Чтение 84–й страницы книги ~Избранное~

влиятельных салонов; но он ни разу не встречался с
премьер-министром. Едва ли хоть кому-нибудь из широкой
публики был известен Хорн Фишер; но он знал премьер-министра
с давних пор. Вот почему, если бы это совместное
путешествие состоялось, Марч, вероятно, ощущал бы некоторую
склонность поспешить, а Фишер - смутное желание продлить
поездку. Ведь Фишер принадлежал к тому кругу людей, которые
знают премьер-министра со дня своего рождения. Должно быть,
они не находят в этом особого удовольствия, что же касается
Фишера, то он как будто родился усталым. Этот высокий,
бледный, бесстрастный человек с лысеющим лбом и светлыми
волосами редко выражал досаду в какой-нибудь иной форме,
кроме скуки. И все же он был, несомненно, раздосадован,
когда, укладывая в свой легкий саквояж рыболовные снасти и
сигары для предстоящей поездки, получил телеграмму из
Уилловуда с просьбой немедленно выехать поездом, так как
премьер-министр должен отбыть из имения в тот же вечер Фишер
знал, что Марч не сможет тронуться в путь раньше следующего
дня; он любил Марча и заранее предвкушал удовольствие,
которое доставит им совместная прогулка по реке Фишер не
испытывал, особой приязни или неприязни к премьер-министру,
но зато испытывал сильнейшую неприязнь к тем нескольким
часам, которые ему предстояло провести в поезде. Тем не
менее он терпел премьер-министров, как терпел железные
дороги, считая их частью того строя, разрушение которого
отнюдь не входило в его планы. Поэтому он позвонил Марчу и
попросил его, сопровождая просьбу множеством извинений,
пересыпанных сдержанными проклятиями, спуститься вниз по
реке, как было условлено, и в назначенное время встретиться
в Уилловуде. Затем вышел на улицу, кликнул такси и поехал
на вокзал. Там он задержался у киоска, чтобы пополнить свой
легкий багаж несколькими дешевыми сборниками детективных
историй, которые прочел с удовольствием, не подозревая, что
ему предстоит стать действующим лицом не менее загадочной
истории.
Незадолго до заката Фишер остановился у ворот парка,
раскинувшегося на берегу реки, это была усадьба
Уилловуд-Плейс, одно из небольших поместий сэра Исаака Гука,
крупного судовладельца и газетного магната. Ворота выходили
на дорогу со стороны, противоположной реке, но в пейзаже
было нечто, постоянно напоминавшее путнику о близости реки
Сверкающие полосы воды, словно шпаги или копья, неожиданно
мелькали среди зеленых зарослей; и даже в самом парке,
разделенном на площадки и окаймленном живой изгородью из
кустов и высоких деревьев, воздух был напоен журчанием воды.
Первая зеленая лужайка, на которой очутился Фишер, была
запущенным крокетным полем, где какой-то молодой человек
играл в крокет сам с собой. Однако он занимался этим без
всякого азарта, видимо, просто чтобы немного
попрактиковаться, его болезненное красивое лицо выглядело
скорее угрюмым, чем оживленным. Это был один из тех молодых
людей, которые не могут нести бремя совести, предаваясь
бездействию, и чье представление о всяком деле неизменно
сводится к той или иной игре. Фишер сразу же узнал в
темноволосом элегантном молодом человеке Джеймса Буллена,
неизвестно почему прозванного Бункером. Он приходился
племянником сэру Исааку Гуку, но в данную минуту гораздо
существенней было то, что он являлся к тому же личным
секретарем премьер- министра.
- Привет, Бункер, - проронил Хорн Фишер. - Вас-то мне и
нужно. Что, ваш патрон еще не отбыл?
- Он пробудет здесь только до обеда, - ответил Буллен,
следя глазами за желтым шаром. - Завтра в Бирмингеме ему
предстоит произнести большую речь, так что вечером он двинет
прямо туда. Сам себя повезет. Я хочу сказать, сам поведет
машину. Это единственное, чем он действительно гордится.
- Значит, вы останетесь здесь, у дядюшки, как и подобает
пай-мальчику? - заметил Фишер. - Но что будет делать
премьер в Бирмингеме без острот, которые нашептывает ему на
ухо его блестящий секретарь?
- Бросьте свои насмешки, - сказал молодой человек по
прозвищу Бункер. - Я только рад, что не придется тащиться
следом за ним. Он ведь ничего не смыслит в маршрутах,
расходах, гостиницах и тому подобных вещах, и я вынужден
носиться повсюду, точно мальчик на побегушках. А что
касается дяди, то, поскольку мне предстоит унаследовать
усадьбу, приличие требует, чтобы я по временам бывал здесь.
- Ваша правда, - согласился Фишер. - Ну, мы еще
увидимся. - И, миновав площадку, он двинулся дальше через
проход в изгороди.
Он шел по поляне, направляясь к лодочной пристани, а
вокруг него, по всему парку, где царила река, под золотым
вечерним небосводом словно витал неуловимый аромат старины.
Следующая зеленая лужайка сперва показалась Фишеру
совершенно пустой, но затем в темном уголке, под деревьями,
он неожиданно заметил гамак; человек, лежавший в гамаке,
читал газету, свесив одну ногу и тихонько ею покачивая.
Фишер и его окликнул по имени, и тот, соскользнув на землю,
подошел ближе. Словно по воле рока на Фишера отовсюду веяло
прошлым: эту фигуру вполне можно было принять за призрак
викторианских времен, явившийся с визитом к призракам
крокетных ворот и молотков. Перед Фишером стоял пожилой
человек с несуразно длинными бакенбардами, воротничком и
галстуком причудливого, щегольского покроя Сорок лет назад
он был светским денди и ухитрился сохранить прежний лоск,
пренебрегая при этом модами. В гамаке рядом с "Морнинг
пост" лежал белый цилиндр.
Это был герцог Уэстморлендский, последний отпрыск рода,
насчитывавшего несколько столетий, древность которого
подтверждалась историей, а отнюдь не ухищрениями геральдики
Фишер лучше чем кто бы то ни было знал, как редко
встречаются в жизни подобные аристократы, столь часто
изображаемые в романах. Но, пожалуй, куда интереснее было
бы узнать мнение мистера Фишера насчет того, обязан ли
герцог всеобщим уважением своей безукоризненной родословной
или же весьма крупному состоянию.
- Вы тут так удобно устроились, - сказал Фишер, - что я
принял вас за одного из слуг. Я ищу кого-нибудь, чтобы
отдать саквояж. Я уехал так поспешно, что не взял с собой
камердинера.
- Представьте, я тоже, - не без гордости заявил герцог.
- Не имею такого обыкновения. Единственный человек на
свете, которого я не выношу, - это камердинер. С самых
ранних лет я привык одеваться без чужой помощи и, кажется,
неплохо справляюсь с этим. Быть может, теперь я снова впал
в детство, но не до такой степени, чтобы меня одевали, как
ребенка.
- Премьер-министр тоже не привез камердинера, но зато
привез секретаря, - заметил Фишер. - А ведь эта должность
куда хуже. Верно ли, что Харкер здесь?
- Сейчас он на пристани, - ответил герцог равнодушным
тоном и снова уткнулся в газету.
Фишер миновал последнюю зеленую изгородь и вышел к
берегу, оглядывая реку с лесистым островком напротив
причала. И действительно, он сразу увидел темную худую
фигуру человека, чья манера сутулиться чем-то напоминала
стервятника; в судебных залах хорошо знали эту манеру, столь
свойственную сэру Джону Харкеру, генеральному прокурору.
Лицо его хранило следы напряженного умственного труда: из
трех бездельников, собравшихся в парке, он один
самостоятельно проложил себе дорогу в жизни; к облысевшему
лбу и впалым вискам прилипли блеклые рыжие волосы, прямые,
словно проволоки.
- Я еще не видел хозяина, - сказал Хорн Фишер чуточку
более серьезным тоном, чем до этого, - надеюсь повидаться с
ним за обедом.
- Видеть его вы можете хоть сейчас, но повидаться не
выйдет, - заметил Харкер.
Он кивнул в сторону острова, и, всматриваясь в указанном
направлении, Фишер разглядел выпуклую лысину и конец
удилища, в равной степени неподвижно вырисовывавшиеся над
высоким кустарником на фоне реки. Видимо, рыболов сидел,
прислонившись к пню, спиной к причалу, и хотя лица не было
видно, но по форме головы его нельзя было не узнать.
- Он не любит, чтобы его беспокоили, когда он рыбачит, -
продолжал Харкер. - Старый чудак не ест ничего, кроме рыбы,
и гордится тем, что ловит ее сам. Он, разумеется, ярый
поборник простоты, как многие из миллионеров. Ему нравится,
возвращаясь домой, говорить, что он сам обеспечил себе
пропитание, как всякий труженик.