получила "rude savon"*, и все из-за несчастной привязанности к светской
суете! Кто бы мог подумать? А ты-то считала себя унылой и благонравной
особой! Мисс Фэншо полагает, что ты второй Диоген. На днях мосье де
Бассомпьер деликатно переменил разговор, когда речь зашла о бурных
дарованиях актрисы Вашти, оттого что, как он мягко заметил, "мисс Сноу,
кажется, неинтересна эта тема". Для доктора Бреттона ты только "тихоня Люси"
- существо скромное, словно тень, и ты слышала, как он говорил: "Все беды
Люси от чрезмерной чопорности во вкусах и поведении, и еще ей не хватает
яркости в характере и костюме". Ты сама так думаешь; того же мнения и твои
друзья; но вот откуда ни возьмись является человек, совершенно на них не
похожий, и резко осуждает тебя за то, что ты слишком легкомысленна и бойка -
слишком подвижна и непостоянна - чересчур ярка и пестра. Суровый маленький
человечек - безжалостный блюститель нравов - собирает мелкие разрозненные
грешки твоего тщеславия: жалкие розовые сборки, бахромку венчиком, кусок
ленты, глупое кружево - и призывает тебя к ответу за все вместе взятое. Ты
уж привыкла, что мимо тебя проходят, как мимо тени, тебе в диковину, если
кто-то с раздражением поднимает руку, чтобы заслониться от твоих палящих
лучей".
коленях на полу посредине спальни, возле столика, при слабом свете
угасающего ночника.
так красива, как мне бы хотелось; я сплела ее вдвое, зная, что бьющая в
глаза красота, по закону притяжения противоположностей, должна удовлетворить
вкусу того, для кого я старалась. Мне понадобился еще и маленький золотой
зажим, по счастию, он имелся на единственном моем ожерелье; я осторожно
отделила и прикрепила его, потом плотно смотала готовую цепочку и вложила ее
в шкатулку, которую купила, соблазнившись ее привлекательностью: она была из
тропических ракушек кораллового цвета и украшена венчиком сверкающих синих
камней. На внутренней крышке я старательно выцарапала ножницами известные
инициалы.
что каждый год в сей праздник полагалось подносить виновнице красивый
подарок по подписке. Кроме самой мадам, этой привилегией пользовался лишь
родственник ее и советчик мосье Эманюель. В последнем случае все, однако,
происходило иначе, без заранее составленного плана, и это еще раз
доказывало, что профессор литературы пользовался уважением воспитанниц,
несмотря на свои чудачества, вспыльчивость, предубеждения. Ничего особенно
дорогого ему не дарили: он ясно давал понять, что не примет ни серебра, ни
драгоценностей. Но ему нравились скромные подношения - цена нисколько его не
занимала: бриллиантовое кольцо или золотая табакерка, врученные
торжественно, обрадовали бы его меньше, чем цветок или рисунок, подаренные
просто и от души. Такова была его натура. Он был человек, может быть, не
очень разбиравшийся в окружающем, зато он чувствовал сердцем "Восток
свыше"{334}.
солнечный день; с утра по обыкновению была служба, а занятия кончились
раньше, и разрешалось днем гулять, делать покупки и ходить в гости; все
вместе повлекло некоторую нарядность туалетов. Пошли в ход чистые
воротнички, унылые шерстяные платья сменились более светлыми и яркими.
Мадемуазель Зели Сен-Пьер в этот четверг облачилась даже в robe de soie*,
что скаредный Лабаскур почитал непозволительной роскошью; более того -
говорили, будто она посылала за coiffeur'om**, чтобы он причесал ее; иные
наблюдательные воспитанницы заметили, что она оросила носовой платок и руки
новыми и модными духами. Бедная Зели! В то время она постоянно твердила, как
ей надоело жить в трудах и одиночестве; как мечтает она об отдыхе, о том,
чтобы кто-то позаботился о ней, о том, чтобы муж платил ее долги (долги
ужасно ее стесняли), пополнял ее гардероб и не мешал ей, как она выражалась,
gouter un peu les plaisirs***. Давно поговаривали, будто она заглядывается
на мосье Эманюеля. Мосье Эманюель нередко в свою очередь разглядывал ее.
Иногда он несколько минут кряду смотрел ей в глаза. Я видела, как он с
четверть часа глядел на нее, пока класс сочинял в тишине, а он праздно
восседал на эстраде. Чувствуя на себе этот взгляд василиска, она ежилась,
польщенная и в то же время растерянная, а мосье Поль наблюдал ее
переживания, иногда словно пронзая ее взглядом; он обнаруживал порой
безошибочную проницательность, умея пробраться в тайники самых сокровенных
движений сердца и различить под пышным покровом тощие пустоши духа - его
уродливые стремления, потаенные лживые изгибы - врожденную увечность,
хромоту или, что еще много того хуже, взращенный порок или уродство. Не
существовало такого изъяна, которого не простил бы мосье Эманюель, если в
нем честно сознавались; но если его испытующий взор встречал низкое
упорство, если его неумолимое исследование обнаруживало скрытность и ложь -
о, тут он делался жесток и, я бы даже сказала, зол! Торжествующе срывал он
завесу с несчастного, съежившегося горемыки, безжалостно выставляя его на
позор, - и вот он стоял нагишом, жалкое воплощение лжи и добыча ужасной
правды, чей неприкрытый лик ослепляет. Он полагал, что поступает
справедливо; что же до меня, то я сомневаюсь, вправе ли человек так
поступать с другим; не раз в продолжение этих экзекуций хотелось мне
вступиться за жертву, а сам он вызывал у меня негодование и горькую
укоризну. Но я не в силах была его разуверить.
наполняться народом: начинался любопытный спектакль. Ученицы и
воспитательницы сидели ровными рядами, чинно и настороженно; в руках у
каждой было по букету чудесных свежих цветов, наполнявших воздух
благоуханием; только у меня не было букета. Мне нравится, когда цветы
растут, но, сорванные, они теряют для меня прелесть. Я вижу, как они
обречены погибели, и мне становится грустно от этого сходства их с жизнью. Я
никогда не дарю цветов тем, кого люблю, и не желаю принимать их от того, кто
мне дорог. Мадемуазель Сен-Пьер заметила, что я сижу с пустыми руками; она
не могла поверить, что я оказалась так оплошна; ее взгляд с жадностью
блуждал по мне и вокруг - не припрятала ли я где цветочка, хоть пучка фиалок
например, - чтобы заслужить похвалу своему вкусу и оригинальности.
Прозаическая "Anglaise" не оправдала опасений парижанки: она не припасла
решительно ничего, ни цветка, ни листика - точно зимнее дерево. Сообразив
это, Зели улыбнулась с явным удовольствием.
какая я дура, что выбросила на ветер два франка! За пучок тепличных цветов!
стремительности нам мерещилась не просто живость или решимость. В то утро мы
различили в "поступи" (выражаясь романтически) нашего профессора некое
благоволение; и мы не ошиблись.
первое отделение. Утренний свет, пробегавший по нашим цветам и смеявшийся по
стенам, еще пуще взыграл от добродушного привета мосье Поля. Для этого
случая он оделся как настоящий француз (хотя я сама не знаю, для чего это
говорю, ведь у него в крови не было ничего французского или лабаскурского).
Контуры тела не исчезали за неотчетливыми и словно злоумышленными складками
черного, как сажа, сюртучка; напротив, его фигуру (какая уж есть - не стану
ее расхваливать) ловко облегал пристойный костюм с шелковой манишкой - одно
удовольствие смотреть. Вызывающая варварская феска исчезла: он вошел с
непокрытой головою, держа в облитой перчаткой руке вполне христианскую
шляпу. Он был хорош, очень хорош; в его синем взоре сквозило расположение, а
сияющая благожелательность на смуглом лице вполне заменяла благообразие; вас
уже не смущали ни нос его, внушительный, более размером, нежели
изысканностью формы, ни впалые щеки, ни выпуклый широкий лоб, ни рот, отнюдь
не похожий на розовый бутон; вы принимали его как он есть, вы просто
смотрели на него и радовались.
amies"*, - сказал он тоном, искупившим для иных множество его придирок и
резкостей; не то чтобы тон этот был шутлив или сердечен; еще менее напоминал
он елейный распев священника, но то был истинный его голос - так говорил он
тогда, когда сердце посылало слова к устам. Да, порой это сердце само
говорило; оно легко раздражалось, но не окостенело; в глубине его таилась
нежность, заставлявшая мосье снисходить до маленьких детей и девушек и
женщин, к которым он, как ни противился этому, не мог не питать симпатии и -
как бы он этого ни отрицал - с которыми ему было легче, нежели с
представителями сильного пола.
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Маккарти Кормак
Быков Василий
Муркок Майкл