глас поведал, какова награда праведникам после смерти. Попадут-де они в
застолье изобильное и бесконечное, будут слушать рокотаны сладкозвучные... И
узрят они бога...
переврано. Кто про пир городит, кто про озера с островами плавучими, кто про
сады висячие... И все врут нескладно, незавлекательно.
песнями да небывальщинами (и откуда это он узнал? Здесь, в Предвестной
Долине, Харр об этом и словом не заикнулся!). Так вот: сложи мне песнь
доселе неслыханную о блаженстве вечном, что ждет каждого праведника,
верующего в приход Неявленного. О дарах несметных, ему уготованных; о
дворцах окамененных, для них распахнутых, о воле безошейной, телесам
дарованной, о девах полногубых, неперепоясанных...
Сложишь песнь яркую, как семь радуг, друг на дружку наложенных, и такую
призывную, чтобы каждый мой м'сэйм за блаженство это обещанное послесмертное
добровольно бросался бы хоть на меч, хоть в костер. Я дам тебе рокотан
чудозвучный, будешь петь ты на каждом холме, а когда ступит на землю
Неявленный, мы предстанем пред ним - я первый, а ты - второй. Из толпы
великой - второй! И еще я скажу тебе... - голос м'сэйма понизился до шепота,
хотя кто мог услышать - любое слово так и оставалось погребенным в
подземелье этом подгорном. - И еще на листах тех значится: недолги будут дни
бога единого на земле нашей. Ты про это не пой, этого не надобно... Только
после ухода его останутся боговы споспешники, слава о коих пребудет уже до
скончания рода людского. И первым среди них буду я! Ты - вторым.
пятки. А то ведь и вправду будут водить его, точно зверя ручного на цепочке,
от холма к холму, а он ежевечерне будет врать им про долю лакомую,
загробную,
просторы, где лишь темень и безмолвие... Он глубоко вдохнул нездоровый,
промозглый воздух, прямо-таки осязаемо ощутил едкое отвращение ко всякой
лжи.
менестрель снисходительно. - Может, и невдомек тебе, но песни ведь по заказу
не пекут. Чать, не мясной пирог. Чтобы песнь сложить, надо знак получить
нежданный: то ли закатный луч, то ли приветный взгляд... иной раз мужичонка
проползет толстопузенький, в дымину полосатую пьяненький, - на него глядючи,
припевка застольная сама с языка соскакивает. Так вот. Есть у меня на родной
дороге пословица: сколько девка огурчиком ни балуется, а без мужика дите не
родится. Понял?
понял. Ну что с него возьмешь - тупой, видно, за всю свою жизнь двух строк
складных да напевных не сложил, тем более что на этой убогой землишке и
петь-то одним амантам дозволено.
видение какое нежданно случилось, или знамение, или самого твоего
Неявленного я повстречал - может, тогда... Между прочим, когда он явится,
его Неявленным уже и называть-то будет как-то несоответственно. Об этом тоже
в листах болотных и намека нет?
проинформировал его м'сэйм. - Ежели переложить его со старинного языка на
наш говор. Но ты наболтал слишком много лишнего, а прямого ответа не дал:
согласен ты или нет?
Так и передай своему Наивершему, ежели ты не от себя говорил, а им послан
был. И пойду я.
такая уж у него была улыбка.
Что ж, ступай.
Наивершего он давно догадывался, но виду не подавал, чтобы не портить
иллюзорного равенства в беседе. Поднялся.
Наиверший, напрасно ты меня за полудурка держишь. Сидишь вроде бы спокойно,
а ноги выдают, ишь как икры-то напряглись. Не отпустишь ты меня
подобру-поздорову, слишком много меж нами наговорено. А обрадовался-то,
обрадовался! На м'сэймах своих дрессированных силушку не покажешь, кулаками
не помахаешь - нельзя, рожу постную надо блюсти; а со мной вот поиграться
вздумал. Только не все ты про меня слыхал - видно, не знаешь, что такое
строфионий удар...
Наиверший сунул руку под кресло и вроде бы схватился за какую-то палку -
этого Харр уже разглядеть не успел, потому что пол под ним вдруг
расступился, и последнее, что он заметил, был голубоватый мерцающий обруч,
засиявший у м'сэйма над головой.
откуда, значит, смердело. Потянулся к виску, где мозжила глухая боль, -
шишки пока не было, значит, без памяти он пробыл совсем недолго. Тихонечко
приподнял ресницы.
длинными трещинами, но и они замазаны гладко, хоть и разными цветами, - с
одного взгляда ясно, что даже ногтям не за что уцепиться. Глубина...
колодца. И м'сэйма, в выжидательной позе замершего на самом краю. Если резко
выпрямиться, подпрыгнуть... Все равно не достать. Пожалуй, на длину меча
высоты не хватит. Что же еще? Думай, менестрель, думай... Убивать тут не в
обычае, но почему бы им не пустить к нему змейку вороную - пусть, мол, гад
подкормится. Вот и пояс чешуйчатый рядом валяется, на земле неокамененной. А
странная землица-то в буграх твердокаменных да трещинах узких. Нет, не о том
надо думать, промелькнула же какая-то шалая мысль, когда пояс змеиный
увидел...
заметил Харр, чтобы протянуть время.
выпустят. Первому второй не нужен, второй слишком близко к его спине стоять
будет.
верховного м'сэйма, и он щурился, отчего уголки его глаз, приподнятые над
скулами, еще выше взлетали к вискам.
скоро первый весенний гром прогремит. Видал камень на вершине холма? А
копье, из него торчащее, приметил?
а ему надо было думать, не отвлекаясь.
воочию, повелел я всем на погляд эту железину водрузить. И - хочешь верь,
хочешь не верь, - но все молнии, что Неявленный, на грехи человеческие
гневаясь, из туч мечет, прямехонько в копье это железное въяриваются.
что-то при виде пояса змеиного... А тут еще м'сэйм мозги пудрит своими
байками...
кинул бы сюда соломки, больно жестко тут.
- Не сказал я тебе, что лампа-то висит на конце копья того. И прямехонько
над тобою. Саму светильню я, конечно, сниму, память все-таки о доме. Но как
гроза подойдет - не взыщи: первая же молния по копью скользнет вниз и - в
тебя. Мы никого не убиваем, рыцарь ты мой певчий, то гнев божественный.
своими наводнил, трепло гуково, паразит м'сэймов. И сейчас мысли путает,
сосредоточиться не дает. И отпустить его нельзя: чует сердце, что сам же он
и подсказку кинет, как из колодца этого выбраться...
собрались, дозволю тебе посидеть со светильником. Может, так тебе легче
будет песню складывать. А я покуда...
- сорвался, не выдержав, узник. - Вот тебе мое слово вещее: не видать тебе
его, как собственной задницы! Не придет он! Не придет!!!
прожить может, а весь род людской - нет! Потому и придет он неминуемо,
узнанный или неведомый, в славе или в бесчестии, в богатстве или в скудости,
гонимый или возвеличенный - он придет!