ему вслед из своего логова, он, точно спасаясь, ускорил шаг.
Ученый, мучительно силясь яснее вспомнить что-то, ускользавшее от него. - Не
может причинить никакого вреда тот, кто принесет сюда забвенье.
задумалась, уронив голову на руки.
Редлоу нагнулся и тронул ее за плечо. Женщина подняла голову, и он увидел
лицо совсем еще юное, но такое увядшее и безжизненное, словно, наперекор
природе, вслед за весною настала внезапно зима и убила начинавшийся расцвет.
отодвинулась к стене, давая ему пройти.
бледное лицо.
так быстро поблекший; и не сострадание - ибо источники подлинного
сострадания пересохли и иссякли в груди Редлоу, - но нечто наиболее близкое
состраданию из всех чувств, какие за последние часы пытались пробиться во
мраке этой души, где сгущалась, но еще не окончательно наступила
непроглядная ночь, - прозвучало в его голосе, когда он произнес:
сокрушаетесь потому, что вас обидели?
тяжелым вздохом, и женщина снова низко опустила голову и охватила ее руками,
запустив пальцы в волосы.
ног, - олицетворение тысяч таких же, как она.
садовник.
понять! - И снова она подняла на него глаза и рассмеялась.
тебя, не нанес ли тебе кто-нибудь обиды? Как ты ни стараешься о ней забыть,
не гложет ли тебя, наперекор всему, воспоминание о старой обиде? И не
терзает ли оно тебя снова и снова, все сильнее день ото дня?
она вдруг залилась слезами. Но еще больше изумился и глубоко встревожился
он, заметив, что вместе с пробудившимся воспоминанием об этой старой обиде в
ней впервые ожило что-то человеческое, какое-то давно забытое тепло и
нежность.
локтя покрыты синяками, лицо все в ссадинах и на груди кровоподтеки.
себя исколотила и бросилась с лестницы. А его тут и не было. Он меня и
пальцем не тронул!
последние уродливые и искаженные остатки добрых чувств, еще уцелевшие в
груди несчастной женщины; и совесть горько упрекнула Редлоу за то, что он
стал на ее пути.
Вот они, корни всего, что связывает ее с прошлым, с тем, какою она была до
своего падения. Богом тебя заклинаю, дай мне пройти!
страшась одной лишь мысли, что он может оборвать последнюю нить, еще
удерживающую эту женщину на краю пропасти, на дне которой уже нет надежды на
небесное милосердие, Редлоу плотнее завернулся в плащ и торопливо
проскользнул по лестнице наверх.
минуту какой-то человек со свечой в руках хотел закрыть ее изнутри, но при
виде Редлоу в волнении отшатнулся и неожиданно, как бы против воли, произнес
его имя.
попытался вспомнить, не знакомо ли ему это изможденное и испуганное лицо. Но
не успел он над этим задуматься, как к его величайшему изумлению из комнаты
вышел старик Филипп и взял его за руку.
себе, сэр! Вы услыхали про это и пришли помочь чем можете. Но, увы, слишком
поздно, слишком поздно!
комнату. Здесь на складной железной кровати лежал человек, подле стоял
Уильям Свиджер.
поползли по его щекам.
есть. Раз он задремал, будем пока тише воды, ниже травы, это единственное,
что нам остается делать. Вы совершенно правы, батюшка!
тюфяке. То был человек совсем еще не старый, однако видно было, что едва ли
он дотянет до утра. За четыре или пять десятилетий всевозможные пороки
наложили неизгладимое клеймо на его лицо, и, сравнивая его с лицом стоявшего
тут же Филиппа, всякий сказал бы, что тяжкая рука времени обошлась со
старцем милостиво и даже украсила его.
Джордж, мой старший сын, которым его мать гордилась больше, чем всеми
другими детьми!
назвал его по имени, а потом все время держался в тени, в самом дальнем
углу. Это был человек примерно его возраста, судя по всему безнадежно
опустившийся и нищий; Редлоу не мог припомнить среди своих знакомых никого,
кто дошел бы до такой степени падения, но было что-то знакомое в фигуре
этого человека, когда он стоял отвернувшись, и в его походке, когда он затем
вышел из комнаты, - и Ученый в смутной тревоге провел рукою по лбу.
ради ему было вечно играть в азартные игры и все такое прочее и понемножку
сползать все ниже и ниже, так что под конец уже, оказывается, ниже некуда!
и опять провел рукою по лбу.
смыслит во врачевании больных, сэр, и странствовал с моим несчастным братом
(тут мистер Уильям утер глаза рукавом), и когда они добрались до Лондона и
остановились в этом доме на ночлег - каких только людей иной раз не сведет
судьба! - он ухаживал за братом и по его просьбе пришел за нами. Печальное
Зрелище, сэр! Но так уж, видно, ему на роду написано. Я только боюсь за
батюшку, он этого не переживет!
окружает, и какое проклятье он несет с собой, - удивленный неожиданной
встречей, он совсем было забыл об этом, - поспешно отступил на шаг, сам не
зная, бежать ли сейчас же из этого дома, или остаться.
приходилось бороться, он решил, что останется.
горе и страдания, ужели сегодня я не решусь помрачить ее? - сказал он себе.
- Ужели те воспоминания, которые я могу изгнать, так дороги этому
умирающему, что я должен бояться за него? Нет, я отсюда не уйду".
он стоял поодаль, завернувшись в свой черный плащ и не глядя в сторону
постели, только прислушивался к каждому слову, и казался сам себе злым
духом, принесшим в этот дом несчастье.
страшно думать теперь о тех далеких днях!
страшно. Для меня это не страшно, сынок.
на лицо ему падают отцовские слезы.
Горько и грустно мне вспоминать о тех временах, но это хорошо, Джордж. Думай
и ты о том времени, думай о нем - и сердце твое смягчится! Где сын мой
Уильям? Уильям, сынок, ваша матушка нежно любила Джорджа до последнего
вздоха, и ее последние слова были: "Скажи ему, что я простила его,
благословляла его и молилась за него". Так она мне сказала, и я не забыл ее
слов, а ведь мне уже восемьдесят семь!
осталось, мне трудно говорить даже о том, что для меня всего важнее. Скажи,
есть для меня после смерти хоть какая-то надежда?
Для них есть надежда. О господи! - воскликнул он, с мольбою складывая руки,
Маккарти Кормак
Эриксон Стивен
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Шилова Юлия