Чтение 84–й страницы книги ~Умножающий печаль~

стрелять - я пока их хозяйка...

- Марина, послушай, вам некуда ехать! Дождитесь меня, я через полчаса
буду...

- Кот знает, что я еду к нему. Я позвонила... Кот сказал, что приедет
какой-то его друг, он поможет... Кот не хочет подставлять тебя...

- Марина, не делайте глупостей! Я... - В трубке затрещало, и связь
прервалась.

Тупая непроходимая пробка забила Садовую. Машины двигались медленно,
вязко, тяжелыми толчками по склеродированным улицам, забитым жестяными
газующими пол чищами.

КОТ БОЙКО:

ПРЕДПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ

Мы спускались с Мариной в лифте, я обнимал ее одной рукой, а другой
держал завернутый в лист обоев карабин. И жалел, горевал и сетовал, что не
идет эта долбаная кабинка, этот дребезжащий вертикальный транспорт к самому
центру земли.

О, какой это был бы кайф! Мы бы медленно и блаженно ползли через земляную
кору, прорезая постепенно все эти девоны, кембрийские и прочие слои,
постепенно опоясывались, как золотым кушаком, оливиновым поясом, пока не
нырнули бы в кипящий океан магмы, и в самом центре бушующего багрово-алого
пламени, у сердца земли, я бы сказал ей: "Мы прошли только полпути, поехали
дальше... "

А она бы спросила: "Куда дальше, зачем?"

А я бы ответил: "Не нужен нам этот адский огонь, я люблю тебя жарче и
дольше, моя единственная звезда... Мы поедем к свету, к голубому океану,
поднимемся на другом краю земли... выйдем где-нибудь в Австралии... "

Но ничего не сказал, а только крепко обнимал ее и судорожно вздыхал. Она
пришла все-таки! Она пришла!

- Не бойся, Кот, - сказала Марина. - Они не имеют права стрелять, пока я
с тобой. У службы безопасности это записано в их регламенте. Они все знают
меня в лицо...

Я засмеялся:

- Не боюсь я, любимая! Когда я обнимаю тебя, меня можно напугать только
угрозой кастрации...

- Ты, Кот, душевнобольной!

- Я, наоборот, исключительно душевноздоровый. Хочу учинить соревнование
по душеперетягаванию, этакий соулрестлинг... Буду чемпионом...

- Хвастун ты, а не чемпион! - усмехнулась Марина. - Душевноздоровые ходят
по улицам с портфелями и авоськами, а не с ружьями бегают...

Господи, как любил я сейчас ее косую челку, разноцветные шальные глаза,
серебряные горошинки картавого "р"! Она говорила "рлужьями"!

В подъезде я остановил ее, посмотрел через стекло на улицу. Людей было
немного, у дверей припаркован красный спортивный "мерседес". Чуть поодаль
торчал на своем рыжем танке Карабас.

- Я вывезу тебя отсюда на моей машине, - сказала Марина и показала на
алый "хэтчбэк". - А где будет удобнее, ты пересядешь к другу.

- Нет, любимая, давай свалим отсюда на чем-нибудь менее приметном. Твою
машину заберешь опосля...

Я взял ее за руку, и мы побежали через дорогу к "роверу", из которого
грузно лез нам навстречу Карабас.

Мы бежали вприпрыжку, легко и радостно, будто не по серому, искапанному
масляными каплями асфальту, а по батуту, пружинистому, прозрачному,
связанному из утренних облаков, и качался он на концах радуги во весь
небосвод, и подсвистывал нам весело попутный ветерок, пахнущий тополиным
медом и вянущей травой, и судьба ласково шелестела, нашептывала - вот ты и
счастлив, дуралей... лети над жизнью, над бедой... лети к радости...

И Карабас, приветственно машущий нам, был, наверное, счастлив, смеялся
или гримасничал, зачем-то нырнул в машину и появился снова с ружьем
"мосберг" в руках, и орал он сейчас отчетливо:

- Ложись!..

Еще не обернувшись, резко толкнул в сторону Марину и в плавном развороте
скинул с карабина лист обоев, пришел в боевую стойку на колено и увидел
едущих на нас - во всю ширину проезда - два джипа. И торчащие из окон
автоматные стволы. Резкий, рвущий уши треск и короткие дымки у
пламегасителей.

Грохот выстрела за спиной из карабасовской пушки и его крик:

- Я вам, суки рваные, еще скажу предпоследнее прости!..

Но я уже взял левый джип - со стороны Марины - в прицельный створ...

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

БИТВА

Однажды приходит день, в который прошедшее утро кажется незапамятным
прошлым, а предстоящий вечер - недостоверным и очень далеким будущим.

Я бился. Большой лесной пожар не собьешь огнетушителем. Только встречным
огнем.

Старый трусливый Палей сказал бы, что это я сам вызвал сход финансовых
лавин. Глупость! Просто я первым правильно оценил масштаб распада этого
карточного домика, который считался финансово-экономическим пространством
великой державы. И своевременно вынул из этой сплошь крапленой колоды свои
карты. Настоящие, заметьте, а не фальшивые!

Честно говоря, моя ошибка в том, что я не рассчитал, как все сгнило
глубоко, не мог представить, что кризис может стать крахом.

Я много заработал.

Я много сейчас потеряю.

Может быть, больше, чем приобрел.

Но я выстою.

Я ввязался в свалку первым, и теперь меня не затоптать.

Утратив многое, я останусь на рынке.

Большинство исчезнет, они будут разрушены дотла.

Мир узнает их страшную и смешную тайну - они не олигархи, они еще не
магнаты, они и не были могулами, они только казались тайкунами.

Они - как все в нашей жизни - попса. Зажиточная финансовая попса.

Оказалось, что в нашем доме от великого Билла Гейтса до смешного Мавроди
один шаг.

Олигархами, денежными столпами мира еще надо становиться - долгие годы.

Я стану. У меня нет другого пути.

А пока я сражался - говорил по телефону, уговаривал, грозил,
договаривался, рассылал по электронной почте срочные указания, обещал,
посылал к черту, выдавал гарантии, отзывал обязательства, перегонял деньги,
останавливал зарплаты, консервировал предприятия, замораживал кассовую
наличность, стопорил платежи и диктовал директивы руководителям
подразделений холдинга на территориях и в наших представительствах за
рубежом.

Потом в этом хаосе, испуганной суете и сумасшедшем мельтешений возникла
пауза, лакуна тишины, дырка во времени, клочок неподвижности. В бизнесе, как
в теннисе, для продолжения игры мяч должен вернуться из-за сетки.

Очень захотелось есть - я только сейчас сообразил, что ничего не ел
больше суток. Вызвал секретаршу:

- Надя, очень хочется щи из крапивы. Может наш шеф сделать?

- Бог с вами, Александр Игнатьич! Какая же крапива на щи в августе? Это в
конце мая, в начале июня хорошо. А сейчас она как бурьян...

- Ладно, обойдусь...

- Александр Игнатьич, завтра к нам вылетает Лазаренко из Аргентины. Там
сейчас весна - хотите, позвоню и скажу, чтобы свежей крапивы привез? Он с
удовольствием! Вот только не знаю - а растет крапива в Аргентине?

- Крапива, Надя, растет везде. Лазаренко не звони, забудь. Скажи, чтобы
мне сделали большой сандвич - отварное мясо на черном хлебе. С острой
горчицей. И бокал пива. "Грольш"...

Она ушла. Загнанно сидел я за своим столом, бездумно смотрел в синеватую
прорубь поляризованного стекла, хотелось есть, спать, не быть здесь -
испариться.

Прикрыл глаза на миг - просто мигнул, услышал звон металла и ощутил
острый запах конского пота. Царь Александр спешивался со своего Буцефала
тяжело, неуклюже, будто был он ранен или болен. Я не видел его три года, а
выглядел он так, будто прошла жизнь. Слуги бережно поддерживали его - чтобы
не показать, как он слаб, и не дать ему качнуться или упасть пред лицом
поверженных. Я пошел ему навстречу с поклоном.

- Приветствую тебя, великий государь македонян, властитель мира, могучий
царь Искендер...

Он обнял меня за плечи, и я ощутил, что он весь горит.

- Я рад тебя видеть, Мидас, брат моей царственности, мудрый и богатый
владетель Фригии...

Он трудно, с кряхтением и стоном усаживался на походное сиденье из шкуры
льва. А вокруг меня стояли мои верные псы, тихо рычали - их тревожил и
возбуждал не выветрившийся запах льва.

- Моя мудрость, великий царь, короче жизни ночной бабочки. И богатство
наше мнится нам как сон. Проснулся - и черепки кажутся золотом...

- Не прибедняйся, Мидас, - я не пришел разорять твою землю, и дань мне
твоя не нужна. Я властвую над половиной мира, и всадник за год не объедет
границы моих владений... - Он говорил с хриплым придыханием. Сейчас ему
должно быть тридцать три года. Древний, изможденный старик. Желтые редкие
пряди на бугристой в шрамах голове, ужасные язвы на лице.

- Что привело тебя к нам, царственный стратег? - спросил я, глядя в
землю. Мне было боязно-больно смотреть на него.

- Я возвращаюсь домой. Я покорил Бактрию и занял половину Индии. - Он
протянул мне руку и сжал горячечными пальцами мою ладонь. - Спасибо тебе,
мудрый Мидас, что ты согласился с миром пропустить мою армию домой, в
Македонию. Если бы ты отказался, мне пришлось бы разрушить твое царство,
тебя убить и быстрее пройти к Понту. У меня нет времени...

Я молча поклонился, а он тихо сказал:

- Я умираю, Мидас...