доклад на тему "Обнаружение позитронов в камере Вильсона". В конце была
приписка рукой самого Фокса:
навещали ее родителей. Он обещал зайти к ним попозже. Эрик не сразу
осознал, почему его вдруг потянуло в университет, потом понял - там он
сможет узнать о Мэри и о том, получила ли она назначение в колледж
Барнарда. Она никогда не писала ему о своих личных делах, так же как и он
после встречи в Чикаго ничего не сообщал ей в письмах о себе.
не отличался той чопорностью, какую ему приписывали в анекдотах, но Эрик
понял, что Арни хочет произвести на него впечатление. Эрик усмехнулся про
себя и принял приглашение с той же нарочитой небрежностью, с какою оно
было сделано. Он уже раза два бывал в этом клубе с Тернбалом, но лакей
все-таки счел своим долгом показать ему дорогу и проводил наверх, где
помещался бар. Высокие окна этой комнаты выходили на север, ее освещали
утренние лучи солнца, отражавшиеся от красного кирпичного дома напротив.
Когда Эрик вошел, Арни играл на бильярде с мистером Дэмпси. Оба были без
пиджаков. Арни стоял, наклонившись над бильярдным столом, и лоснящаяся
атласная спинка жилета делала его похожим на крупного гладкого тюленя. У
мистера Дэмпси рукава рубашки были подхвачены резинками, и весь он был
чистенький и розовый, точно его долго терли в горячей воде мочалкой.
Старик был любезен с Эриком и сначала называл его по имени, а потом стал
звать "мистером Мыслителем".
с квадратными окнами, с накрахмаленными скатертями и огромными салфетками
на столах; кушанья были отличные. Арни был чрезвычайно предупредителен и
проявил немало мужества и скромности, пренебрежительно отзываясь о своих
познаниях в технике.
оттого, что он умело им модулировал, и острые голубые глаза,
поблескивавшие отраженными искорками света. Они настороженно бегали по
сторонам, как у воришки, высматривающего, где что плохо лежит, или как у
чрезмерно обидчивого человека, которому кажется, что окружающие так и
норовят его оскорбить. Но бархатистый, рокочущий голос Арни смягчал
неприятное впечатление от его взгляда.
Он тут же признался, что работа Эрика занимает его потому, что он
представляет интересы своей жены, имеющей наследственные паи в компании
"Фидер-Джон" - одном из крупнейших предприятий Кливленда, и поэтому хочет
быть в курсе всех новых достижений машиностроительной промышленности.
Арни.
делом, а его заинтересовать нелегко.
Эрика, он, казалось, приятно удивился. Остановившись возле их столика, он
спросил, чью глотку сговариваются перерезать молодые люди.
ограничиваются номером моего телефона, да и тот он узнал из телефонной
книжки.
опьянение от вкусной еды и сознания, что за ним ухаживают такие крупные
представители здешних кругов. Ведь эти люди отлично знают свое дело, и
если даже они так ценят его работу, то уж не Сабине его отговаривать. Она
уверена, что они его в конце концов надуют, - но вряд ли им это удастся.
Они ничуть не умнее его, и все-таки они ему чем-то нравятся. На всякий
случай он должен быть осмотрительным, вот и все. Эрик развалился в
глубоком кресле и, вспоминая злые анекдоты о чванстве членов "Юнион-Лиг",
лениво усмехнулся - эти анекдоты похожи на гримасы, которые
мальчишки-рассыльные тайком строят за спиной своего хозяина.
потом позвонил Сабине и условился встретиться с ней у ее родителей.
университет, с удовольствием перебирая в памяти плодотворно проведенный
день. Чем дальше отходишь от университетской жизни и работы, тем яснее
становится, что жалеть совершенно не о чем. Сейчас он живет в другом,
живом и деятельном мире, где все куда-то стремятся и чего-то жадно
добиваются. Конечно, у Тернбала и ему подобных нет той культуры и тех
знаний, какими обладают ученые, зато дельцы гораздо живее и энергичнее
любого университетского профессора.
огоньками реку, пошел мимо зданий колледжа Барнарда. У ворот Колумбийского
университета, выходящих на 119-ю улицу, он на секунду задержался. Он
смотрел на дорожку, ведущую через лужайку к высокому прямоугольному зданию
со светящимися окнами, и вспоминал времена, когда вся его жизнь была
связана с этой дорожкой и с этим домом. Он вспомнил те беспокойные дни,
когда боялся, что останется без работы, вспомнил свою жалкую борьбу с Тони
Хэвилендом и ту напряженную внутреннюю тревогу, которую приходилось
подавлять, чтобы довести до конца этот опыт, казавшийся теперь таким
бесполезным и ненужным. Тогда он каждую минуту ощущал возле себя незримое
присутствие Сабины, и чем дальше подвигалась его работа, тем ближе они
становились друг другу. А теперешняя его работа грозит совсем разъединить
их. Те дни давным-давно прошли, но прежние заботы и тревоги остались при
нем. Человек никогда не перестанет задавать себе извечный вопрос: "Что
будет со мной?", потому что, сколько бы раз на него ни отвечали, говорить
с уверенностью можно лишь о настоящем моменте.
относятся к нему как к человеку, которому сильно повезло в жизни. Мэри
была права. Он видел это по глазам присутствующих, в особенности молодежи
- бедно одетых, худощавых и очень непосредственных юнцов, каким он и сам
был когда-то.
предоставил слово докладчику. Эрик со щемящей грустью разглядывал знакомую
обстановку - все тот же демонстрационный аппарат, те же кривые,
непременные таблицы цифр I, II и III, длинные уравнения на доске и тот же
запах мела и застоявшегося табачного дыма. В течение полутора часов
докладчик делал сообщение, выслушивал оппонентов, спорил, соглашался, и
наконец собрание закончилось. Фокс нашел взглядом Эрика и жестом попросил
подождать его в коридоре.
заметно постарел: ему шел седьмой десяток, и его короткие прямые волосы
сильно побелели, а когда он говорил, вокруг его губ собирались
бесчисленные мелкие морщинки. И все-таки благодаря невысокому росту и
плотному сложению Фокс казался еще крепким и сильным, хотя по-прежнему
походка у него была неуверенная, словно он шел вслепую, ощупью. Отвечая на
вопрос Эрика, он сообщил, что Мэри Картер вскоре после своего приезда в
Нью-Йорк получила назначение в Барнард на все лето... Ну, конечно, подумал
Эрик, приехав в Нью-Йорк, она не пожелала ни написать, ни позвонить ему.
Он слишком хорошо понимал, что она чувствовала...
через неделю после того, как он наконец попал в Колумбийский университет,
в эту обетованную страну гигантов; та же обстановка, тот же вид из окон,
но теперь Эрик смотрел на все это глазами умудренного жизнью человека.
Фокс провел его прямо в старомодную столовую, бросил его пальто и шляпу на
резной сервант и достал бутылку виски и два бокала.
больнице.
горела только одна лампочка. Тусклый свет ее поглощался темной мебелью
мореного дуба, темно-красным ковром и рельефными обоями под старую бронзу.
Одинокая лампочка не освещала комнату, а лишь наполняла ее бледным
желтоватым туманом. Фокс прохаживался вдоль стола, заложив руки за спину и
слегка похлопывая ладонью о ладонь. Кроме этого сухого звука, ничто не
нарушало глубокой тишины.
В этом и заключаются ваши достижения?
скрестив руки и положив локти на стол, и следил глазами за Фоксом, который
по-прежнему внушал ему уважение, но уже без былого благоговейного чувства.
Вместо этого теперь появилось сострадание. - Я не стал далее самым богатым
физиком в мире.
взглянув на Эрика и продолжая шагать вокруг стола. - Чем вы занимаетесь?
хождения, от которого у Эрика начала уже кружиться голова, время от
времени молча кивал. Потом внезапно он опустился на стул против Эрика.