очень дорога и... и вряд ли вы полюбите другую. Но прошу вас хорошенько
подумать об этом тоже - ведь я хочу, чтобы вам во всем улыбалось счастье.
Можете мне верить, кузен Ричард. Сама я не изменчива; но и не безрассудна и
никогда не стала бы вас осуждать. Ведь и просто родственникам бывает грустно
расставаться, и мне, право же, очень, очень грустно, Ричард, хоть я и знаю,
что все это нужно для вашего блага. Я всегда буду думать о вас с любовью и
часто говорить о вас с Эстер, и... и, может быть, вы иногда будете немножко
думать обо мне, кузен Ричард. А теперь, - сказала Ада, подойдя к Ричарду и
протянув ему дрожащую руку, - мы опять только родственники, Ричард... быть
может, навеки... и я всей душой желаю, чтобы моему милому кузену было
хорошо, куда бы ни занесла его судьба!
нем точь-в-точь такое же мнение, какое сам Ричард - в недавнем разговоре со
мной - высказал о себе, и даже - в гораздо более сильных выражениях; но, как
ни странно, он действительно не мог этого простить. С большим огорчением
заметила я, что с этого часа он перестал быть таким непринужденным и
откровенным с мистером Джарндисом, каким был раньше. У него были все
основания относиться к опекуну по-прежнему, но этого не случилось, и -
всецело по вине Ричарда - между ними начало возникать отчуждение.
обмундирования, что позабыл обо всем на свете, даже о горе разлуки с Адой, -
она осталась в Хэртфордшире, а Ричард, мистер Джарндис и я отправились на
неделю в Лондон. Порой он внезапно вспоминал об Аде, заливаясь слезами, и
тогда признавался мне, что осыпает себя самыми тяжкими упреками. Но спустя
несколько минут снова начинал легкомысленно болтать о каких-то
неопределенных надеждах на богатство и вечное счастье с Адой и приходил в
самое веселое расположение духа.
магазинам, покупая разные необходимые ему вещи. Я уж не говорю о тех вещах,
которые он накупил бы сам, будь ему предоставлена эта возможность. Со мной
он был вполне откровенен и зачастую так разумно и с таким чувством говорил о
своих ошибках и своих твердых намерениях и так широко распространялся на
тему о том, какой поддержкой служат для него наши беседы, что мне никогда не
надоедало разговаривать с ним.
кавалерийского полка, обучавший Ричарда фехтованию. Это был красивый,
грубовато-добродушный мужчина, с открытым лицом и непринужденным обращением,
вот уже несколько месяцев занимавшийся с Ричардом. Я так много слышала о нем
не только от Ричарда, но и от опекуна, что как-то раз утром, после завтрака,
когда солдат пришел, я нарочно уселась со своим рукодельем в гостиной.
комнате. - Мистер Карстон скоро придет. А пока мисс Саммерсон будет очень
рада познакомиться с вами. Присаживайтесь.
глядя на меня, принялся поглаживать верхнюю губу широкой загорелой рукой.
Я совсем не деловой человек.
Джарндис.
опекун.
груди и сделавшись как будто еще крупнее. - Если бы мистер Карстон увлекся
этими занятиями, он мог бы сделать огромные успехи.
Может, он увлечен чем-нибудь другим... может быть, какой-нибудь молодой
леди.
смехом, - хотя вы, должно быть, заподозрили меня.
по-военному.
неотесанный.
меня несколько раз подряд.
свойственной иным мужественным людям, - но вы оказали мне честь назвать
фамилию молодой леди...
я с вами где-то встречался.
рукоделья, - его слова и манеры были так непосредственны, что я обрадовалась
случаю посмотреть на него. - У меня очень хорошая память на лица.
хорошо разглядела его темные глаза и широкий лоб. - Хм! Не знаю, почему мне
это показалось.
он мог меня видеть, что опекун пришел к нему на помощь.
жизнь.
подмастерьев. Не так давно приходили ко мне и француженки и оказались
большими мастерицами стрелять из пистолета. А сумасбродов, конечно, сколько
угодно; впрочем, эти шляются всюду - была бы дверь открыта.
замышляют окончить свою практику на живых мишенях? - сказал опекун,
улыбаясь.
упражняться... или от нечего делать. Тех и других примерно поровну. Прошу
прощения, сэр, - продолжал мистер Джордж, выпрямившись, расставив локти и
упершись руками в колени, - вы, кажется, участвуете в тяжбе, которая
разбирается в Канцлерском суде?
спросил опекун. - А зачем он приходил?
сказать, гоняли взад-вперед от старта к финишу и от финиша к старту, и он
вроде как помешался, - объяснил мистер Джордж. - Не думаю, чтобы ему взбрело
в голову кого-нибудь пристрелить, но он был в таком озлоблении, в такой
ярости, что платил за пятьдесят выстрелов и стрелял до седьмого пота. Как-то
раз, когда в галерее никого больше не было и он гневно рассказывал мне о
своих обидах, я сказал ему: "Если такая стрельба служит для вас отдушиной,
приятель, - прекрасно; но мне не очень нравится, что вы, в теперешнем вашем
настроении, столь усердно ей предаетесь; лучше бы вам пристраститься к
чему-нибудь другому". Я был начеку - ведь он прямо обезумел, того и гляди
затрещину даст, - однако он на меня не рассердился и сразу перестал
стрелять. Мы пожали друг другу руки и вроде как подружились.
затравленного быка, - ответил мистер Джордж.
Джордж снова бросил на меня несколько быстрых, острых взглядов, и я тогда
объяснила ему, каким образом мы узнали фамилию его клиента. Он опять
поклонился по-военному - в благодарность за мое "снисхождение", как он
выразился.
но... чепуха! Чего только не взбредет в голову!
отогнать какие-то посторонние мысли, и, немного подавшись вперед, сел,
уперев одну руку в бок, а другую положив на колено, и в задумчивости
устремил глаза на пол.
вспыльчивости и теперь скрывается, как я слышал, - сказал опекун.
не отрывая глаз от пола. - Так говорят.
ничего не могу о нем сказать. Судя по всему, его скоро совсем доконают.
Можно терзать сердце крепкого человека много лет подряд, но в конце концов
это внезапно скажется.
снова поклонился мне по-военному, простился с опекуном и тяжелой поступью
вышел из комнаты.
уезжать. Покупки мы уже закончили, а все его веши я уложила в середине дня,
так что у нас оставалось свободное время до вечера, когда Ричард должен был
выехать в Ливерпуль, чтобы оттуда направиться в Холихед *. Дело "Джарндисы
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Марко Джон
Никитин Юрий
Каргалов Вадим
Корнев Павел