят, играющие в брызгах
умывальной воды, мягко бликующие на алюминиевой посуде в столовой, - лу-
чи солнца никак в то же время не могли справиться с туманом, и он неос-
тановимо полз с реки, затопляя сосны по человеческий пояс. Противополож-
ный берег бесконечной наклонной плоскостью изумрудного цвета поднимался
из воды, и Иван Александрович вспомнил, что это - Удмуртия: край лаге-
рей. Других лагерей, не ынытырыныцыыналыных.
ра спустя, на стройке, куда доехал вместе с бойцами ССО в одном из четы-
рех "Икарусов", во вчерашнем как раз, том самом, за стеклом которого
табличка "Отряд им. А. Матросова" (то есть, тоже какая-то совершенно
фантастическая по бестактности в контексте табличка) - доехал под друж-
ное пение давешнего кляйнэ вайсэ фриденстаубэ, про которого Бекбулатов
успел объяснить, что это - кы "Вечыру песыны гыневы и пырытесыты", хоть
и не понять было, какой, собственно, гыневы и против кого пырытесыты мо-
жет заключаться в сладчайшем фриденстаубэ, - увидел метафору, глядя, как
зачарованный, на четверых сильно датых мужиков, которые, переступая меж
торчащими из нее кручеными железными прутьями, тащили по узенькому торцу
бетонной стены, взнесенному на двадцатиметровую высоту, тяжеленную свар-
ную раму; такие точно, как из стены, крученые арматурные прутья торчали
и внизу, из фундамента, и одного неверного шага любому из мужиков хвати-
ло бы с головою, чтобы всем четверым загреметь вниз, как раз на эти тор-
чащие прутья, а неверный шаг, казалось, должен случиться неминуемо, ибо
рама закрыла от мужиков прутья стены, как бы приглашая запнуться, тем
более, что двое передних шли спиною. Вот одним из этих передних, спиною
идущих, и ощутил себя Иван Александрович: несколько пьяным (от потери
Лариски, ото всего окружающего антуража), нерасторжимо связанным с дру-
гими едва подъемной, грубой, косной, ржавой ношею, которую, до места не
дотащив, не поставишь никуда - передохнуть, не бросишь, не придавив се-
бя, не сверзнув вниз, и вот он, следующий! ну, не следующий, так следую-
щий за следующим шаг оказывается роковым, и Иван Александрович, выпустив
свой угол рамы, летит вниз, на острые стальные пики, чтобы пронзиться
ими насквозь, быть нанизанным, как жук, только сразу на десяток булавок,
а рама летит вдогон: прибить, припечатать, прихлопнуть навсегда, - и тя-
нет за собою остальных: неспоткнувшихся. Голова принялась кружиться у
Ивана Александровича от жуткого созерцания, но и глаз не оторвать, и
сейчас бы хлопнулся он без чувств, не найдя опоры, как вдруг крепкая,
жаркая, маленькая ручка взяла его под локоть и вернула устойчивость на
этой земле.
рячая, с раскрасневшимся личиком, покрытым заметным в солнечном контра-
журе нежнейшим персиковым пушком, глядела широко распахнутыми, вовсе не
раскосыми, не по-китайски разрезанными, черными как адова бездна глазами
и несколько дрожащим от волнения голоском произносила: Ахметова. Альми-
ра. Отряд им. А. Матросова. (То есть, конечно, отряд Матросова, но так
уж впечаталась в иваналександровичево сознание автобусная табличка, что
он автоматически подменил: отряд им. А.). Представитель пресс-центра.
Откомандирована комиссаром Эльдаром в ваше распоряжение. Как же так? по-
думал Иван Александрович. Откуда она взялась? Разве мог я не увидеть ее
раньше, в том же автобусе, скажем, или в лагере, за завтраком? А ведь не
видел точно, потому что, если увидел бы, - не сумел бы пропустить, не
заметить, остаться спокойным. Потому что, если кто и способен меня сей-
час спасти, так только она, Альмира Ахметова, отряд им. А. Матросова,
Орловский Гай Юлий
Ковальчук Вера
Марко Джон
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Шилова Юлия