тягчайшему покаянию.
произошло, - любезным и даже еще более любезным, чем обычно, голосом сказал
он. - Раз уже вы взялись за это дело, нужно довести его до конца. А что это,
я слышал, вы икру на свои деньги покупали? - перебил он себя, засмеявшись. -
Вот это уж совсем напрасная жертва. Я полагаю, что бюджет нашего института
не пострадал бы от приобретения зернистой икры.
и Лена каждый раз ругалась, потому что икра была дорогая. Но не могла же я,
в самом деле, звонить в Рыбтрест и от имени нашего высокопочтенного
института просить двести граммов икры на бедность!
толковать, отправляйтесь хоть завтра! Я уже распорядился выписать вам
командировку. И вот вам, Татьяна Петровна, мой совет на дорогу: до Саратова
поезжайте поездом, а от Саратова до Астрахани - пароходом. Вы бывали на
Волге?
несравненно приятнее. Итак, - он широким движением протянул мне руку, - как
говорят моряки: счастливого плавания и достижений!
устроились, и Лена - накануне отъезда мне удалось убедить Крамова послать со
мной Лену Быстрову - с таким жаром поблагодарила его, что он даже смутился.
Через несколько минут выяснилось, что он заходил во все каюты по очереди, но
все равно это было приятно, и несколько минут мы говорили о том, какой он
симпатичный, - загорелый, в ослепительно белом кителе и с седой бородкой.
заговаривали на палубе, нам прежде всего спешили сообщить, что "самая-то
красота" была вчера, а теперь до самой Астрахани пойдет степь и степь. Но и
степные картины были так хороши, что мы не могли на них наглядеться.
заваленных фруктами пристаней и базаров, новизной жизни большой реки, по
которой навстречу нашему теплоходу шли бесчисленные караваны с хлебом.
Маленькие пароходики, энергично пыхтя, тащили его в плоскодонных баржах,
большие лодки - баркасы - были нагружены им до самых бортов.
пароходов на поезда, с "воды на колеса", там, где к пристаням подходили
железнодорожные пути.
рыли землю, десятки деревень и сел были уже перенесены на новые места, а
другие деревни и села готовились к небывалому переселению. Строился канал
Волга - Москва, и отзвук этой огромной работы слышался повсюду: на
пристанях, где принимали и отправляли грузы для канала, в разговорах волжан,
ехавших с нами. И как же не похоже было все, что мы знали, на старую
репинскую и горьковскую Волгу!
старик с гуслями, точно сошедший с картины Васнецова, ехал на нижней палубе
- загорелый, худой. Слабым, но приятным голосом он пел о том, как
красок, постояв на носу, где весело было дышать ветром, сразу же врывавшимся
в грудь, так что начинало казаться, что еще мгновение - и ты взлетишь,
раздувшись, как шар, посидев на корме, где было настоящее сонное царство,
нагретое солнцем и жарким дыханием машины, мы покупали на очередной пристани
арбуз и отправлялись в каюту.
редко удавалось поговорить не об институтских делах. А между тем было одно
совсем не институтское дело, о котором Лене хотелось - я это знала -
поговорить со мной. Правда, это дело было давно "решено и подписано"
любителями сплетен, нашедшимися и в нашем институте. Но оказалось, что оно
было еще далеко не решено и представляло собой предмет тяжелых и даже
мучительных размышлений. Недаром же при одном упоминании о нем Рубакин
свирепел, а Лена становилась необычайно смирной и даже терялась, что было
вовсе на нее не похоже.
школьниками. Значит, он все время любил тебя - все эти годы, когда вы не
переписывались и ничего не знали друг о друге?
встретились в Анзерском посаде. Тогда, в Лопахине, была юношеская любовь, и
она прошла вместе с юностью. Мы встретились совсем другими, и это чувство
тоже стало другим.
полюбил бы так скоро.
значит, не любишь. Это неправда. Ведь ты же долго не могла понять?
проникало в самую глубину моей жизни. Не знаю, как тебе объяснить... Без
этих мыслей о нем у меня становилось пусто на душе. Ты понимаешь?
долго?
верхней, и Лена не знала, что я вижу ее лицо - бледное, с широко
расставленными, взволнованными глазами. Она гладко причесывалась последнее
время, и мне нравилось, что стал виден ее большой чистый лоб с незагорелой
полоской под волосами.
теперь"... Казалось, она хотела спросить меня, что это значит, но
передумала, должно быть, решила, что я не отвечу. И не ошиблась.
как-то перестаешь узнавать. Всегда я была решительная, а тут все думаю,
думаю. И ничего не могу придумать, только мучаю его и себя.
Правду, только правду, как бы это ни было трудно. И если ты не уверена,
колеблешься - не нужно бояться сказать ему об этих сомнениях. Не нужно
жалеть его, - сказала я, волнуясь, - потому что неправда, пусть самая
маленькая, может отравить вам лучшие годы. Впрочем, не вам - тебе.
сдержанный. Для того, чтобы глубоко узнать его, нужны, мне кажется, годы. Об
этой сдержанности я тоже догадалась не сразу. Зато когда догадалась, поняла
многое: и то, что он подшучивает над всеми, а на самом деле застенчив.
только потому, что относился к семейной жизни очень серьезно.
на рояле.
Расскажи мне еще что-нибудь о нем.
ты его действительно любишь.
только влюблялась, так что тогда все было совершенно другое. А теперь... Не
знаю, как это получается, но мне все время некогда, и я чувствую, что это
потому, что я тороплюсь поскорее увидеть его. У тебя было так с Андреем,
когда ты еще не знала, любишь ты его или нет?
навалены арбузы и дыни, качались на пятнистой воде. Суда стояли в два ряда,
так что для того, чтобы добраться до пристани, нужно было пройти через
другой пароход; шумная, разноцветная толпа двигалась повсюду - на
набережной, на ведущей в город дороге... И все это: люди, лодки, дорога,
мост через какую-то речку, на берегу которой спокойно лежали большие черные
свиньи, - все это было пропечено солнцем и пахло рыбой, нефтью, смолой. Это
была Астрахань - великое рыбное царство!
рыбный базар. Огромные темно-серые чудовища с острыми спинами, с острыми,
как пики, носами свисали с потолка вниз головой - осетры. Другие, тоже
страшные, лежали на прилавках, разинув тупые морды, - сомы. Длинные белые
Маккарти Кормак
Курылев Олег
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий