видимо, она читала какую-то другую литературу, не ту, что я. Да и,
откровенно говоря, я прекрасно понимал, что ей сейчас наверняка не до
передач: не исключено, что и сама она находилась под арестом - пусть даже
домашним. Властелин, насколько я мог судить, был на нее очень зол.
Вообще-то его можно было понять, если захотеть. Другое дело, что я не
хотел.
доставит мне очередной поднос с кормежкой, переодеться (опять-таки по
классическим образцам) в его униформу, засунуть его в бессознательном
состоянии и в упакованном виде под койку, запереть камеру снаружи и, как
ни в чем не бывало, выбраться на свет Божий. Этот вариант, как мне сперва
показалось, лежал ближе к истине, потому что для его осуществления не
требовались никакие передачи с воли: обе руки были при мне, пара ног -
тоже, и умение ими пользоваться меня пока еще не оставило. То есть
технически этот проект можно было реализовать - во всяком случае, его
первую часть. Аллегро кон грациа. Но вот дальнейшее - Аллегро мольто
виваче - как-то не очень конструировалось. Потому что я достаточно хорошо
помнил путь, которым меня доставили сюда - по всем этажам и переходам, - и
представлял, что прежде, чем обрести свободу действий, я должен буду
миновать, самое малое, три запирающихся и охраняемых двери; причем охрана
будет находиться не по мою, а по другую сторону каждой двери; охрана
принадлежит к той же самой команде, что и тот парень, который принесет мне
еду - и трудно предположить, что они примут меня за него и любезно отворят
двери, чтобы позволить нокаутировать себя с первого удара. Нет, хотя в
этом варианте что-то и было, но при тщательном анализе он показался мне
слишком уж сложным; а я всегда, начиная с первого класса начальной школы,
предпочитал решать задачки в один, от силы в два вопроса, а вовсе не
систему уравнений с тремя неизвестными, да еще под радикалом.
лишь руки, а для того, чтобы пробиться через бетонный пол, десять пальцев
- не самый лучший инструмент.
ничего не стоит, если не может подсказать верного способа выбраться из
заключения. Однако классика всегда способна постоять за себя - если только
сохранять верность ей. Так получилось и в моем случае. Классика все-таки
помогла. Правда, не она одна, но еще и те разнообразные умения, какими
меня наделили на Ферме, когда я проходил там ускоренный курс эмиссарских
наук. Помню, тогда я сперва изрядно удивился тому, что эмиссар Мастера
должен уметь не только вести сложные дипломатические переговоры на любом
уровне, но и драться, и даже умирать. Да, между прочим, умирать меня там
тоже научили. Правда, не более, чем на два часа; при нарушении этого срока
смерть могла оказаться необратимым процессом, что в данной обстановке
казалось мне преждевременным.
романистов моей планеты (я имею в виду не Ассарт). С той лишь разницей,
что там умер один, а ожил другой, я же намеревался объединить обе этих
функции в собственном лице.
Подсчитав, я пришел к выводу, что лучшее время для смерти - примерно минут
за сорок до обеда. Когда страж притащит свою палитру с закусками и прочим,
я уже буду приятно прохладным на ощупь, да и все прочее будет именно
таким, каким полагается.
тем, кто не пробовал, кажется, что взять и помереть - так просто. Ничего
подобного; во всяком случае, когда вы делаете это по собственной
инициативе и с точным расчетом. Прежде всего, я выбрал место. Самым
удобным казалась койка (я понимал, что некоторое время мне придется
пролежать на одном и том же месте: на койке будет, по крайней мере,
мягко), но, поразмыслив, я пришел к выводу, что это будет выглядеть
слишком уж благополучно, а такое впечатление было мне ни к чему: я ничем
не болел, не жаловался, так что умирать мне было вроде бы не с чего -
однако для полного правдоподобия должна была существовать ясная и
очевидная причина. Так что койку пришлось, хотя и не без сожаления,
отвергнуть. Я решил, что умру на полу, возле стола. Я чуть было не сказал
"на голом полу" - однако это было бы отступлением от истины, поскольку пол
в моей камере был затянут ковром, хотя и не Бог весть каким. Так что
умереть мне предстояло около стола, лежа навзничь на коврике.
- или, может быть, в данном случае уместнее сказать "самоубийства"?
Человек падает; предположим, он пытался проделать какое-то гимнастическое
упражнение, скажем, сделать сальто - и ему не повезло: он ударился виском
об угол стола - и дело с концом. Несчастный случай. Я знал, что
происшествие никого особенно не удивит: наверное, не было такого
охранника, который не видел бы, как я разминался в камере несколько раз в
день - просто так, от скуки и для поддержания тонуса. Так что - все ясно,
все очень печально...
меня должны найти. Навзничь - да, красиво, но насколько убедительно?
Поразмыслив, я решил, что изобретать здесь нечего: я просто сделаю сальто,
не доведу его до конца, и как упаду - так уж и останусь лежать. Все должно
быть естественным, даже смерть. Конечно, стукаться виском об стол я не
собирался, это было совершенно не нужно.
виде, в каком обычно проделывал свои упражнения. Сейчас главным было -
чтобы никому не вздумалось нанести мне внеочередной визит; но я был
уверен, что ничего подобного не случится. Тогда я уселся неподвижно и
сосредоточился, создавая выразительный синяк, подкожную гематому в области
левого виска, с небольшой, но достаточно заметной ссадиной в центре. Это
довольно простое дело - для тех, кто обучен, все зависит от того,
насколько вы владеете своим организмом - или просто состоите при нем. Я
почти всю жизнь состоял при своем капризном организме - пока Мастер не
заставил меня взять свое тело в свои руки.
Он был не то, что совсем как настоящий - он и был настоящим, и любой врач
не сказал бы ничего иного. Потом я разыграл все, как по нотам: размялся,
сделал хорошее сальто, а второе неудачное и упал, как мне и полагалось.
прямого отношения к делу, и сосредоточиться. Умереть - хотя бы временно -
дело серьезное. Не меняя позы, я закрыл глаза, приводя себя в нужное
состояние. Когда почувствовал, что оно достигнуто, начал запасаться
воздухом. Это вовсе не значит - раздуть легкие до предела: там его все
равно хватит не более, чем на несколько минут, а мне нужно было набрать
воздуха на два часа - предел моих возможностей. Для этого нужно растворить
как можно больше воздуха в крови, а также зарядить им многие составные
части организма - те, какие обычно в этом процессе не участвуют не потому,
что не могут, а по той причине, что никто от них этого не требует. Делать
это нужно с большой осторожностью, чтобы не нанести большего вреда, чем
получить пользы. Я действовал тем осторожнее потому, что практика моя была
ничтожной: на Ферме я умирал всего два раза - там решили, что с меня
хватит, они, вернее всего, полагали, что на практике это умение вряд ли
мне пригодится. Но вот - понадобилось...
(хотя и не под тем давлением), пришло время перейти к главной части
действия. И тут я вдруг понял, что боюсь. Просто боюсь. Мало ли что я
делал там, на Ферме: там рядом были инструкторы, во все глаза наблюдавшие
за мной и в любой момент готовые помочь: они-то знали, что происходящее со
мной является процессом обратимым. А те, кто найдет меня здесь, будут
уверены в противоположном, и не только не постараются мне помочь, но
напротив - еще сделают что-нибудь такое, после чего не останется сомнений
в моей смерти не только у других, но и у меня самого. Да и вообще - в
одиночку умирать как-то намного тоскливее, чем на людях...
страхом, усердно нашептывавшим мне, что сидеть здесь вовсе не так уж
плохо, и можно терпеть еще неопределенно долгое количество времени. В
конце концов, не мой это был мир, не мои проблемы тут решались, моя
планета находилась далеко, и там у нас хватало своих вопросов. Страх порой
находит очень убедительные аргументы. И поскольку добром его утихомирить
оказалось невозможно, я грубо приказал ему заткнуться; от некоторой
растерянности он умолк, а я тем временем решился и остановил сердце - в
точности так, как меня учили. В конце концов, мне не впервые было умирать.
Когда это случилось в первый раз, я очнулся в далеком будущем и полетел к
звездам. Где-то я очнусь сейчас?.. Во второй раз меня разнесло в мелкие
дребезги; интересно, не придется ли мне на этот раз собирать себя по
кусочкам?
не мог его регулировать.
интересом полюбовался на мое тело, лежавшее внизу у стола в очень
неудобной позе, и порадовался тому, что оно сейчас ничего не ощущает. Тело
было ничего, вполне приличное, стыдиться его особо не приходилось. Только
уж очень безжизненное какое-то. Мне стало обидно, что вот оно лежит, а
никому и в голову не приходит поинтересоваться - как там тело заключенного
Советника Жемчужины Власти - в порядке ли оно, не промахнулось ли оно,
делая очередное сальто, не ударилось ли виском об угол стола... Нет,
какие-то уж очень равнодушные, бесчувственные люди в Жилище Власти на
планете Ассарт...
того, как мне - бывшему мне - принесли обед. Интересно было смотреть, как
страж совершенно спокойно вошел в камеру, неся поднос со всякими вкусными
Контровский Владимир
Херберт Фрэнк
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Зыков Виталий