стояли экипажи, заполнившие возле здания Оперы весь тупик, которому
предстояло влиться с будущим проспектом. Пролетки извозчиков перемешались
с собственными каретами, кучера бродили возле экипажей, ж лошади, стоявшие
рядом, ржали и встряхивали цепочками мундштуков, блестевшими на солнце.
Ряды экипажей то и дело перестраивались в ответ на вызовы швейцаров, и
лошади сами смыкали ряды; беспрерывно подкатывали все новые и новые
коляски. Испуганные пешеходы толпами искали спасения по сторонам.
Тротуары, черные от народа, терялись в убегающей перспективе широких
прямых улиц. Между белыми зданиями стоял несмолкаемый гул, людская река
бурно катила по Парижу, овеянная мощным, полным соблазнов дыханием
города-исполина.
г-жою Гибаль выставку раскроенных костюмов.
семьдесят пять! - воскликнула графиня де Бов.
четырехугольных картонках, что видна была одна только отделка - вышивка,
сделанная красными и синими нитками; в углу каждой картонки имелась
картинка, показывающая этот костюм в готовом виде на молодой особе, по
виду - настоящей принцессе.
Только возьмите его в руки, и вы увидите, что это просто тряпка.
креслу припадком подагры, перестал выходить из дому. Жена терпела
любовницу, предпочитая, чтобы свидания происходили у них в доме, ибо она
выгадывала на этом немного карманных денег, которые муж позволял ей красть
у него, ибо сознавал, что сам теперь нуждается в снисхождении.
выставку... Ваш зять назначил вам свидание в магазине?
созерцала длинный ряд экипажей, дверцы которых отворялись одна за другой,
выпуская все новых покупательниц.
нами в читальню около четырех часов, по пути из министерства.
проведенного на юге, Валаньоск возвратился на службу. Молодая женщина,
подобно своей матери, приобрела уже некоторую тяжеловесность; после
замужества она стала плотнее и как-то расплылась.
у подъезда карету.
Она, вероятно, еще оплакивает пожар "Четырех времен года".
веселым видом подошла к ним, скрывая свое поражение под маской светской
непринужденности.
всем удостовериться?.. О, мы по-прежнему большие друзья с господином Муре,
хотя и говорят, что он страшно сердит на меня с тех пор, как я стала
интересоваться делами конкурирующего магазина... Одного только не могу ему
простить, что он способствовал браку... - вы знаете? - браку Жозефа с
мадемуазель де Фонтенай, моей протеже...
его знаю, он хотел этим доказать, что наши светские барышни только на то и
годны, чтобы выходить замуж за рассыльных.
образовавшейся у входа. Но постепенно поток начал их увлекать, и,
отдавшись течению, подхваченные им, они прошли в дверь, даже не заметив
этого в пылу разговора, который приходилось вести очень громко, чтобы
слышать собеседника. Теперь они расспрашивали друг друга насчет г-жи
Марта. Рассказывали, будто несчастный г-н Марти после ужасных семейных
сцен заболел манией величия: он черпает пригоршнями сокровища из недр
земли, опустошает золотые рудники и нагружает повозки бриллиантами и
другими драгоценными камнями.
плохо одевался, у него был такой униженный вид...
старика, который овдовел и поселился у нее. Впрочем, она должна быть
здесь, мы ее увидим.
великолепии предстал магазин, самый грандиозный магазин во всем мире, как
говорилось в рекламах. Центральная галерея прорезала теперь здание
насквозь, от улицы Десятого декабря до улицы Нев-Сент-Огюстен; справа и
слева, подобно церковным приделам, тянулись более узкие галереи Монсиньи и
Мишодьер, вдоль улиц того же названия. Местами залы расширялись наподобие
площадей, все пространство над ними было исчерчено переплетением
металлических висячих лестниц и воздушных мостов. Внутренне расположение
было изменено: теперь распродажа остатков производилась на улице Десятого
декабря, отдел шелков находился посреди здания, отдел перчаток - в
глубине, в зале Сент-Огюстен; из нового парадного вестибюля можно было,
подняв голову, увидеть отдел постельных принадлежностей, переведенный с
одного конца третьего этажа на другой. Число отделов достигло громадной
цифры - пятидесяти, причем много было новых, открывавшихся в этот день;
другие настолько разрослись, что для облегчения торговли их пришлось
разбить надвое. Ввиду непрекращающегося роста торговых оборотов
численность персонала на предстоящий сезон была доведена до трех тысяч
сорока пяти служащих.
находились в вестибюле, в высоком и светлом зеркальном зале с мозаичным
полом; выставки дешевых товаров задерживали здесь жадную толпу. Отсюда
вдаль расходились галереи, они сверкали белизной и были похожи на далекий
северный край, страну снегов, на бескрайную степь, где на громаде ледников
снуют озаренные солнцем горностаи. Здесь было размещено то же самое белье,
что и на выставке в витринах; но тут оно производило более внушительное
впечатление; казалось, весь этот огромный храм охвачен белым пламенем
разгоревшегося пожара. Все кругом белое, все предметы во всех отделах -
белые; это была какая-то оргия белого, какое-то белое светило, и его
сияние в первый момент так ослепляло, что в этом море белизны невозможно
было различить деталей; но вскоре глаз привыкал: слева, в галерее
Монсиньи, тянулись белоснежные мысы полотна и коленкора, вздымались белыми
утесами простыни, салфетки и носовые платки; с правой стороны шла галерея
Мишодьер, где торговали прикладом, трикотажными изделиями и шерстяными
тканями; здесь возвышались сооружения из перламутровых пуговиц, огромная
декорация из белых носков; целый зал затянут был белым мольтоном и залит
падающим сверху светом. Но особенно яркий свет излучала, как маяк,
центральная галерея, где продавались ленты, фишю, перчатки и шелка.
Прилавки исчезали под грудами белоснежных шелков и лент, перчаток и
платков. Вокруг железных колонок вились облака белого муслина, местами
перехваченные белым фуляром. Лестницы были убраны белыми драпировками - то
пикейными, то бумазейными; драпировки тянулись вдоль перил, опоясывали
залы и поднимались до третьего этажа. Казалось, белые ткани взлетели на
крыльях, там сбиваясь в кучу, тут рассыпаясь, как стая лебедей. А выше,
под сводами, белье ниспадало дождем пуха, снежным вихрем, крупными
хлопьями; белые одеяла и белые покрывала развевались в воздухе и
свешивались вниз, подобно церковным хоругвям; длинные полосы гипюра
пересекались и мелькали точно рои белых бабочек, неподвижно застывших в
полете; повсюду трепетали кружева, развеваясь словно паутина на летнем
небе и наполняя воздух своим прозрачным дыханием. Но величайшим чудом,
алтарем этого божества белизны был воздвигнутый в главном зале, над
отделом шелков, шатер из белых занавесок, спускавшихся со стеклянного
потолка. Муслин, газ, художественной работы гипюр стекали легкими волнами;
богато вышитый тюль и полотнища восточного шелка, затканные серебром,
служили фоном для этой исполинской декорации, похожей одновременно и на
алтарь и на альков. Это была какая-то гигантская белая постель, необъятное
девственное ложе, ожидавшее легендарную белую принцессу, которая должна в
один прекрасный день явиться во всем блеске своего величия, в белой
подвенечной фате.
Муре никогда еще не создавал ничего более грандиозного; это было
гениальное произведение великого декоратора. В водопаде белого, в
кажущемся хаосе тканей, словно наудачу упавших с опустошенных полок, была,
однако, своеобразная гармония; оттенки белого следовали и развертывались
друг за другом; они зарождались, росли и буйно расцветали как сложная
оркестровка фуги, созданная великим музыкантом и постепенно уносящая душу
в беспредельность. Всюду одно лишь белое, но сколько в нем было
разнообразия! Все эти оттенки белого высились одни над другими,
противопоставлялись, дополняли друг друга, достигая в конце концов сияния
дневного света. Белая симфония начиналась матовою белизной полотна и
шертинга, приглушенными белыми тонами фланели и сукна; затем шли бархат,
шелка, атласы - по восходящей гамме; мало-помалу на изломах складок белой
ткани начинали зажигаться огоньки; взлетая вверх, белизна занавесок
становилась прозрачной; она была насквозь пронизана светом в муслине,
гипюре, кружевах и в особенности в тюле, который был так легок, что
казался тончайшей музыкальной нотой, таявшей в воздухе; а в глубине
гигантского алькова еще оглушительнее пело серебро восточных шелков.
читальном зале, словно целый народ странствовал в занесенных снегом
просторах. По контрасту толпа казалась черной и напоминала конькобежцев на
льду какого-нибудь польского озера в декабре. В нижнем этаже волновалась,
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Херберт Фрэнк
Майер Стефани