может, мистер Флинтвинч, изо дня в день сверля ее видом своей скривленной
физиономии, и досверлился бы в конце концов до ответа, если б материал был
более податлив; но с ней он справиться не мог. Что же до миссис Эффери, то у
нее довольно было собственных забот: растерянно таращить глаза на своего
повелителя и на свою больную госпожу, кутать голову передником, если нужно
пройти по дому после наступления темноты, всегда прислушиваться в ожидании
непонятных шумов и шорохов, иногда в самом деле слышать их, и никогда не
выходить из странного, смутного, дремотного состояния, похожего на
лунатический сон.
оживление; по крайней мере ее супруг теперь постоянно корпел в своей тесной
конторе над бумагами или принимал посетителей, которых являлось гораздо
больше, чем в последние годы (что, впрочем, еще не значит - много, так как в
последние годы фирма была совсем заброшена клиентами). Письма, счета,
разговоры с людьми - все это занимало у мистера Флинтвинча немало времени.
Кроме того, он и сам наведывался в другие торговые дома, бывал на причалах и
в доках, на бирже и в таможне, в кофейне Гэрроуэя и в кофейне "Иерусалим" *,
- словом, целый день то приходил, то уходил. А вечерами, если миссис Кленнэм
не выражала особого желания наслаждаться его обществом, он часто захаживал в
ближнюю таверну, просматривал списки прибывших судов и биржевые отчеты за
день и даже успевал перекинуться дружеским словечком с каким-нибудь
шкипером, завсегдатаем заведения. Но каждый день он непременно выбирал
час-другой для делового разговора с миссис Кленнэм, и Эффери, которая вечно
сновала всюду, прислушиваясь и приглядываясь, решила, что умники наживают
большие барыши.
мистера Флинтвинча, сказывалось в каждом ее взгляде, в каждом поступке, и
вскоре умники пришли к убеждению, что эта почтенная особа, никогда не
отличавшаяся сообразительностью, окончательно выжила из ума, а потому вовсе
перестали обращать на нее внимание. Считал ли мистер Флинтвинч, что по своей
наружности она не слишком подходит для супруги негоцианта, или он опасался,
как бы она не повредила ему в мнении клиентов (раз, мол, человек жену не
умел выбрать, так чего от него и ждать), но только ей был дан строжайший
приказ: об их супружеских отношениях не заговаривать и при посторонних его
Иеремией не называть. А так как она частенько забывала об этом приказе и
мистер Флинтвинч в наказание за подобную забывчивость ловил ее на лестнице и
тряс изо всех сил, то она всегда находилась в ожидании очередной расправы, и
от этого у нее был еще более испуганный вид.
утра, подбирала с полу нитки и обрезки материи, прежде чем уйти домой.
Мистер Панкс, которого Эффери только что ввела в комнату, справлялся у
миссис Кленнэм о ее здоровье от имени своего хозяина, пояснив, что ему
"случилось быть неподалеку", вот он и зашел. Миссис Кленнэм смотрела на
него, сурово сдвинув брови.
сказала она. - Единственная перемена, которой я жду, - великая перемена.
маленькой швеи, которая на коленях ползала по ковру, собирая нитки и
лоскутки, оставшиеся после ее работы. - Но вы отлично выглядите, сударыня.
что вам положено делать.
Кленнэм.
время у меня чуть не каждый день дела в этой стороне. То одно, то другое.
расспросами о моем здоровье через третьих лиц. Если им угодно меня видеть,
они знают, что я всегда дома. Им незачем беспокоить себя и других лиц. И вам
самому незачем беспокоиться.
Панкс. - А выглядите вы в самом деле отлично, сударыня, я бы даже сказал -
превосходно.
выразительны и недвусмысленны, что мистер Панкс не счел возможным
задерживаться долее. Он взъерошил волосы с самым непринужденным видом, еще
раз покосился на маленькую фигурку, копошившуюся на полу, сказал:
я дорогу знаю, - и на всех парах направился к выходу. Миссис Кленнэм,
подперев рукой подбородок, внимательно смотрела ему вслед сумрачным,
подозрительным взглядом; а Эффери, точно завороженная, не спускала глаз со
своей госпожи.
которую вышел мистер Панкс, и устремила его на Крошку Доррит, только что
поднявшуюся с ковра. Слегка нахмурясь, вдавив подбородок в ладонь, больная
пристально смотрела на нее до тех пор, пока не заставила оглянуться. Под ее
зорким, испытующим взглядом Крошка Доррит смешалась, покраснела и опустила
глаза. Миссис Кленнэм продолжала глядеть на нее по-прежнему.
человеке?
заговорил со мной, вот, пожалуй, и все.
грубого или неприятного в его словах не было.
не приложу, зачем ему нужно меня видеть, здесь или где бы то ни было.
напряженной сосредоточенностью, с какой минуту назад разглядывала тоненькую
фигурку, которую сейчас, видимо, перестала замечать. Несколько минут прошло,
прежде чем она очнулась от раздумья и приняла свой обычный
сурово-непроницаемый вид.
миссис Кленнэм в ее задумчивости. Наконец она отважилась сойти со своего
места и тихонько направилась к двери. Поравнявшись с креслом на колесах, она
остановилась, чтобы пожелать больной покойной ночи.
невольно вздрогнула, смущенная этим неожиданным жестом. Быть может, ей
вспомнилась на миг сказка о Принцессе.
друзей?
человек.
дверь.
Нет, нет! Тот человек совсем не похож на него и не имеет с ним ничего
общего.
дело. Я только потому спрашиваю, что отношусь к вам с участием; и если не
ошибаюсь, я была вашим другом тогда, когда у вас других друзей не было.
Разве это не так?
и не работа, которую я у вас получала, мы должны были бы отказывать себе
решительно во всем.
мужа, всегда лежавшие перед нею на столе. - А много ли вас?
приходится содержать только самих себя.
есть? - спросила миссис Кленнэм с рассчитанной небрежностью, задумчиво вертя
часы в руках.
робким голосом, и как всегда без тени жалобы, - но я думаю, не тяжелее, чем
приходится многим.
справедливо! Вы хорошая, разумная девушка. И вы умеете быть благодарной,
если я не обманываюсь в вас.
Доррит. - Как же мне не быть благодарной вам?
не могла бы счесть ее способной, притянула к себе маленькую швею и
поцеловала в лоб.
мое дитя.
стала водиться эта особенность, не видела она ничего более удивительного.
Этак ей чего доброго следующий раз приснится, как и другой умник целует
Крошку Доррит, а потом - как оба умника бросаются друг другу в объятия и
дружно льют слезы любви к человечеству. От такого предположения у миссис
Эффери закружилась голова, и она едва не скатилась с лестницы, провожая
Крошку Доррит к выходу, чтобы запереть за ней на все засовы дверь.
Панкс вовсе не ушел - как следовало бы ожидать в менее таинственном месте и
Шломо Вульф
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия
Суворов Виктор