покровитель не потратит денег даром. В литературе или в искусстве, в суде,
на кафедре проповедника или на сцене, не там, так здесь, а может быть и
везде, - я знаю, что добьюсь успеха.
фамилии трех-четырех лиц, на которых скорее всего можно рассчитывать, и я
пошлю им письма по почте. Соблаговолите также сообщить мне все критические
замечания, какие когда-либо представлялись вашим мыслительным способностям
по поводу "Каина", мистерии достопочтенного лорда Байрона.
Флоби", далее - как сказано выше".
способствующему воспитанию джентльменских чувств и взаимного доверия, были
напечатаны в следующем номере местной газеты.
капитан Кеджик, поднялся к нему и любезно справился, как он себя чувствует.
Прежде чем приступить к беседе, капитан уселся на кровать и, найдя ее
довольно жесткой, передвинулся на подушку.
тесновата, - вы, я вижу, стали популярной личностью.
засвидетельствовать вам свое почтение. Придется вам назначить им что-нибудь
вроде аудиенции, пока вы тут.
ответил капитан, - а не то я бы сказал что-нибудь более приятное. Вы должны
принимать посетителей. Только и всего.
как и мне до них? - спросил Мартин.
имеет в виду объявление о том, что мистер Чезлвит будет принимать сегодня
всех желающих, начиная с двух часов дня; оно в самом деле висит внизу на
стенке, и Марк сам его видел.
себе ногти. - Нашим горожанам недолго взбелениться, да и газета начнет вас
травить, как бешеную собаку, могу сказать наперед.
залу, своими глазами видел. , - Но скажите по крайней мере, - спросил
Мартин, pаметив, что капитан собирается уходить, - для чего я им
понадобился? Что я такое сделал? И с чего это они вдруг заинтересовались
мной?
шляпы, слегка приподнял ее и опять осторожно надел; провел рукой по лицу ото
лба до самого подбородка, посмотрел на Мартина, потом на Марка, потом опять
на Мартина, подмигнул им и вышел из комнаты.
столу, - совершенно непонятный человек, первый раз такого встречаю! Марк,
что вы на это скажете?
теперь добрались до самого замечательного человека во всей стране. Есть же
предел и этой породе, сэр.
на два часа. Как только пробило два, явился капитан Кеджик, чтобы проводить
Мартина в тронную залу; благополучно доставив его на место, он сейчас же
заорал с лестницы своим согражданам, стоявшим внизу, что мистер Чезлвит
"принимает".
битком, а между тем в открытую дверь видна была угрожающая перспектива
поднимавшихся по лестнице новых и новых гостей. Один за другим, десяток за
десятком, сотня за сотней, они лезли еще и еще - и все пожимали руку
Мартину. Каких только не было рук - толстых, тонких, коротких, длинных,
жирных, худых, грубых, изящных; какая разница в температуре - горячие,
холодные, сухие, влажные, липкие; какие разные рукопожатия - крепкое,
слабое, краткое, долгое. Гости все шли, шли и шли; и время от времени сверху
слышался голос капитана:
Чезлвиту, проходите, не задерживайтесь! Проходите! Будьте любезны,
проходите, джентльмены, дайте место другим!
как вкопанные и глазели. Дна джентльмена, имевшие отношение к редакции
"Уотертост-ской газеты", пришли специально за материалом для статьи о
Мартине. Они договорились о разделении труда: один из них изучал свой
предмет, начиная от жилета книзу, другой - от жилета кверху. Каждый из них
стал прямо перед натурой и, слегка наклонив голову набок, внимательно изучал
свою область. Если Мартин переступал с ноги на ногу, специалист по нижней
половине тут же ловил его на этом; если почесывал прыщик на носу, специалист
по верхней половине сейчас же записывал это в книжечку. Мартин открывал рот,
собираясь заговорить, и тот же джентльмен, опустившись на одно колено,
заглядывал ему в зубы с придирчивым вниманием дантиста. У физиономистов и
френологов-любителей, которые толкались вокруг него, горели глаза и чесались
руки; иногда кто-нибудь из них, посмелее прочих, налетал сзади, и наспех
ощупав затылок Мартина, скрывался в толпе. Они рассматривали его со всех
сторон - спереди, в профиль, в три четверти, сзади. Не специалисты и не
ученые вслух_ обменивались замечаниями насчет его наружности. Его нос
рассматривали в совершенно новом свете. Высказывались самые противоречивые
мнения насчет его волос. И время от времени сквозь общий шум все еще
слышался голос капитана, но от скопления народа так глухо, словно он кричал
из-под перины:
задерживайтесь!
явилась целая процессия джентльменов, причем каждый из них вел под ручку
двух дам (точь-в-точь, как хористы перед исполнением английского
национального гимна, когда в театре присутствует король), - и каждая новая
тройка являлась с непочатым запасом наглости и с намерением оставаться в
зале до последней минуты. Если они заговаривали с Мартином, что случалось
довольно редко, то неизменно задавали одни и те же вопросы, одним и тем же
тоном, без всякого стеснения, или деликатности, или уважения, точно он был
каменный истукан, купленный, оплаченный наличными и выставленный в зале ради
их развлечения. Но после того как мало-помалу разошлись и эти посетители,
стало не лучше, если не хуже; тут уж осмелели мальчишки и, ворвавшись целой
кучей, повторили все, что делали взрослые. Появились, кроме того, какие-то
бестолковые личности, которые, попав в комнату, слонялись из угла в угол,
как тени, и не знали, как оттуда выйти, - до того даже, что один молчаливый
джентльмен с тусклыми рыбьими глазами и одной единственной пуговицей на
жилете (металлической, очень большой и очень блестящей) стал за дверью и
стоял там, как часы, после того как все остальные разошлись.
пол и не вставал, если бы только над ним сжалились и оставили его в покое.
Но так как письма и записки с угрозами разоблачить его перед всем обществом,
если он не примет авторов, сыпались на Мартина градом, и так как все новые
посетители являлись к нему, пока он пил кофе у себя в номере, и даже
преданный Марк не в силах был их выпроводить, Мартин решил улечься в
постели. Не потому, чтобы он считал постель надежной защитой, но чтобы
испробовать все средства до последнего.
дверь быстро распахнулась и вошел пожилой джентльмен под руку с дамой,
которую никак нельзя было назвать молодой, - насчет этого не могло быть
сомнений - и трудно было бы назвать красивой - но это уже дело вкуса. Она
была очень высокого роста, держалась прямо, и ни в лице ее, ни в фигуре
нельзя было заметить ни малейшего намека на мягкость. На голове у нее была
большая шляпа из соломки с такой же отделкой, похожая на соломенную кровлю
работы неопытного мастера; в руке она держала громадный веер.
поездом, который отправляется сию минуту. Слово "отправляется" неизвестно в
вашей стране, сэр!
эту тему, чтобы не задеть ваших предрассудков. Миссис Хомини, сэр!
нашей страны, и принадлежит к цвету нашей аристократии. Вы, наверное,
знакомы, сэр, с сочинениями миссис Хомини?
джентльмен. - Миссис Хомини едет погостить до конца осени к своей замужней