Чтение 85–й страницы книги ~Улица младшего сына~

Володя прижал трубку и услышал далекий, надсадный голос:

- Штаб? Это штаб? Это кто? Дубинин? Вовка? Слушай, это говорит Крупеня,
который на секторе "Волга". Слушай, скажи начштабу: немцы сбросили в шурф
бочки с горючим, а потом - мин штуки три. Взрыв, понимаешь... От горючей
смеси обшивка ствола занялась. Пожар получается. А тут склад у нас,
баталерка как раз рядом... Ты доложи скорей.

Володя быстро сообщил все Петропавловскому, который продолжал отдавать
какие-то приказания на другой сектор. Услышав о пожаре, Петропавловский
крикнул в свою трубку: "Минуту!" - и, оторвавшись от нее, бросил Володе:

- Скажи, сейчас примем меры - помощь пришлем. А ты, Володя, передай это и
беги за Манто. Пускай всех своих людей туда гонит.

Володя передал Крупене то, что ему сказал Петропавловский, и услышал в
трубку:

- Какие меры? Воды нет! И нас на карауле двое. Ежели уйдем от хода, немчура
полезет. Они уже совались сюда, да мы отогнали. Отойдем - опять полезут...
Чего, чего?.. Пришлете помощь, говорите? Скорей давайте! Кого? Повара? Яшу
Манто? На кой черт повара? Ну ладно, пусть повар идет, скорей только... А
то сгорим тут.

Через несколько минут в дымной галерее, которая примыкала к подземному
продовольственному складу, были уже Манто, Володя, Ваня Гриценко и тетя
Киля. Прибежал сюда и комиссар, обладавший удивительной способностью
вовремя, словно по наитию, попадать в самые опасные участки, где
требовалась срочная, решительная помощь. Склад уже окутало дымом. Свет
фонарей расплывался в мути. Впереди горели деревянные подпоры шахты, столбы
и доски крепления. Едкий дым стлался по галерее: ему не было выхода. Стена,
отделявшая галерею от вентиляционного шурфа, через который фашисты сбросили
мины, мягко рухнула, но шурф сверху завалило камнями.

Комиссар приказал надеть противогазы. Володя совсем забыл, что у него
имеется на боку спасительная сумка. У него уже больно резало и щипало
глаза. Слезы так и лили из них. Саднило горло. Кололо, как иглами, ноздри.

- Уйди ты отсюда! Беги, спасайся! - глухо прокричал Володе комиссар через
пульсирующую резину противогаза, которая то вспучивалась, то опадала от его
тяжелого дыхания. - Уходи! - гудел комиссар.

Но Володя неотступно следовал за ним в клубившуюся полутьму.

Теперь комиссар шел впереди, пытаясь светом своего фонаря пробить густой
слой дыма. Котло словно плыл в желто-сизых вязких волнах. Дым стлался
понизу и придавливал к земле огонь, маленькие язычки которого, потрескивая,
медленно подползали по доскам к складу. Дым не давал пламени быстро
распространяться, но оно со злым упорством, прожорливо, хотя и медленно,
подбиралось к продуктовой базе. Здесь было много горючего материала:
ящиков, стружек, досок. Не больше трех метров осталось пройти огню, чтобы
под землей забушевал гибельный пожар, который уже нельзя было бы затушить
никакими силами.

И ни капли воды не имели люди, прибежавшие сюда, чтобы бороться с огнем. Не
тащить же было мисками и стаканами последние остатки воды из резервуара,
укрытого Манто в надежном месте!

И тогда комиссар первый кинулся топтать пламя, глушить языки огня шапкой,
которую он держал в руках, после того как надел противогаз. Манто, Володя,
Ваня Гриценко и прибежавшие из камбуза женщины, не чувствуя ожогов, чуть не
голыми руками прихлопывали огонь, забрасывали его горстями известковой
выли. Кто-то из партизан притащил лопаты. Их расхватали в одно мгновение.
Теперь работа пошла более споро: лопатами черпали густую пыль, толстым
слоем покрывавшую каменный пол, закидывали ею огонь, сбивали пламя. На Яше
Манто уже два раза вспыхивала одежда, но он продолжал лезть в самый
огонь...

Где-то недалеко слышались выстрелы, ухали взрывы. Сверху доносился шум боя.
Гибель могла прорваться через любой ход и снаружи, а здесь, внизу, в густом
дыму, люди бились с огнем, который грозил теперь крепости из-под земли.

Володе стало нестерпимо душно в противогазе, должно быть плохо надетом. Он
сорвал с себя маску в стал ею бить пламя. Он слышал, как постреливают от
жара у него на голове спаленные волосы, зажмурил глаза, плотно стиснув
обожженные веки, и все бил и бил пламя, топтал его, но вдруг почувствовал,
что дыхание у него кончилось. Что-то завалило ему рот. В тот же миг как
будто большой камень ударил его по темени. Он упал лицом вперед, прямо в
огонь.

Подоспевший комиссар рывком ухватил Володю своими цепкими руками и вынес
обеспамятевшего мальчика из пекла.

Очнулся Володя в санчасти довольно скоро. Сперва ему показалось, что на
руках и на ногах у него лежат тяжелые камни и он поэтому не может
шевелиться; самая тяжелая глыба лежала на груди и не давала дышать. Володя
собрался с силами, перевел дух и почувствовал, что камень свалился куда-то
в сторону. Он повернулся на бок, беспомощно моргая глазами, которыми
уставился на Марину, растиравшую ему виски.

- Лежи, лежи! Надышался, - сказала она ему. - Надо ж было тебе в самое
полымя лезть!

- А комиссар?

- Комиссар уже где-то наверху воюет. Лежи спокойно - всђ потушили. Там уже
новую стенку теперь ставят у склада. Ну, герой, - добавила докторица, -
перетрусил, сознайся? А момент действительно был жутковатый. Всем бы нам
конец.

В голове у Володи шумело. Время от времени он испытывал какие-то нехорошие,
тупые толчки во всем теле и ничего не мог сделать с руками, ногами, которые
сами начинали дергаться; после этого все мышцы словно размякли и нельзя
было двинуться: руки и ноги становились как будто ватными.

В санчасть заглянул дядя Манто. Фартук у него обгорел; из-за пояса, рядом с
рукояткой кухонного ножа, свисал смятый противогаз с болтавшимся на ходу
толстым резиновым хоботом. На потном, закоптелом лице дяди Яши гуляла его
неистребимая улыбка. Он протянул Володе пончик:

- Ну, хлопчик, геройски действовал! Получай от имени камбуза.

Но Володя и видеть не мог пончика - так его мутило.

- А попить нет, дядя Яша?

- Водички, дорогой, больше не могу выдать. Ты свою двойную порцию утром
выпил. На тебе, хлопчик, мою фляжку. Мне что-то пить неохота.

Он быстро сел на край койки, приподнял Володину голову и чуть ли не
насильно сунул ему в рот горлышко своей фляги. Володя жадно хлебнул
несколько больших глотков и оттолкнул руку Манто. Ему стало лучше. Он уже
спустил ноги, чтобы бежать в штаб, но опять все закружилось перед его
глазами, и ему пришлось откинуться на подушки.

Он не знал, сколько часов пролежал так, ко всему безразличный, ничего не
слышавший. Но когда он очнулся, наверху все еще ухали - правда, реже -
раскаты взрывов, доносился треск выстрелов. Володя поднялся, держась за
стену. В санчасти никого не было. Потом близко послышался говор, учащенные
шаги. Простыня, закрывавшая вход в санчасть, заколебалась. Показавшаяся из
коридора Нина Ковалева отдернула ее в сторону, и Володя увидел Важенина,
Любкина и Шульгина, которые несли окровавленного лейтенанта Сергеева. Все
плечо и шея его были залиты кровью. Гимнастерка на груди была так разодрана
в клочья, словно кто-то мелкими щипцами выхватывал из нее по лоскутику.
Надя Шульгина поддерживала ладонями откинутую назад голову Сергеева. За ним
внесли еще кого-то, завернутого с головой в плащ-палатку, протекшую кровью.

Лейтенанта уложили на койку. Марина попросила всех выйти. Володя вышел за
простыню, висевшую у входа, и узнал подробности несчастья, которое
стряслось в секторе "Киев".

Там разыгралась решающая схватка партизан с гитлеровцами. Немцы пытались
войти в каменоломни через этот сектор по трем параллельным штольням,
которые они расчистили взрывами. Фашисты шли, заливая путь под землю
ослепительным светом мощных прожекторов. Сюда были брошены главные силы
наступавших, а в группе Сергеева, которая должна была остановить их,
насчитывалось, даже после того как на помощь ему подоспели Москаленко,
Дерунов и Пекерман, всего лишь девять человек. Правда, здесь были все
отборные, испытанные люди: Важенин, Шустов, Юров, Емелин, Любкин.

Немцы действовали очень осторожно. Они теперь оставляли на своем пути
охранение у каждого бокового прохода.

Группа Сергеева отступила к перекрестку галерей, сходившихся к наклонному
коридору, который шел в нижний ярус, к сердцу подземной крепости. Здесь и
организовали оборону. Нельзя было пропустить врага дальше.

Бой произошел как раз над штабом отряда, расположенным на втором горизонте
каменоломен. Петропавловский со своего поста тревожно прислушивался к тому,
что происходило над его головой.

Дела там сложились неблагоприятно для партизан. Был тяжело ранен Дерунов,
стоявший в засаде, но на мгновение оказавшийся в луче прожектора. Сменивший
его старый, опытный партизан Пантелей Москаленко притаился в боковом
проходе. Он ждал, когда по основному коридору пройдут солдаты, несущие
прожектор, и собирался гранатой уничтожить источник света, который очень
облегчал положение противника. Но не заметил старый партизан, как обошли
его гитлеровцы сзади. Он оказался зажатым в поперечной галерее, соединявшей
два основных хода. Увидев позади себя отсветы второго прожектора, ползущие
по большой галерее, Москаленко, уже сражавшийся в этих каменоломнях в
девятнадцатом году, понял, в какую беду он попал. Надежды скрыться не было:
спасительная темнота покинула его. И тогда Москаленко решил пойти на
прорыв, и уж если погибать, то с такой музыкой, которая долго будет стоять
в ушах гитлеровцев...

Медленно наливалась светом галерея за ним. Москаленко стоял, прижавшись к
стене. Он пока еще был в тени. У него осталась одна граната. Ею он думал
взорвать прожектор вместе с солдатами, которые тащили его, и,
воспользовавшись темнотой, пробиться в другие ходы. Но все вышло не так,
как наметил Москаленко.

То ли дрогнула рука у старого партизана, то ли просто очень не повезло ему,
но запущенная им граната ударилась о каску гитлеровского солдата,
откатилась к стене и разорвалась здесь же, в боковом штреке. Москаленко
видел, как подкосило и заволокло густой пылью стоявших в проходе троих