Чтение 85–й страницы книги ~Ожерелье королевы~

"Разве я христианка? Разве я такое же существо, как другие, создание,
подобное другим? Сотворил ли Ты меня для того, чтобы я была набожна, Ты,
Кого называют Богом-Вседержителем, Судией всего сущего? Ты, Которого
зовут Судией Всеправедным и Который всегда меня наказывал, хотя я
никогда не грешила? Ты, Кого зовут Богом мира и любви и Кому я обязана
жизнью среди тревог, среди злобы, среди кровавой мести? Ты, Кому я
обязана тем, что смертельным моим врагом является единственный человек,
которого я когда-либо любила?"

"Нет, - продолжала она, - нет. Дела мира сего и законы Бога меня не
касаются! Конечно, я была проклята до рождения, а родившись, поставлена
вне законов человечества".

Потом она мысленно вернулась к своему горестному прошлому.

"Странно! Как странно! Здесь, рядом со мной, стоит человек, при одном
имени которого я умирала от счастья. Если бы этот человек явился просить
моей руки ради меня самой, я должна была бы броситься к его ногам и
умолять его простить мне мою вину в прошлом - вину, совершенную по Твоей
вине, Господи! И, быть может, этот человек, которого я обожала,
оттолкнул бы меня. И вот сегодня этот человек женится на мне, и это он
будет на коленях просить у меня прощения!.. Странно! О да, да, это очень
странно!

В это мгновение ее слуха коснулся голос совершавшего богослужение
священника. Голос говорил:

- Жак-Оливье де Шарни! Хотите ли вы взять в жены Мари-Андре де
Таверне?

- Да, - твердо отвечал Оливье.

- А вы, Мари-Андре де Таверне, хотите ли взять в мужья Жака-Оливье де
Шарни?

- Да!.. - отвечала Андре с такой интонацией, что заставила
затрепетать королеву и вздрогнуть не одну женщину из присутствующих
здесь.

Шарни надел золотое кольцо на палец своей жены, и кольцо это
скользнуло так, что Андре не ощутила руку, его даровавшую.

Вскоре король встал. Месса кончилась. Все придворные, уже в галерее,
подошли поздравить супругов.

Де Сюфрен подошел и взял племянницу за руку; он обещал ей от имени
Оливье то счастье, которое она заслуживает.

Андре поблагодарила бальи, не повеселев ни на миг, и только попросила
дядюшку поскорее отвести ее к королю, чтобы поблагодарить его, ибо она
чувствует себя слабой.

В это мгновение ужасающая бледность залила ее лицо.

Шарни видел ее издали, не осмеливаясь подойти.

Бальи прошел через всю большую гостиную и подвел Андре к королю - тот
поцеловал ее в лоб.

- Графиня! Пройдите к королеве, - сказал он. - Ее величество хочет
сделать вам свадебный подарок.

И с этими словами, которые король считал в высшей степени любезными,
он удалился, сопровождаемый всем двором и оставив новобрачную,
отчаявшуюся и потерявшую голову, с Филиппом.

- О, это уж слишком! - прошептала она. - Это уж слишком, Филипп!..
Мне кажется, что я и так достаточно много вытерпела!..

- Мужайтесь! - совсем тихо произнес Филипп. - Еще одно, последнее
испытание, сестра!

- Нет, нет, не могу, - отвечала Андре. - Силы женщины имеют предел.
Быть может, я и сделаю то, чего от меня требуют, но подумайте, Филипп:
если она заговорит со мной, если она меня поздравит, я умру!

- Вы умрете, если понадобится, дорогая сестра, - сказал молодой
человек, - и тогда вы будете счастливее меня потому что я хотел бы
умереть!

Он произнес эти слова с таким мрачным видом и таким грустным тоном,
что Андре бросилась вперед и очутилась у королевы.

Оливье видел, как она прошла туда. Он прижался к стене, чтобы не
коснуться даже ее платья, когда она пройдет мимо него.

Он остался в гостиной наедине с Филиппом, склонив перед ним голову,
как его зять и ожидая, чем кончится разговор, который должен был
состояться у королевы и Андре. Андре нашла Марию-Антуанетту в ее большом
кабинете.

Несмотря на время года, - был июнь месяц, - королева приказала
затопить камин. Она, как мертвая, сидела в кресле, запрокинув голову,
закрыв глаза и сжав руки. Ей было холодно.

Госпожа де Мизери, введя сюда Андре, задернула портьеры, закрыла
двери и вышла из комнаты.

Андре стояла, дрожа от волнения и гнева, дрожа от слабости, опустив
глаза, и ждала. Она ждала голоса королевы, как приговоренный к смертной
казни ждет топора, который должен оборвать его жизнь.

И если бы Мария-Антуанетта сейчас заговорила, Андре умерла бы прежде,
чем расслышала ее или ответила ей.

Целая минута - целый век этого ужасающего страдания - протекла
прежде, чем королева пошевельнулась.

Наконец она встала, опершись обеими руками о подлокотники кресла, и
взяла со стола бумагу. Ее дрожавшие пальцы роняли эту бумагу несколько
раз.

Потом, двигаясь, как тень, так, что ничего не было слышно, кроме
шелеста ее платья, она подошла к Андре с протянутой рукой и передала ей
бумагу, не вымолвив ни единого слова.

Слова здесь были излишни: королеве не нужно было испытывать ум Андре;
Андре не могла ни на миг усомниться в величии души королевы.

Другая предположила бы, что Мария-Антуанетта преподносит ей богатое
приданое - подписанный ею акт на право владения или патент на придворную
должность.

Андре догадалась, что в бумаге содержится нечто иное Она взяла ее и,
не сдвинувшись с места, начала читать.

Рука Марии-Антуанетты упала. Глаза ее медленно поднялись на Андре.

"Андре! Вы спасли меня, - писала королева. - Моя честь сохранена
Вами, моя жизнь принадлежит Вам. Во имя этой чести, которая так дорого
Вам стоит, я клянусь Вам, что Вы можете называть меня своей сестрой.
Попробуйте назвать меня так, и Вы увидите, что я не покраснею.

Я передаю эти слова в Ваши руки - это залог моей признательности, это
приданое, которое я Вам даю.

Ваше сердце - самое благородное из всех сердец; оно будет мне
благодарно за подарок, который я преподношу Вам.

Подписано: Мария-Антуанетта Лотарингская, эрцгерцогиня Австрийская".

Андре посмотрела на королеву и увидела, что глаза ее мокры от слез,
голова отяжелела - королева ждала ее ответа. Она медленно прошла
комнату, сожгла в огне камина записку королевы и, низко поклонившись, не
промолвив ни полслова, вышла из кабинета.

Мария-Антуанетта сделала было шаг, чтобы остановить ее, чтобы пойти
за ней, но непреклонная графиня, оставив дверь открытой, прошла в
соседнюю гостиную к брату.

Филипп окликнул Шарни, взял его за руку и вложил в нее руку Андре. На
пороге кабинета, за портьерой, которую королева отдернула,
Мария-Антуанетта смотрела на эту печальную сцену.

Шарни удалился подобно жениху смерти, которого уводит его
мертвенно-бледная невеста. Он удалился, оглядываясь на бледное лицо
Марии-Антуанетты, а та смотрела, как он, шаг за шагом, исчезает
навсегда.

По крайней мере, она так полагала.

У дверей дворца поджидали две кареты. Андре села в первую. Когда
Шарни хотел последовать за ней, графиня сказала:

- Граф! Вы, я полагаю, отправляетесь в Пикардиго?

- Да, графиня, - отвечал Шарни.

- А я, граф, отправляюсь в тот край, где умерла моя мать. Прощайте!

Шарни молча поклонился. Лошади унесли Андре.

- Вы остались со мной, желая объявить мне, что вы мой враг? - спросил
Оливье Филиппа.

- Нет, граф, - отвечал Филипп, - вы не враг мне, ибо вы мой зять.

Оливье протянул ему руку, сел во вторую карету и уехал.

Филипп, оставшись один, на мгновение заломил руки в муках отчаяния.

- Господи! - глухим голосом заговорил он. - Оставляешь ли Ты хоть
немного радости на небесах?.. Радости! - продолжал он, печально взглянул
на дворец в последний раз. - Я говорю о радости!.. К чему?.. Ожидать
иной жизни должны лишь те, кто на небесах обретет сердца, которые их
полюбят. На земле меня не любит никто, и, подобно им, я не знаю даже
услады в желании смерти.

Тут он устремил на небеса беззлобный взгляд - это был кроткий упрек
христианина, вера которого колеблется, и, подобно Андре, подобно Шарни,
исчез в последнем вихре грозы, которая только что пошатнула трон,
испепелив столько чести и столько любви.