что он тут наплел! Все это ложь! Сплошная ложь! - твердил он, как бы желая
убедить самого себя.
напускное презрение к диагнозу Ренвика, слово "рак" во всем своем жутком
значении жгло ему мозг. Рак матки! Самая отвратительная из форм этой
ужасной болезни! Он усиленно делал вид, что не верит, а между тем
уверенность уже просочилась в его душу, властно охватила ее.
сами по себе. Значит, ее больной вид не был притворным, а все, что она
проделывала в спальне, крадучись, тайком от него, - не неприличием, а
горестной необходимостью.
перешла к нему? Ничего не зная о способах заражения, он раздумывал, мог ли
он заразиться, и воспоминания о прежней физической близости с женой, об их
соприкосновениях нахлынули на него, вызывая в нем ощущение нечистоты. Он
невольно окинул взглядом свое мускулистое тело, словно ища уже на нем
зловещих признаков болезни. Осмотр его успокоил, но эта мысль вызвала
легкий прилив негодования на жену. "Неужели она не могла лучше следить за
собой?" - пробормотал он, как будто она была до известной степени сама
виновата в своей болезни. Он встряхнулся, вздохнул всей могучей грудью,
стремясь избавиться от гнетущих и противоречивых мыслей.
куда редко заходил, и, сидя в этой неуютной комнате, снова принялся
обдумывать, что ему делать. Конечно, то, чем он грозил Ренвику, нужно
выполнить и пригласить доктора Лори. Но он уже понимал, что это
бесполезно. Его колкие слова были продиктованы только грубым желанием
оскорбить, в душе же он знал, что Лори далеко не такой хороший врач, как
Ренвик.
клеймом этой ужасной болезни, она стала ему еще противнее, чем была. Ему в
тягость была и она, и моральная обязанность навестить ее. Торопливо
отогнав мысль о ней, он стал думать о том, как быть с хозяйством. "Ну и
кутерьма, - говорил он себе. - Не лучше, чем у меня в делах!" Его суровое,
тяжелое лицо выражало растерянность, почти трогательную, смягчившую его
жесткость, вытеснившую злобу, разгладившую морщины на лбу. Но это было
огорчение только за себя самого. Он думал не о жене, а о себе, жалел себя,
Джемса Броуди, на которого обрушилось столько неприятностей.
мужчина среди всех этих незаслуженных несчастий! Не мало тебе приходится
переносить!
очень трудно взбираться по лестнице. Перед комнатой миссис Броуди он
помедлил, но заставил себя войти. Она слышала его шаги на лестнице и,
повернувшись к двери, встретила его заискивающей, умоляющей улыбкой.
встать, но не могла. Мне, право, очень жаль, что причинила тебе такую
неприятность. Хорошо ли тебе приготовили завтрак?
лица, впадины на висках и у губ, худобу точно сразу истаявшего тела. Он не
находил, что сказать. Он так давно не обращался к ней ни с единым ласковым
словом, что язык отказывался произнести такое слово, и эта нерешительность
вызывала чувство неловкости. Он привык в жизни командовать, требовать,
карать, бичевать; он не умел выражать сочувствие, И он безнадежно смотрел
на жену.
истолковав его взгляд. - Я непременно встану через день или два. Он
говорит, что мне нужно немножко полежать. Я постараюсь как можно скорее
встать, чтобы не причинять тебе неприятностей.
Лежи себе спокойно, пока я позову доктора Лори, чтобы он попробовал тебя
вылечить.
понравился доктор Ренвик - я чувствую, что он меня поставит на ноги! Он
такой добрый и ученый. От его лекарства мне сразу стало легче.
Раньше он выразил бы свою волю, ничуть не интересуясь, как жена к этому
отнесется: теперь же, в этом новом положении, в котором и она и он
очутились, он не знал, что сказать. Он решил позвать Лори, но, сделав над
собой усилие, изменил ответ, просившийся на язык:
позволит ей лечиться у Ренвика, она непременно умрет. Ей понравилась
спокойная уверенность доктора, она расцветала от его непривычного для нее
ласкового внимания. Она бессознательно тянулась душой к этому человеку,
спасшему ее дочь. И он уже говорил с ней о Мэри, восхищаясь терпением и
мужеством молодой девушки во время тяжелых испытаний и почти смертельной
болезни. Теперь она сразу почувствовала, что муж против ее желания. Она
знала, что спорить с ним нельзя, и поспешила его задобрить.
Надо кому-нибудь заботиться о тебе. Не можешь же ты отказаться от своих
удобств!
об этом.
конечно, придется встать, как только будет можно, но пока следовало бы
нанять кого-нибудь, какую-нибудь девушку, которая будет стряпать тебе все
так, как ты любишь. Я бы ей все объяснила, научила бы ее, как надо все
делать, как варить бульон, чтобы он был тебе по вкусу, сколько держать
кашу в печке, как проветривать твое теплое белье и...
что держать прислугу стоит денег? Что, она воображает, будто он купается в
деньгах? Он хотел уничтожающим ответом сразу заткнуть ей рот, прекратить
эту пустую болтовню. "Что, она считает меня беспомощным младенцем? -
подумал он. - Или воображает, что в доме нельзя без нее обойтись?" Но он
знал, что если только откроет рот, то выпалит какую-нибудь грубость, -
выбирать выражений он не умел, - и поэтому, крепко сжав губы, хранил
сердитое молчание.
можно ли рискнуть заговорить о том, что лежало у нее на сердце. Его
необычная кротость придала ей храбрости, и она вдруг выпалила, не переводя
дыхания:
может быть, мы напишем Мэри, чтобы она вернулась домой?
слетело с него, и, теряя власть над собой, он заорал:
имени ее упоминать. Она вернется сюда только в том случае, если приползет
на коленях. _Мне_ просить ее вернуться! Никогда! Я этого не сделаю, хотя
бы ты лежала на смертном одре!
медленно просыпался страх.
больше этого страшного слова. Я еще не хочу умирать. Я поправлюсь. Я скоро
встану.
вкоренившаяся за полжизни привычка всегда в его присутствии носить маску
веселой бодрости. Не понимал он и того, что желание выздороветь вызывалось
настоятельной необходимостью выполнить те бесчисленные жизненные задачи,
которые не давали ей покоя.
воспаление. Когда оно пройдет, ко мне, я уверена, очень скоро вернутся
силы. Это лежание в кровати мне совсем не по душе - у меня столько дел, о
которых надо подумать!.. (Ее беспокоил вопрос об уплате долга). Так,
разные пустяки, но о них, кроме меня, некому позаботиться, - добавила она
поспешно, словно испугавшись, что муж прочтет ее мысли.
своей болезни, тем больше крепло в нем убеждение, что она не перенесет ее.
Чем больше она говорила о будущем, тем более ничтожной казалась она ему.
Будет ли она так же жалка перед лицом смерти, как была жалка в жизни? Он
тщетно придумывал какой-нибудь ответ. Но что он мог сказать обреченной и
не подозревающей об этом женщине?
благодарностью предположила, что его мирный тон означает кроткую
снисходительность по случаю ее болезни, нечто вроде того чувства, которое
побуждало ее ходить по дому на цыпочках в тех редких случаях, когда он
заболевал и она ухаживала за ним. Но ее поразило что-то странное в его
взгляде, и она вдруг спросила:
чего-нибудь такого, что он скрыл от меня, а? Он долго пробыл внизу.
рассеянно воспринимает ее вопрос и не может найти надлежащего ответа.
знать правду. Говори же!
место волнению и тревоге.
ней. У него не хватило ни сострадания, ни такта, а в эту минуту - и
находчивости, чтобы солгать. Он был пойман врасплох, как зазевавшийся
зверь в ловушку, он в замешательстве стоял перед этим хрупким, уже